Веснин, Леонид Александрович

Леонид Александрович Веснин
Основные сведения
Дата рождения	28 ноября (10 декабря) 1880(1880-12-10)
Место рождения	Юрьевец, Костромская губерния, Российская империя (ныне Ивановская область)
Дата смерти	8 октября 1933(1933-10-08) (52 года)
Место смерти	Москва, СССР
Работы и достижения
Учёба:	ПИГИ (не окончил) ИАХ (1909)
Награды

Леони́д Алекса́ндрович Весни́н (28 ноября (10 декабря) 1880, Юрьевец — 8 октября 1933, Москва) — русский и советский архитектор и преподаватель, один из братьев Весниных.

Биография

Леонид Александрович Веснин родился 28 ноября (10 декабря) 1880 года в купеческой семье в небольшом волжском городке Юрьевец. Леонид был старшим из трёх братьев: Виктор родился 28 марта 1882 года, Александр — 16 мая 1883 года. В принадлежавшей матери будущих братьев-архитекторов небольшой усадьбе на берегу Волги на окраине Юрьевца прошли первые годы их жизни. С раннего возраста родители поощряли интерес сыновей к изобразительному искусству, который перерос в увлечение архитектурой.

В 1899 году окончил Московскую практическую академию коммерческих наук и в 1900 году поступил на архитектурное отделение Петербургского института гражданских инженеров (ПИГИ) в класс профессора Л. Н. Бенуа. По примеру Леонида в 1901 году в ПИГИ поступили и младшие братья. В столице братья жили вместе, одновременно с учёбой продолжая заниматься рисунком и живописью в студии художника Я. Ф. Ционглинского. Отец Весниных к тому времени разорился и заботу о младших братьях взял на себя Леонид; Виктор и Александр сохранили почтительное отношение к Леониду до конца его жизни. В годы первой русской революции Веснины принимали участие в забастовках и демонстрациях, работали в политическом Красном Кресте, студенческом старостате. После закрытия ПИГИ как очага студенческого революционного движения, а также в связи с трудным материальным положением отца архитекторов, Леонид вместе с братьями прервал обучение и переехал в Москву, где начал работать в архитектурных мастерских известных зодчих — И. А. Иванова-Шица, Р. И. Клейна, П. П. Висьневского, Н. П. Милюкова и других. В Москве Леонид вместе с братьями также продолжил заниматься рисунком вначале у художника К. Ф. Юона, а затем в организованной на своей квартире студии вместе с братьями и В. Е. Татлиным. По приглашению А. В. Щусева Леонид вёл реставрацию Васильевской церкви в Овруче. В 1909 году Л. А. Веснин окончил архитектурное отделение Императорской Академии художеств со званием архитектора-художника. После получения диплома Веснин приступил к выполнению первого самостоятельного заказа на строительство загородного дома В. А. Носенкова в подмосковном Иванькове.

С самого начала творческого пути братья Веснины начали работать над проектами совместно. Как отмечает исследователь советского авангарда С. О. Хан-Магомедов, определить долю участия каждого из братьев в их совместных проектах чрезвычайно сложно. Однако, «Особенно чётко в коллективных работах Весниных выделялись амплуа Леонида и Александра…<…> Леонид Александрович был непревзойдённым мастером проработки планов, скрупулёзного учёта требований программы и тщательного подхода к функциональной стороне проекта…».

В начале 1910-х годов Леонид вместе с братьями принимал участие в многочисленных конкурсах, проводимых Московским архитектурным обществом (МАО). Определённую известность Весниным принесло участие в конкурсах на проект здания Московского училища живописи, ваяния и зодчества (первая премия) и дома МАО. В 1913—1916 годах братьями была осуществлена первая крупная самостоятельная работа — дом-особняк Д. В. Сироткина в Нижнем Новгороде, выполненный в духе русского классицизма. В дореволюционный период Веснины работали в основном в Москве. Среди московских работ братьев Весниных дореволюционного периода исследователи их творчества выделяют доходный дом Н. Е. Кузнецова на Мясницкой улице (1910), фасад Главного почтамта на той же улице (1911), здание банка и торгового дома Юнкера на Кузнецком Мосту (1913, совместно с В. И. Ерамишанцевым), дом-особняк Арацкого на проспекте Мира (1913), скаковые конюшни и жокей-клуб при Московском ипподроме (1914) и ряд других проектов и построек. В годы первой мировой войны Леонид, а затем и Александр были призваны в действующую армию, тогда как Виктор продолжил архитектурную практику.

Исследователь творчества Весниных А. Г. Чиняков отводит одно из главных мест в наследии архитекторов дореволюционного периода неосуществлённому проекту универсального магазина акционерного общества «Динамо», строительство которого планировалось на Лубянской площади. Проект был выполнен братьями в 1916—1917 годах с активным использованием возможностей, которые давало применение при строительстве железобетонных конструкций: архитекторы отказались от наружных несущих стен и применили в оформлении фасада большие плоскости остекления. По мнению Чинякова, в этом проекте Веснины создали новый архитектурный образ универсального магазина, используемый в различных вариантах вплоть до сегодняшних дней.

В 1918—1919 годах Леонид Веснин работал в Строительном совете при Управлении Главного торфяного комитета ВСНХ (Главторф) и в Архитектурной мастерской Строительного отдела Моссовета — первой государственной архитектурной артели советского времени. В 1921—1923 годах под руководством А. В. Щусева занимался в научном совете «Новая Москва» вопросами планировки Москвы и отдельных районов города. В 1923 году был избран действительным членом Российской Академии художественных наук (РАХН). В 1924 году возглавил проектное бюро общества «Стандартстрой» вместо скончавшегося Р. И. Клейна.

Объединение творческих сил братьев впервые после революции произошло при разработке ими в 1922 году конкурсного проекта Дворца труда. Проект стал для Весниных программным и, несмотря на то, что получил лишь третью премию, во многом определил развитие советской архитектуры и фактически стал декларацией её нового направления — конструктивизма. В этом и последующих «конструктивистских» проектах Веснины уделяли особое внимание выразительности объёмно-пространственной композиции и архитектурно-художественному образу сооружения. В 1920-х — начале 1930-х годов Л. А. Веснин с братьями участвовал в многочисленных проектах, многие из которых, по мнению доктора архитектуры М. И. Астафьевой-Длугач, вошли в золотой фонд советской архитектуры. Среди этих проектов — здание московской конторы газеты «Ленинградская правда» на Страстном бульваре, дома акционерного общества «Аркос», Народного дома в Иванове (1924), Центрального телеграфа (1925), Библиотеки имени В. И. Ленина (1928), Музыкального театра массового действа в Харькове (1930) и ряд других. В это десятилетие по проектам братьев были построены здание Ивсельбанка в Иванове (1928), санаторий «Горный воздух» в Мацесте (1928), рабочие клубы на бакинских нефтяных промыслах (1926—1929), универсальный магазин на Красной Пресне в Москве (1927—1929), ДнепроГЭС (1929), театр массового музыкального действа в Харькове (1930) и Дворец культуры пролетарского района в Москве (1931).

В 1927 году Л. А. Веснин состоял в комиссии по жилищному строительству Государственного научно-экспериментального института гражданских, промышленных и инженерных сооружений ВСНХ СССР. В 1931 году на созванном президиумом Моссовета общемосковском собрании архитекторов был избран в Архитектурный совет Москвы, перед которым была поставлена задача проработки вопроса реконструкции центра города. В конце 1920-х годов работал консультантом товарищества «Техбетон».

Преподавал во ВХУТЕМАСе, Московском высшем техническом училище (1923—1931) и Московском архитектурном институте (1932—1933). Скончался в Москве 8 октября 1933 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище, позднее там же похоронены Виктор и Александр (памятник-надгробие выполнен по проекту А. А. Веснина). В память о Л. А. Веснине в 1933 году Денежный переулок в Москве переименовали в улицу Веснина; в 1994 году переулку возвращено исторической название.

Индивидуальные проекты и постройки

• 1910 — участие в постройке дома Грибова по проекту Б. М. Великовского, при участии А. Н. Милюкова, Москва, Хлебный переулок, 15;
• 1910—1911 — дача В. А. Носенкова в Иваньково, совместно с В. А. Симовым.
• 1918 — планировка и застройка посёлка для рабочих Шатурских торфяных разработок;
• 1919 — комплекс сооружений Шатурской районной жлектростанции;
• 1919—1921 — амбулатория и аптека посёлка Каширской электростанции;
• 1921 — планировка и застройка рабочего посёлка при Московском паровозостроительном заводе;
• 1921 — конкурсные проекты показательных квартир для рабочих Рогожско-Симоновского района Москвы;
• 1921 — проекты посёлка Кизеловской электростанции, совместно с Д. П. Осиповым;
• 1922 — планировка района Ленинской слободы в Москве;
• 1922 — планировка и застройка рабочего посёлка при Паровозостроительном заводе в Подольске;
• 1924—1925 — застройка Первого рабочего поселка в Иваново-Вознесенске (руководитель проектного бюро);
• 1927—1928 — клуб текстильщиков, Москва, Сельскохозяйственная улица, 24.

См. также

• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Литература

• Чиняков А. Г. Братья Веснины. — М.: Стройиздат, 1970. — 179 с.
• Ильин М. А. Веснины. — М.: Издательство Академии наук СССР, 1960. — 190 с.
• Полякова Л. Л. Зодчие братья Веснины. — М.: Верхне-Волжское книжное издательство. Иванское отделение, 1989. — 238 с.
• Астафьева-Длугач М. И. Л., В. и А. Веснины (1880—1933, 1882—1950, 1883—1959) // Зодчие Москвы. — М.: Московский рабочий, 1981. — С. 122—134. — 302 с.
• Казусь И. А. Советская архитектура 1920-х годов: организация проектирования. — Прогресс-Традиция, 2009. — 488 с. — ISBN 5-89826-291-1.
• Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А. В. Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 58. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
• Манина А. И. Братья Веснины. — М.: Государственный Комитет по Архитектуре и Градостроительству при Госстрое СССР; Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А.В. Щусева, 1988. — 71 с.

Отрывок, характеризующий Веснин, Леонид Александрович

С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.