Верхратский, Иван Григорьевич

Иван Григорьевич Верхратский (укр. Іван Верхратський; * 24 апреля 1846, Бильче-Золотое — † 29 ноября 1919, Львов) — известный галицкий натуралист, педагог, языковед, писатель, общественный деятель, исследователь языка и фольклор в лемков. Псевдонимы — Гороховский Любарт, Спивомир Любарт, Лосун, Подоляк, Уховертка и другие

Биографические сведения

Иван Григорьевич Верхратский (псевдонимы - Любарт Горовский, Лосун, Подоляк, Уховертка и др.). Родился 24 апреля 1846 года в селе Бильче, теперь Бильче-Золотое Борщевского района. В 1848 г. умер его отец и мать осталась с четырьмя детьми. Впоследствии она переехала во Львов и здесь И. Верхратский поступил в обычную школу, а позже — в гимназию.

В 1868 окончил философский факультет Львовского университета, позже курс природоведения в Краковском университете (1874). Преподавал естествознание в украинских гимназиях Дрогобыча (среди его учеником был И. Франко), Станислава и Львова.

Занимался исследованием юго-западных украинских говоров и диалектов.

Большое внимание уделял изучению лемковского фольклора в Словакии. В 1897 и 1899 гг. совершил туда научные поездки.

Первая работа, посвященная фольклору лемков южных склонов Карпат - «Гоя Дюндя и собиткы на Венгерской Руси» (1899), в которой дано описание основных календарных обычаев, сропровождавшихся весенними песнями (сëла Вапенник, Петрина, Дрично, Збойные). Обряд собиток записан в с. Бодружал. Богатый материал, охватывающий 36 сел Лабирщины, Бардиевщины и Спиша, изложил в монографии «Знадоби к познанию венгерско-русских говоров» (1901).

Говору лемков северных склонов Карпат он посвятил монографию «Про говор галицких лемков» (Львов, 1902), ставшую монументальной работой в этой области, не потерявшей поныне научной ценности. Книга состоит из введения «Грамматика», «Примеров беседы галицких лемков», куда входят рассказы и поговорки из разных сëл, загадки, пословицы, песни и «Словаря».

Был действительным членом Научного общества им. Шевченко во Львове и первым председателем его математическо-естественно-медицинской секции.

Верхратский — основоположник украинской научной терминологии по естествознанию.

В 1880 году издавал журнал «Денница».

Умер 29 ноября 1919 года. Похоронен на Лычаковском кладбище во Львове.

Публикации

Автор научных работ по украинской диалектологии и лексикологии:

• «Знадоби до словаря южнорусского» (1877);
• «Знадоби к познанию венгерско-руских говоров» (1899 −1901),
• «Про говор галицких лемков» (1902) и др..

И. Верхратский заложил основы украинской научно-естественной терминологии трудом «Начала к уложению номенклатуры и терминологии природописно, народной» (1864 −1879).

Написал учебники для гимназий по ботанике, зоологии и минералогии. Переводил с польского и русского языков.

Литература

• Жадько В. А. Украинских некрополь.-К., 2005.-С.141.
• Верхратский И. Два приятеля; Ворона и рак: [Стихи] / / М.: Тернопольская литературная. Доп. № 4. — Тернополь, 1992. — Вып. 2. — Ч. 1. — С. 16 −17.
• Вадзюк А. Выдающиеся естествоиспытатели — члены НТШ / / Биология и химия в школе. — 1998. — № 3. — С. 53.
• Верхратский Иван / / Украинская литература в портретах и справках: Давняя литература — литература XIX в. — К., 2000. — С. 44 −45.
• Иван Верхратский (26.04.1846 −29.11.1919) — филолог, писатель, естествоиспытатель / / Дивослово. — 2003. — № 12. — С. 51 −57; фотографическое.
• Курляк И. Содержание и методика преподавания естественных наук в первых украинских гимназиях / / Путь образования. — 1997. — № 1. — С. 48 −51. С. 49: О учебник биологии И. Верхратского.
• Хомляк М., Шендеровский В. Иван Верхратский (1846—1919) — естествоиспытатель, филолог, педагог, писатель / / Выдающиеся личности Тернопольщины: биогр. сб. — К., 2003. — С. 34 −35; фотографическое.
• Верхратский Иван Григорьевич (26.04.1846 −29.11.1919) — укр. естествоиспытатель, педагог, филолог / / УСЭ. — 2-е изд. — М., 1978. — Т. 2. — С. 201.
• Верхратский Иван (1846—1919) / / Энциклопедия украиноведения / Под ред. В. Кубийовича. — Львов, 1993. — Т. 1. — С. 234.
• Верхратский Иван (26.04.1846 −29.11.1919) — укр. естествоиспытатель, диалектолог, поэт, переводчик / / Ткачев С., Ханас В. 250 имен на карте Тернопольщины: Польско-укр. культ. отношения. — М., 1996. — С. 14.
• Парасин Н. Верхратский Иван Григорьевич (псевд. — Любарт Горовский, Любарт Спивомир, Лосун, Петр Правдолюб, Подоляк, Иван Уховертка; 26.04.1846, с. Бильче, сейчас Бильче-Золотое Борщев. Района — 29.11.1919, г. Львов) — педагог, языковед, естествоиспытатель / / ТЭС. — Тернополь, 2004. — Т. 1. А-И. — С. 252—253; фотографическое.
• Литература к знаменательным и памятным датам Тернопольщины на 2001 год / Сост. М. Друневич. — М.: Астон, 2000. — 100 с. С. 28 −29: О И. Верхратского.

Ссылки

• [www.naturalist.if.ua/?p=160 Один человек: Ян Григор Верхрадський (на www.naturalist.if.ua/)]
• [ukrcenter.com/Література/50340/Іван-Верхратський Биография и произведения в библиотеке Украинского центра]

Отрывок, характеризующий Верхратский, Иван Григорьевич

Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».