Веспуччи, Америго

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Америго Веспуччи
Amerigo Vespucci
путешественник
Дата рождения:

9 марта 1454(1454-03-09)

Место рождения:

Флоренция, Флорентийская республика

Гражданство:

Италия Италия

Дата смерти:

22 февраля 1512(1512-02-22) (57 лет)

Место смерти:

Севилья, Испания

Амери́го (Амери́ко) Веспу́ччи (итал. Amerigo Vespucci, лат. Americus Vespucius; 9 марта 1454, Флоренция, Флорентийская республика — 22 февраля 1512, Севилья, Испания) — флорентийский путешественник, в честь которого была названа Америка.





Биография

Америго Веспуччи родился 9 марта 1454 года во Флоренции. Братьями у Америго были: старший — Антонио (учёный в Университете Пизы), средний — Джеронимо (торговец в Сирии)[1].

Америго Веспуччи был третьим сыном дяди Джорджио Антонио Веспуччи, доминиканского монаха собора Святого Марка, который обучил его латыни (на латыни он напишет письмо своему отцу от 18 октября 1478 года)[1], и показал большие успехи в физике, мореходной астрономии и географии. В качестве торговца, он отправился в 1490 году в Севилью (вместе с ним едет его племянник Джованни, младший сын старшего брата Антонио), где поступил на службу в богатый торговый дом флорентийца Даното Берарди. Так как этот дом снабжал Колумба деньгами для его второго путешествия 1493 года, то можно полагать, что Америго Веспуччи знал испанского адмирала, по меньшей мере, с этого времени. Колумб ещё незадолго до своей смерти рекомендовал его своему сыну как честного, надежного человека.

В 1492 году флорентийский торговый дом Медичи посылает Америго Веспуччи, вместе с Донато Никколини в резиденции Кадиса и Севильи. В декабре 1495 года в Севилье умирает итальянский торговец Джуаното Берарди и Веспуччи вынужден заняться его делами. 9 апреля 1495 года этот Берарди получил контракт на поставку Испанской короне 12 кораблей водоизмещением 900 тонн. После смерти Берарди, Америго Веспуччи в декабре 1495 года стал заведовать отчётностью этого торгового дома; 10 апреля 1495 года испанское правительство разорвало отношения с Колумбом и Веспуччи заполучил право снабжать Индию по май 1498 года. 12 января 1496 года он получает 10 000 мараведи от казначея Пинело для выплаты заработной платы морякам[2]. Фактически он заключил контракт на снабжение в Андалузии одной (если не двух) экспедиций в Индии, в частности третьей экспедиции Колумба. Успех предприятия этого мореплавателя внушил Америго Веспуччи мысль оставить торговое дело, чтобы познакомиться с новооткрытой частью света.

Путешествия в Америку

Америго Веспуччи в качестве штурмана принял участие в первой экспедиции адмирала Алонсо де Охеда, который на четырёх кораблях 20 мая 1499 года отплыл из Пуэрто де-Санта-Мария близ Кадиса; после 24 дней плавания ступил на берег Суринама, под 3° с.ш. (в двухстах морских милях к юго-востоку от мыса Парии) — этот маршрут они выбрали благодаря полученной от Колумба карте новой береговой линии (саму карту Колумб отправил в октябре 1498 года); исследовал этот берег, заходил в залив Маракайбо, в котором обнаружил поселение на сваях посреди воды, назвав его Венесуэла — Маленькая Венеция, проплыл более двухсот лиг на запад вдоль побережья Париа, и, посетив вест-индские острова, в феврале 1500 года вернулся в Кадис. За время плавания экспедиция захватила двести индейцев в качестве рабов[3].

В том же 1500 году лоцман Хуан де ла Коса, участник экспедиции, составил свою известную карту мира, где на северном участке побережья Южной Америки, пройденном экспедицией, он нанес 22 названия, совпадающие с перечисленными у Веспуччи.

По приглашению короля Мануэля I в конце 1500 года Веспуччи отправился в Португалию и предпринял на португальских кораблях ещё два плавания из Лиссабона к берегам нового материка; первое продолжалось с мая 1501 года по сентябрь 1502 года, второе, под начальством адмирала Гонсало Коэльо, с 10 мая 1503 года по 18 июня 1504 года. Свои путешествия он совершал не столько в качестве начальника, сколько в качестве космографа и кормчего; только в последнее своё плавание, во время которого была исследована большая часть берегов Бразилии, он командовал небольшим судном. Рекомендованный Колумбом королю Фердинанду II Арагонскому, сопернику Мануэля I, Америго Веспуччи в 1505 году опять поступил на испанскую службу, 22 марта 1508 года был назначен главным кормчим для путешествий, предпринимаемых в Индию. Умер 22 февраля 1512 года в Севилье.

Письма

Единственные письменные памятники, оставшиеся после Америго Веспуччи, состоят из его дружеских писем к некоторым знатным лицам, как-то: к Лоренцио ди-Пьерфранческо дель-Медичи (Lorenzo di Pierfrancesco de' Medici) и к гонфалоньеру Содерини во Флоренции, который сообщил их лотарингскому правителю Рене II, поощрителю географических открытий. Эти письма были напечатаны во Флоренции немедленно после смерти Америго Веспуччи. Сочинения, вышедшие в свет под названием путешествий Америго Веспуччи, были писаны не им и заключали в себе множество противоречий.

Изданный под заглавием «Quatuor navigationes» дневник о его путешествиях есть извлечение или отрывок из более обширного сочинения, которое должно было выйти в свет, но никогда не выходило. Небольшие произведения Америго Веспуччи остались бы временным, скоропреходящим явлением, если б не были снова напечатаны в «Raccolta» или сборнике новейших путешествий. Ещё в 1507 году в Виченце вышло в шести книгах анонимное издание «Mondo nuovo е paesi nuovamente retrovati da Alberico Vespuzio Florentino», автором которого был не Франкансоне де-Монтальбоддо, как сначала думали, а венецианский космограф и картограф Алессандро Цорци. Этот «Новый Свет» был потом издан в 1508 году в Милане на латинском языке, в том же году переведён нюрнбергским врачом Рухамером на немецкий язык, а в 1516 году явился и во французском переводе.

Ещё в 1504 году книгопродавец Иоганн Оттмар, издавший «Третье путешествие», соединил название «Новый Свет», находящееся также на всемирной карте в римском издании Птолемея 1507 года, с именем Америго, но нигде нельзя найти даже малейшего указания на то, что самому Америго было известно об этом, или что он этому содействовал. Напротив, предложение назвать Новый Свет «Америкой», то есть страной Америго, было сделано впервые книгопродавцем Мартином Вальдзеемюллером в лотарингском городке Сен-Дье, напечатавшим в 1507 году, под именем Гилакомила или Илакомила, переведённые с французского, путешествие Америго в книге «Cosmographiao introductio etc., insuper quatuor Americi Vespucii navigationes». Недостаток сочинений, писанных рукой Христофора Колумба, и необыкновенное усердие, с которым друзья Америго, в том числе и Рене II, старались распространять известия о его путешествиях, имели последствием, что любознательная публика встретила эти первые сведения о Новом Свете всеобщим одобрением. Книга Вальдзеемюллера обратила на себя большое внимание и имела четыре издания 1507, 1509, 1535 и 1554 годов. Его предложение назвать Новый Свет в честь Америго «Америкой» вскоре было всеми одобрено. Это имя встречается уже на всеобщей географической карте, рисованной в 1520 году Апианом, далее, в издании Помпония Меда Вадиана и на одной карте вышедшего в 1522 году в Меце издания Птолемея, так что вскоре название Америки было принято всеми учёными и сами испанцы принуждены были уступить этому. Заслуга разъяснения этого обстоятельства принадлежит Александру Гумбольдту, который изложил его в своих «Критических исследованиях об историческом развитии географических сведений касательно Нового Света» (немецкий перевод Иделера, 3 т. Берл., 1836-39).

Напишите отзыв о статье "Веспуччи, Америго"

Примечания

  1. 1 2 Markham, 1894, p. III.
  2. Markham, 1894, p. V.
  3. Markham, 1894, p. XI.

Литература

  • Цвейг Стефан, «Америго. Повесть об одной исторической ошибке»
  • Бандини, «Vita е lettere di A. Vespucci» (Флор., 1745);
  • Ирвинг, «The life and voyages of Columbus» (4 т., Лонд., 1828 — 30; немецкий перевод, Франкф., 1828);
  • Сантарем, «RecherchessurA. Vespucci» (Пар., 1842);
  • Кустманн, «DieEntdeckung Amerikas nach den altesten Quellen» (Мюнх., 1859);
  • Фарнгаген, «A. Vespucci. Son caractere, ses ecrits, sa vie et ses navigations» (Лонд., 1869); его же, «Ainda A. Vespucci. Novos estudos e achegas» (Вена, 1874);
  • Пешель, «Greschichte des Zeitalters der Entdeckungen» (2 изд., Штутг. 1877; рус. пер. Э. Циммермана, М., 1885).
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVI/1500-1520/Vespucci/pred1.htm Письма Америго Веспуччи] / Перевод Цетлин М. Н.. — М.: Молодая гвардия, 1971. — (Бригантина).
  • [kuprienko.info/amerigo-vespucci-the-letters-and-other-documents-illustrative-of-his-career/ The Letters of Amerigo Vespucci, and Other Documents Illustrative of His Career] / Markham, Clements R., ed.. — Hakluyt Society (англ.), 1894.

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Веспуччи, Америго

Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.