Верхняя Кубань

Каза́чья Ве́рхняя Куба́нь — территория проживания казаков в предгорьях северной части Большого Кавказа, являющаяся ныне западной и северной частью Карачаево-Черкесской Республики и крайней южной частью Ставропольского края (субъектов Российской Федерации).

История

Эта территория с первой половины XIX века (по русско-турецкому Адрианопольскому миру 1828) вошла в состав России и после заселения линейными кубанскими казаками c 1860 стала их административным образованием Баталпашинский отдел Кубанской войсковой области.

С 1918 здесь устанавливается советская власть. С 1 апреля 1918 территория была частью Кубанской Советской Республики, с 28 мая 1918 — частью Кубано-Черноморской Советской Республики, с 5 июля 1918 по декабрь 1918 — частью Северо-Кавказской Советской Республики, с 20 января 1921 — частью Горской Автономной Советской Социалистической Республики.

26 апреля 1926 постановлением ВЦИК из состава КЧАО выделены Баталпашинским и Зеленчукским районы, которые 30 апреля 1928 постановлением ВЦИК объединены с Черкесским Национальным Округом (также ранее выделенным из КЧАО) в Черкесскую Автономную Область (в составе Ставропольского края) с центром в станице Баталпашинской (переименованной затем в город Сулимов, Ежово-Черкесск и наконец — Черкесск). C 9 января 1957 территория стала частью воссозданной Карачаево-Черкесской Автономной Области (в составе Ставропольского края).

К 1990-м гг. казаки и русские составляли 67 % населения Зеленчукского, 77 % — Урупского района, 67 % — города Черкесск и большинство в западной части Прикубанского и в восточной части Усть-Джегутинского (составлявших ранее Баталпашинский) районов Карачаево-Черкесии.

9 июня 1990 на учредительном круге создано Зеленчукское казачье товарищество. В 1991 создано «Верхнекубанское казачье товарищество» (региональная организация казачества, объединяющая все товарищества казаков на территории Карачаево-Черкесии, входящая в Баталпашинский отдел Кубанского казачьего войска), которое в союзе с обществом «Славяне Карачаево-Черкесии» образовало общественно-политическое движение «Русь», объединяющее русское население и казачество.

30 ноября 1990 КЧАО вышла из состава Ставропольского края и стала Карачаево-Черкесской Советской Социалистической Республикой (КЧССР) в составе РСФСР (что утверждено постановлением Верховсного Совета РСФСР 3 июля). Также национальными движениями Карачаево-Черкесии были высказаны требования о её разделении на отдельные автономии, что после многодневных многотысячных митингов было отражено 3 декабря 1991 в постановлении Верховного Совета Карачаево-Черкесии с обращением к федеральному центру о признании отдельных республик.

В связи с этим, казаки на созванных съездах приняли решение об организации собственных автономий.

При поддержке русского населения на съездах депутатов всех уровней территории были провозглашены: 10 августа 1991 — Баталпашинская Казачья Республика со столицей в Черкесске и 19 августа 1991 — Зеленчукско-Урупская Казачья Советская Социалистическая Республика со столицей в станице Зеленчукская.

Создание казачьих республик поддержал II Большой Круг Союза казаков, прошедший 7-10 ноября 1991 в Ставрополе.

30 ноября 1991 была провозглашена объединённая Верхне-Кубанская Казачья Республика со столицей в станице Зеленчукская, которая вошла в Союз Казачьих Республик Юга России, провозглашённый 20 ноября 1991 со статусом союзной республики в предполагавшемся новом союзном государстве (ССГ).

В январе 1992 Президент России Б. Н. Ельцин был готов признать разделение Карачаево-Черкесии и внёс на рассмотрение в Верховный Совет РСФСР проекты законов «О восстановлении Карачаевской автономной области и Черкесской автономной области в составе Российской Федерации». Была образована комиссия Верховного Совета по образованию трёх автономной областей — Карачаевской, Черкесской, Баталпашинской.

28 марта 1992 состоялся референдум, на котором большинство населения территории высказалось за разделение Карачаево-Черкесии и утверждение казачьей автономии. Однако в связи с иными общими официальными результатам (которые небезосновательно оспариваются многими), разделение узаконено не было — осталась единая Карачаево-Черкесия, с 16 октября 1992 ставшая Карачаево-Черкесской Республикой.

11 февраля 1995 "объединённый съезд черкесов, абазин и русских" принял решение о восстановлении Черкесской Автономной Области в составе Ставропольского края, что вновь не было утверждено.

Ссылки

• [www.budgetrf.ru/Publications/Magazines/VestnikSF/2005/vestniksf263-11/vestniksf263-11030.htm]
• [millet.narod.ru/smirnova2.html]
• [www.hrono.ru/heraldicum/russia/subjects/karacaj.htm]
• [web.archive.org/web/20070927173439/www.carnegie.ru/ru/pubs/books/volume/219011cherkess.pdf]

Отрывок, характеризующий Верхняя Кубань

Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».