Ветельская (Калинковичский район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
Ветельская
белор. Вецяльская
Страна
Белоруссия
Область
Гомельская
Район
Сельсовет
Координаты
Первое упоминание
Население
58 человек (2004)
Часовой пояс
Телефонный код
+375 2345
Показать/скрыть карты

Ветельская (белор. Вецяльская) — деревня в Якимовичском сельсовете Калинковичского района Гомельской области Беларуси.





География

Расположение

В 20 км на северо-запад от районного центра и железнодорожной станции Калинковичи (на линии ГомельЛунинец), 145 км от Гомеля.

Гидрография

На западе – мелиоративные каналы.

Транспортная сеть

Рядом – автодорога Гомель — Лунинец. Планировка состоит из чуть искривлённой меридиональной улицы, застроенной двусторонне, деревянными крестьянскими усадьбами.

История

Основана в начале XX века переселенцами из соседних деревень на бывших помещичьих землях. В 1931 году жители вступили в колхоз. Действовала начальная школа (в 1935 году 76 учеников). Согласно переписи 1959 года в составе колхоза «Ленинская Искра» (центр — деревня Якимовичи). До 31 октября 2006 года – в составе Михновичского сельсовета[1].

Население

Численность

  • 2004 год — 34 хозяйства, 58 жителей.

Динамика

  • 1925 год — 26 дворов.
  • 1959 год — 285 жителей (согласно переписи).
  • 2004 год — 34 хозяйства, 58 жителей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ветельская (Калинковичский район)"

Примечания

  1. [pravo.levonevsky.org/bazaby/org114/basic/text0019.htm Решение Гомельского облсовета депутатов от 26 сентября 2006 г. № 295 «Об изменении административно-территориального устройства районов Гомельской области»]

Литература

  • Гарады і вёскі Беларусі: Энцыклапедыя. Т.1, кн.1. Гомельская вобласць/С. В. Марцэлеў; Рэдкалегія: Г. П. Пашкоў (галоўны рэдактар) і інш. — Мн.: БелЭн, 2004. 632с.: іл. Тыраж 4000 экз. ISBN 985-11-0303-9 ISBN 985-11-0302-0

Ссылки


Отрывок, характеризующий Ветельская (Калинковичский район)

Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.