Вестерборк (концентрационный лагерь)

Вестерборк (нидерл. Westerbork) — концентрационный лагерь, созданный после оккупации Нидерландов нацистской Германией в десяти километрах к северу от города Вестерборк в провинции Дренте, недалеко от границы с Германией.

В 1939 году нидерландские власти создали Вестерборк как лагерь для беженцев — евреев, покинувших Германию и оккупированные ею территории. Первые беженцы были размещены в лагере 9 октября. Всего было возведено 50 бараков на 1800 человек и множество самодельных построек. Лагерь для беженцев был переоборудован в концлагерь в конце 1941 — начале 1942 года.

Вестерборк стал транзитным лагерем, в котором размещались нидерландские евреи и цыгане, пересылаемые в концентрационные лагеря на востоке, в основном в Аушвиц 2 и Собибор.

Руководители созданной комендантом еврейской «службы безопасности» концлагеря Курт Шлезингер и Хайнц Тодтманн издевались над новоприбывшими, отбирали у них ценные вещи и принуждали женщин к сексуальным услугам. Также они проводили в лагере постановочные фото- и киносъёмки.

12 апреля 1945 года Вестерборк был освобождён канадскими солдатами.

С 7 августа по 3 сентября 1944 года в лагере содержались Анна Франк и её семья. Затем их депортировали в Освенцим. Этти Хиллесум в 1942—1943 годах сначала работала в лагере добровольцем, а потом содержалась как заключённая. Она и её семья также были депортированы в Освенцим. Ещё одним известным узником был актёр и режиссёр Курт Геррон. Впоследствии в лагере содержались нидерландские коллаборационисты. После войны за независимость Индонезии в Вестерборке была размещена часть беженцев. В 1970-х лагерь был демонтирован, на его месте открылся мемориальный комплекс.

Ссылки

• [www.westerbork.nl/ Мемориал «Концлагерь Вестерброк»]

Отрывок, характеризующий Вестерборк (концентрационный лагерь)

– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.