Верховая езда

Верховая езда — вид спорта с давней историей и один из олимпийских видов спорта.

Историческая справка

Впервые лошадь оказалась под седлом человека в Азии; приписывают это одному из скифских племён. Европейцы позаимствовали этот способ передвижения у персов, главным образом в военных целях, и сразу же достигли в этом отношении большого искусства; большой популярностью пользовались конницы фессалийская и фракийская; этому способствовало учреждение в Греции, а затем и Риме и особых академий верховой езды. Надо, однако, заметить, что в эпоху римского владычества кавалерия представляла собой лишь вспомогательный вид оружия и вообще была недостаточно квалифицированной. Именно искусство езды не могло достичь большой высоты, потому что ездили и греки, и римляне без седел и стремян, и без достаточной уверенности в посадке у них поэтому не могло быть удачного военного применения данного навыка. Тем не менее, их посадка была практичной и легкой. Её изменение последовало вслед за изобретением седла, а затем, позже, тяжелых рыцарских доспехов. Затем изменения в верховой езде обусловливались военными и тактическими требованиями, предъявляемыми кавалерии, в отношении же любителей — требованиями моды на тот или иной род верхового спорта.

Особенности верховой езды у разных народов

Верховая езда со времени введения её у цивилизованных народов резко разделилась на два рода: простое использование коня без предварительного его обучения и воспитания, с употреблением только некоторых приемов, имеющих целью подчинить его волю воле всадника, и езда на лошадях, приготовленных для этой цели по известным правилам известной школы. Восточные народы преимущественно пользовались первым способом, будучи природными кавалеристами, с малых лет знакомые с лошадью. Таким способом по настоящее время ездят все азиатские народы, жители Южной Америки (ковбои), отчасти российские и украинские казаки и коренные жители Кавказа, а также большинство наездников-самоучек, например, фермеры, крестьяне и т.д.

Нельзя не заметить, что так называемые природные всадники также имеют некоторые строго определенные правила верховой езды, выработанные практикой и передаваемые из поколения в поколение, казакам же пришлось вследствие тактических требований принять некоторые приемы и правила культурных наездников, тем не менее оставив в основе езды свои принципы. Все европейские народы приняли искусственный способ верховой езды, который в течение многих веков подвергся многочисленным изменениям, и в настоящее время еще нельзя говорить о том, что даже общие принципы верховой езды, не только отдельные, более мелкие правила, установлены вполне определенно и считались бы бесспорными.

См. также

• Конный спорт

Отрывок, характеризующий Верховая езда

Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.