Вестник Европы (1866—1918)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вестник Европы (конец XIX века)»)
Перейти к: навигация, поиск
Вестник Европы
Специализация:

литературный, научный и политический журнал

Периодичность:

ежемесячник

Язык:

русский

Адрес редакции:

Санкт-Петербург

Главный редактор:

М. М. Стасюлевич

Издатель:

М. М. Стасюлевич

Страна:

Российская империя Российская империя

История издания:

1866—1918

Объём:

25 печ. лист.

Тираж:

15 000

«Вестник Европы» (Вѣстникъ Европы) — русский литературно-политический ежемесячник умеренно либеральной ориентации, выпускавшийся с 1866 по 1918 год в Санкт-Петербурге (продолжал традицию одноимённого журнала, основанного в 1802 году Н. М. Карамзиным). До 1868 года выходил ежеквартально, с 1869 года — ежемесячно. Редактор-издатель М. М. Стасюлевич1866 по 1908 год). В журнале преимущественное внимание уделялось истории и политике.

В журнале печатались некоторые известные учёные и публицисты: К. А. Тимирязев, И. М. Сеченов, В. Ю. Скалон, И. И. Мечников, С. М. Соловьёв, К. Д. Кавелин, А. Ф. Кони, Е. К. Рапп, А. Н. Веселовский, А. П. Голубев, А. Н. Пыпин, Д. Н. Овсянико-Куликовский, Ф. Ф. Зелинский, Ф. Ф. Мартенс, В. Ф. Дерюжинский, К. К. Арсеньев, А. С. Хаханов и другие.


В литературном отделе печатались И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, А. Н. Островский, П. Д. Боборыкин, В. С. Соловьёв; в 1880-е годы — М. Е. Салтыков-Щедрин.

Печаталась также статьи по финансово-экономическим вопросам и публицистика Г. Б. Иоллоса, А. Ф. Жохова, А. В. Жиркевича, П. Х. Шванебаха.





Дагерротип В. А. Жуковского

В майском номере журнала за 1902 год к пятидесятилетней годовщине со дня смерти В. А. Жуковского М. М. Стасюлевич поместил факсимиле «Вестника Европы» за 1808 год, программное «Письмо из уезда к Издателю» В. А. Жуковского с изложением взглядов нового редактора на обязанности журналиста, содержание первого номера обновлённого журнала и репродукцию портрета поэта. В примечании к портрету говорилось, что фотография была подарена Жуковским своему другу доктору К. К. Зейдлицу и выслана ему из Германии в Дерпт, где Зейдлиц преподавал в местном университете. На фотографии был инскрипт поэта: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».

Долгое время изображение хранилось у Зейдлица, пока тот не подарил его в 1883 году редактору «Вестника Европы» незадолго до своей смерти (1885 г.). В 1883 году отмечался столетний юбилей В. А. Жуковского. К этой дате Стасюлевичем был приурочен выпуск известной биографии «Жизнь и поэзия В. А. Жуковского. 1783—1852», написанной и дополненной Карлом Зейдлицем для издания Стасюлевича. Зейдлиц предложил Стасюлевичу весь доход, полученный от издания биографии Жуковского, передать Санкт-Петербургской городской думе с целью установки бронзового бюста в Александровском саду со стороны Зимнего дворца, что и было сделано. Дума приняла это пожертвование и, дополнив необходимыми средствами, установила в Петербурге первый бронзовый бюст поэта. В память обо всём этом Зейдлиц и сделал подарок Стасюлевичу. Зейдлиц считал, что дагеротип был снят в 1839 году в Венеции. Стасюлевич предположил, что дагеротип был переснят на фотографию в 1850—1851 гг. и в это время был выслан Жуковским доктору Зейдлицу в Дерпт. Дарственная надпись гласила:

Михаилу Матвеевичу Стасюлевичу, нынешнему редактору «Вестника Европы». Портрет прежнего (1808—10 г.) посылает в знак дружбы и почтения

— Доктор Карл Зейдлиц. Дерпт. Январь, 1883 г.

См. также

Напишите отзыв о статье "Вестник Европы (1866—1918)"

Литература

Ссылки

  • [www.hrono.ru/organ/rossiya/vest1866.html Отечественные записки] // Краткая литературная энциклопедия в 9 тт. Т. 1. — М.: Советская энциклопедия, 1962.

Отрывок, характеризующий Вестник Европы (1866—1918)

– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.