Верховский, Владимир Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Павлович Верховский
Место рождения

сельцо Толпеки, Ельнинский уезд, Смоленская губерния

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Российский императорский флот

Годы службы

1854—1908

Звание

адмирал

Командовал

корвет «Память Меркурия»
клипер «Алмаз»
башенная лодка «Чародейка»
императорская яхта «Ливадия»
броненосец «Пётр Великий»

Сражения/войны

Крымская война

Награды и премии

Влади́мир Па́влович Верхо́вский (28 апреля 1837[1][2] или 1838[3], сельцо Толпеки, Смоленская губерния — 23 июня 1917, Петроград) — адмирал русского флота (1904).



Биография

Владимир Верховский родился в селе Толпеки Елнинского уезда Смоленской губернии в семье местного помещика отставного капитан-лейтенанта Павла Михайловича Верховского.

Поступив в Морской кадетский корпус, юный моряк в чине гардемарина на 72-пушечном корабле «Бородино» под командованием капитана 2-го ранга А. И. Борисова участвовал в обороне Кронштадта от возможной атаки англо-французской эскадры, а в августе 1854 года участвовал в походе русской эскадры под командованием адмирала П. И. Рикорда к Красной Горке.

4 мая 1855 года Владимир Верховский окончил Морской кадетский корпус с производством в чин мичмана и оставлением для дальнейшего обучения в Офицерском классе. На 128-пушечном корабле «Россия» под командованием капитана 1-го ранга Поплонского он в составе 3-й флотской дивизии под командованием вице-адмирала Я. А. Шихматова участвовал в обороне Свеаборга и 28 июля 1855 года на пароходе «Густавсверт» находился под непрерывным огнём кораблей англо-французского флота, защищая вход на рейд. В 1856 году был награждён светло-бронзовой медалью «В память войны 1853—1856 гг.».

В 1858 году Верховский окончил Офицерский класс с производством в чин лейтенанта и следующие две компании плавал по Балтийскому морю.

В 1861—1862 годах в должности старшего офицера корвета «Рында» под командованием капитана 2-го ранга Г. Сфурс-Жиркевича совершил переход из Кронштадта на Дальний Восток.

В 1863 году в должности старшего офицера корвета «Калевала» под командованием капитан-лейтенанта Ф. Н. Желтухина лейтенант Верховский участвовал в описи залива Петра Великого, а в 1863—1864 годах в составе эскадры под командованием Свиты Его Императорского Величества контр-адмирала А. А. Попова совершил переход в Сан-Франциско и в 1865 году вернулся в Кронштадт.

В 1866—1869 годах в должности старшего офицера на паровом фрегате «Дмитрий Донской», башенной лодке «Единорог» и корвете «Львица» плавал в Балтийском и Чёрном морях. В 1868 году был произведен в чин капитан-лейтенанта и ему было предоставлено право ношения знака за окончание Офицерского класса. В 1869 году был награждён португальским орденом Зачатия Пресвятой богородицы кавалерского креста.

В 1870—1871 годах Верховский командовал корветом «Память Меркурия», в 1873 году — клипером «Алмаз», в 1873—1877 годах — башенной лодкой «Чародейка». В 1875 году он был награждён шведским орденом Меча кавалерского креста. В 1876 году он был произведен в чин капитана 2-го ранга и в том же году состоял флаг-капитаном при командующем Учебным минным отрядом контр-адмирале К. П. Пилкине.

В 1877 году Верховский был отчислен от командования броненосной лодкой за постановку по неосторожности «Чародейки» на камни банки Эстер-Грунд.

Во время заключительного этапа русско-турецкой войны находился в Сан-Стефано при действующей армии в распоряжении генерал-адъютанта А. А. Попова.

После окончания военных действий в 1878 году командовал отрядом кораблей в Мраморном море в составе пароходов «Владимир» и «Великий князь Константин» и в том же году был награждён светло-бронзовой медалью «За русско-турецкую войну 1877—1878 гг.».

В 1877 году был назначен заведующим Минным Офицерским классом и осенью 1878 года был командирован в Англию, Францию, Германию для осмотра электрического офсвещения по системе Яблочкова. По возвращению он в 1879 году был произведен «за отличие» в чин капитана 1-го ранга и назначен командиром императорской яхты «Ливадия».

В 1882 году по инициативе контр-адмирала К. П. Пилкина и Верховского в Кронштадте была создана Водолазная школа. Заслуги Владимира Павловича в деле развития минного оружия на флоте были отмечены награждением его в 1883 году орденом Св. Владимира 3-й степени и пожалованием перстня с рубином и бриллиантами. Также он был награждён серебряной медалью «В память Священного коронования Императора Александра III».

В 1885 году Верховский был отчислен от заведования Минным Офицерским классом и назначен командиром броненосного корабля «Пётр Великий». В мае того же года ему была пожалована аренда в 1200 рублей на шесть лет.

В 1887 году Верховский был произведен в чин контр-адмирала с назначение начальником отряда судов Морского училища, а в 1889 году был назначен помощником начальника Главного Морского штаба. В 1888 году был награждён прусским орденом Короны 2-й степени со звездой.

28 мая 1890 года Владимир Павлович был назначен главным командиром Санкт-Петербургского порта, а 28 марта 1893 года был произведен в чин вице-адмирала. В 1896 году Верховский был переведен на должность начальника Главного управления кораблестроения и снабжения. Его деятельность на этом посту способствовала упадку русского флота, завершившемуся поражением в Цусимском сражении. Тем не менее, 6 декабря 1899 года он был награждён орденом Белого орла. 14 апреля 1902 года Владимир Павлович был назначен членом Адмиралтейств-совета. 1 января 1903 года он был награждён орденом Св. Александра Невского, а в 1904 году был произведен в чин адмирала.

В 1908 году, после шестилетнего прибывания в Адмиралтейств-совете, адмирал Верховский был уволен в отставку.

Его именем названы острова в Японском море и незначительный мыс на южном берегу гавани Тихая Пристань в заливе Ольги.

Семья

Отец — Павел Михайлович Верховский (? — после 1833), отставной капитан-лейтенант, помещик Сычёвского уезда.

Братья:

  • Николай Павлович (02.03.1828, сельцо Толпеки Ельнинского уезда Смоленской губернии — 1888 или 1889)
  • Дмитрий Павлович — окончил Морской кадетский корпус (14.05.1856), произведён в чин Мичмана (18.08.1847). В чине лейтенанта служил в Черноморском флоте. Состоял в гарнизоне Севастополя, на 4-м бастионе, контужен, кавалер орденов. Уволен от службы капитан-лейтенантом (1862).

Супруга — Ольга Семёновна.

Дочь — Ольга Владимировна. Её супруг — Модест Константинович Кедров, офицер флота, сын профессора, директора Императорского историко-филологического института К. В. Кедрова. Их дочь — Ольга Модестовна (1894—1914), похоронена рядом с дедом на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга.

Напишите отзыв о статье "Верховский, Владимир Павлович"

Примечания

  1. Верховская Л. А.. Родословная дворян Верховских Смоленской губернии / Ред. Д. П. Шпиленко. — М. : Старая Басманная, 2010. — 310 с. — 250 экз. — ISBN 978-5-904043-36-0.</span>
  2. [morskoy-spb.ru/BookLibrary/00003-Bukva-V-ofitseryi/VERHOVSKIY-Vladimir-Pavlovich.html Картотека офицеров РИФ: Верховский Владимир Павлович](недоступная ссылка — история) : [[web.archive.org/web/20141021091730/morskoy-spb.ru/BookLibrary/00003-Bukva-V-ofitseryi/VERHOVSKIY-Vladimir-Pavlovich.html арх.] 21.10.2014] // Морской Санкт-Петербург. </li>
  3. Волков С. В. [books.google.com/books?hl=ru&id=Y6ctAQAAIAAJ&dq=Владимир+Павлович‎+Верховский&focus=searchwithinvolume&q=%22Владимир+Павлович‎%22+%2228+апр.%22 Генералитет Российской империи] : Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II : в 2 т. — М. : Центрполиграф, 2009. — Т. 1. — С. 253. — 757 с.
  4. </ol>

Отрывок, характеризующий Верховский, Владимир Павлович

– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.