Ветер и Искры
Поделись знанием:
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
 |
Значимость предмета статьи поставлена под сомнение. Пожалуйста, покажите в статье значимость её предмета, добавив в неё доказательства значимости по частным критериям значимости или, в случае если частные критерии значимости для предмета статьи отсутствуют, по общему критерию значимости. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
Ветер и Искры — цикл фантастических романов, написанных российским писателем Алексеем Пеховым. Две книги цикла, Искатели Ветра и Ветер Полыни, получили награду «Серебряный Кадуцей» на международном фестивале «Звёздный Мост».
Содержание
Книги цикла
- Искатели Ветра (2005)
- Ветер Полыни (2006)
- Жнецы Ветра (2008)
- Искра и Ветер (2008)
- Рассказы «Пожиратель душ» и «Цена свободы» (Сборник «Темный охотник») (2006)
Вселенная цикла
История
Действие всех книг цикла происходит в фэнтезийном мире Хара, поделённом на Западный и Южный континенты. Его населяют антропоморфные разумные существа: нириты, йе-арре, шей-за’ны, блазги, эльфы и люди. Изначально, все люди Западного континента обладали «искрой» — магическим Даром, способностью управлять потоками энергии из Великих Домов. У первых магов «искра» была серой. Однако в какой-то момент случился Раскол. Неизвестно по каким причинам, но одни маги предпочли пользоваться тёмной стороной Дара, а другие — светлой. Между ними разгорелась война, в ходе которой Западный континент был выжжен дотла, а маги перебрались на Восток и стали жить среди обычных людей. Тёмные маги поселились на юге, на территории королевств Сдис и Урс и назвались некромантами за способность воскрешать мертвецов при помощи темной "искры", а светлые — на севере, на территории Империи и Морассии, который впоследствии стали называть Ходящими и Огоньками. Ходящие могли управлять Лепестками Пути и создавать новые сложные плетения. Огоньки же могут передавать на время часть своего Дара Ходящим, многократно усиливая их (Все Ходящие являются женщинами. Исключение - Целители. Огоньки же как мужчины, так и женщины). Спустя века способы обучения магии в двух школах изменились настолько, что носитель «искры» мог контролировать только одну сторону Дара.
За тысячу лет до событий первой книги, в Империи родился человек, имеющий особый дар Целителя. Его звали Кавалар, но впоследствии он взял имя Скульптор. Он втайне овладел обеими искрами и стал величайшим магом в истории Хары. Храмы, крепости и города, построенные им, могли выдержать почти любую осаду. Также, Скульптор создал Колосса, защитившего столицу Империи Корунн и вырастил Лепестки Пути — устройство для телепортации по стране. Кавалар понял, что школе магов Империи необходимо обратиться и к темному Дару, чтобы познать все грани магии. Однако даже возможность огромной силы и бессмертия не привлекли светлых магов. Случился мятеж, всех учеников Скульптора убили, а самого мага закололи "Гасителем Дара", уничтожающим душу волшебника. Записи великого Кавалара остались только в его комнате в Башне Альсгары и в двух томах его дневников, «Записок Кавалара». Период после его смерти называется Великим Упадком.
Спустя пятьсот лет после смерти Скульптора Ходящие Черкана и Осо нашли записи в комнате Кавалара. Изучив их, они поняли, что это описание того, как пробудить в себе тёмную искру. Вскоре они собрали вокруг себя группу единомышленников и обучили их пользованию тёмным Даром. Когда их стало достаточно много, они попытались, как и Кавалар, объяснить преимущества обеих сторон Дара, однако вовремя поняли, что в таком случае их ждет участь великого мага. Случился Темный Мятеж, участники которого потерпели неудачу и были почти все перебиты. Из Башни смогло выбраться только восемь человек, которых назвали Проклятыми: Тальки Атруни (Проказа), Митифа Данами (Корь), Тиа ал’Ланкарра (Тиф), Лей-рон (Чума), Аленари рей Валлион (Оспа), Рован Ней (Чахотка), Ретар Ней (Лихорадка) и Гинора Рэйли (Холера). При поддержке армии Набатора и некромантов Сдиса, они развязали Войну Некромантов, которая прошлась по всей стране. За пять лет войны Проклятые потеряли Лихорадку под Альсгарой и Холеру в Болотах Эрлики, а затем были побеждены армией Империи и были вынуждены уйти в Сдис и за Великую Пустыню, чтобы обучать некромантов.
В течение пятисот лет маги Империи потеряли ещё больше знаний о Даре, чем решили и воспользоваться Проклятые, начавшие новую войну. События последней войны описаны в тетралогии.
Расы
- Нириты — первая раса в мире Хары. Обитают в Брагун-Зане, что на севере Империи. Поклоняются спящему вулкану Грох-нер-Тохх. Довольно лояльно относятся к людям, хотя не считают себя подданными Империи. Ниритами правит Пепельная Дева Зан-на-кун. Выглядят как чёрное облако человеческой формы с множеством багровых искр-глаз. Боятся воды.
- Йе-арре — раса крылатых существ, попавших в земли Империи из Великой Пустыни после того, как часть их народа превратилась в Сжёгших Душу. Вспыльчивый и гордый народ, который занимается, в основном, торговлей. Ткани, создаваемые этим народом дорого ценятся во многих странах. В ходе войны принимают сторону Набатора, однако вскоре разочаровываются в новых союзниках, особенно после действий Чахотки. Верят в бога, отличного от бога людей, которого зовут Танцующим.
- Шей-за’ны (Сжёгшие Душу) — народ, родственный йе-арре. Живут за Великой Пустыней и являются непревзойдёнными лучниками. По легенде, они пошли против своего бога и были наказаны, у них отобрали крылья и души, из-за чего после смерти их ждет лишь забвение. Служат некромантам и Проклятым.
- Высокородные — раса лесных жителей — эльфов, живущих в лесах Сандона и Улорона к востоку от южной Империи. Несколько веков Высокородные воевали с Империей за юго-восток. Череда войн закончилась тем, что эльфы были изгнаны из Улорона, взяты в кольцо в Сандоне и разгромлены в битве на Гемской дуге. Лидеру Высокородных дельбэ Васкэ пришлось подписать мирный договор, хотя большинство Домов было против союза с Империей. У Высокородных семь великих Домов: Дом Земляники (Правящий в данный момент), Дом Росы, Дом Тумана, Дом Бабочки, Дом Лотоса и Дом Искры. В каждый дом входит пятьдесят семей. Эльфы считают стрельбу из лука недостойной мужчины, поэтому этим оружием у них пользуются только женщины (Чёрные Лилии). Единственная, кроме Людей, раса, в какой-то мере обладающая магическим Даром. Эльфы ненавидят людей, считая их лишь животными, однако это презрение зачастую играет с ними злую шутку.
- Блазги — раса болотных жителей, живущая в Блазгских болотах на юге Империи. Большая часть блазгов редко покидает свои болота. Людская речь для них очень трудна, овладеть ею могут только единицы. Имеют отталкивающую лягушачью внешность. Развитие проходит в несколько стадий: неразумные лигины (огромные хищные головастики), лягушата (период детства), сийри (период юношества, когда все особи имеют одинаковый, женский, пол). Далее следует период весали, когда мужские половозрелые особи делятся на касты: рабочие, охотники, строители, жрецы (говорящие с Квагуном), воспитатели, руководители, торговцы и воины (Квагеры). Считаются отличными бойцами. Во время войн встают на сторону Империи.
- Вейя — небольшая раса зелёных зверообразных существ, живущих в лесу Видений. До событий тетралогии общались только с блазгами.
- Люди — Одна из последних рас, появившихся в мире Хары. Только люди в полной мере могут обладать Даром и плести заклинания. Разделены на несколько королевств, иногда враждующих между собой.
Королевства
- Империя — огромная страна, занимающая весь север Хары. Разделена на север и юг Катугскими горами. Омывается Ледяным и Устричным морями. Граничит с Набатором и Морассией. Столица — Корунн. Именно в Империи происходят действия, описанные в цикле. Помимо Императора в управлении страной имеет огромную власть магическая Башня Ходящих, во главе которой стоит Совет, управляемый Матерью Ходящих.
- Набатор — сильное королевство к югу от Империи, отделённое от неё Самшитовыми горами. Издавна воюет с Империей за юг, принадлежавший когда-то Набатору. Омывается Устричным и Внутренним морями. Граничит с Урсом, Сдисом, Империей и Золотой Маркой. Столица — неизвестна.
- Сдис — восточная страна. Расположена вокруг Великой пустыни Южнее Набатора. Омывается Внутренним морем. Граничит с Набатором и Урсом. Столица — Сахаль-Нефул.
- Золотая Марка — богатое морское торговое государство, которым правит совет купцов. Разделена на две части проливом под названием Горло. Омывается Устричным и Внутренним морями и Океаном. Граничит с Набатором и Сином. Столица — Харог.
- Морассия — страна, западнее Империи, славящаяся на весь мир Хары своими мастерами-оружейниками, а также ювелирами, механиками и изобретателями. Омывается Устричным и Ледяным морями и Океаном. Граничит с Империей и Гроганом. Столица — неизвестна.
- Гроган — небольшая страна к югу от Морассии, славящаяся своими серебряными шахтами. Омывается Устричным морем и Океаном. Граничит с Морассией. Также, имеет морские границы с Империей и Сином. Столица — неизвестна.
- Син — маленькое тропическое королевство, разделённое на два анклава Золотой Маркой. Граничит лишь с ней. Также, имеет морские границы с Гроганом. Омывается Океаном, а также Внутренним и Устричным морями. Столица — неизвестна.
- Урс — маленькая страна на самом краю обжитых земель. Не имеет выхода в море. Граничит с Набатором и Сдисом. Столица — неизвестна.
Основные персонажи
- Нэсс (Серый) — главный герой, от лица которого ведётся повествование. Служил в имперской армии лучником во время Сандонской Войны, потом стал наёмным убийцей (гийяном). Ненавидит Высокородных. По словам Гаррета — «человек, который хоть иногда вспоминает о своей совести». Искренне любит свою жену, единственного человека, к которому он привязался за свою жизнь, из-за чего безутешно переживает по поводу смерти Лаэн. После встречи с Гарретом начинает видеть вещие сны с участием последнего.
- Лаэн (Ласка) — жена Нэсса (на год младше его) и ученица Гиноры Рэйли (Холеры). Обучалась сразу двум сторонам Дара, поэтому её «искра» не несёт в себе изъяна, как у Проклятых и Скульптора. Учитывая тот факт, что Гинора пожертвовала ради неё половиной своего Дара и вошла в Дом Любви, в ней живёт частица её наставницы. Гибнет в конце второй книги («Ветер полыни»), уводя Проклятых от мужа, но благодаря её любви, продолжает существовать в теле Нэсса, хотя с общается с ним крайне редко из-за недостатка сил. В итоге благодаря помощи Шена вновь обрела тело, заняв бывшее тело Митифы.
- Шен — Целитель, ученик Цейры Асани, главы Башни, а позже — Лаэн и Тиа ал’Ланкарры. Первый после Скульптора Целитель-мужчина (за тысячу лет). Первоначально преданный слуга Башни и «ловец» (волшебник, который не может контролировать свою «искру»), под влиянием Лаэн, Нэсса и Тиф начинает переосмысливать своё отношение к жизни. Постепенно (при значительной поддержке Лаэн) понимает, что сможет использовать весь свой Дар только научившись управлять как светлой, так и темной "искрой", после чего пошел в ученики сначала к Ласке, затем к Тиф. После встречи с Роной начинает сам обучать её темной искре. Целитель имеет огромные возможности в плетении заклинаний, поэтому Тиф и Проказа сравнивают Шена с художником, сочетающим и свет, и тьму. На протяжении тетралогии показывается развитие его характера, как он из вспыльчивого подростка постепенно превращается в умудренного опытом мужчину, наследника великого Скульптора.
- Гис — демонолог, глава Алого Ордена. Периодически появляется на протяжении всей истории. Обычно путешествует в облике гонца и даже иногда доставляет важные сообщения, чтобы не привлекать внимания. В четвёртой книге («Искра и ветер») жертвует жизнью, вызывая с помощью извержения вулкана огненных демонов для поддержки войск в сражении с армией Кори при Брагун-Зане.
- Тиа ал’Ланкарра (Тиф, Убийца Сориты, Дочь Ночи, Скачущая на Урагане, Пламя Заката, Клинок Юга, Лань Тьмы) — одна из Проклятых. Во время Тёмного Мятежа встала на сторону своего любовника Ретара Нея и убила свою учительницу Сориту, Мать Ходящих. Первоначально планировалось, что убивать главу Башни будут пятеро мятежников, всключая Тиа, но Сорита оказалась не по зубам четверым восставшим, и чтобы спасти Альбиноса, ал’Ланкарра вызвала наставницу на дуэль, где и убила, абсолютно честно, хотя историки Империи постарались очернить её имя и выставить все как подлое убийство в спину. Ненавидит Чахотку и Корь, лояльно относится к Оспе и Чуме, подозрительно — к Проказе, жалеет о потере Лихорадки и Холеры. Во время посещения деревни, в которой скрывались Несс и Лаэн, была убита, но благодаря близости Целителя Шена, её духу удалось вселиться в деревенского дурачка Порка. Долгое время является антагонистом, пытаясь найти главных героев, чтобы вернуть своё настоящее тело, однако после смерти Проказы решает заключить с Серым перемирие ради достижения своих целей.
- Рона — Ходящая, попавшая в плен к Проказе. Вместе со своей подругой Кирой попала в плен к Проказе. Если последняя без колебаний решила научиться темной "искре", Рона стала сопротивляться, из-за чего Тальки подвергла её перековке, ломке сознания при помощи магии. Целительница не обладала талантом в этой стезе волшебства, поэтому Рона едва не стала сумасшедшей, и лишь благодаря Тиф снова стала самой собой и полностью восстановилась с помощью исцеления Шеном. Прирождённый боевой маг на уровне примерно Шестого Круга Сдиса. Долгое время не хотела изучать темную "искру", однако впоследствии также научилась управлять тьмой, как и Шен, в которого она влюбилась. Имеет младшую сестру Альгу.
- Рандо рей Валлион — рыцарь, командир отряда Имперских Леопардов потомственный Сокол, двадцатый в очереди на трон Империи.
- Альга — младшая сестра Роны, Ходящая. Впервые появляется в третьей книге цикла. Постоянно вынуждена убегать из плена или спасаться от преследователей. Благодаря психологической травме часто видела кошмары с убитой ей некроманткой, которую каждую ночь необходимо было побеждать новым способом. Из-за чего является куда более опытной волшебницей, чем можно предположить. Обладательница сильного и непреклонного характера. Возможно является потомком Ходящей Черканы (Лей и Аленари в разговоре упоминали о том. что Альга копия молодой Черканы как внешне, так и по характеру).
- Кавалар (Скульптор) — в событиях книги участия не принимает, однако, его постоянно упоминают, особенно при описаниях городов и замков юга Империи. Величайший маг Империи, Целитель как и Шен. Первым Империи начал использовать тёмный Дар после Раскола. Не смог разобраться в оставленных ему Гарретом инструкциях, и как источники Дара использовал только два Дома из трёх — Дом Силы (свет) и Дом Боли (тьма). Дом Любви остался для него недоступен отчасти из-за того, что хотя Кавалар и понимал значение этого чувства, но всё же считал его слишком неопределённой основой по сравнению с болью и силой, отчасти из-за того, что Скульптор никогда никого не любил. Главное творение Скульптора — Лепестки пути, позволяющие перемещаться на огромные расстояния с помощью плетения. При создании своих творений Скульптор часто использовал магию, искажавшую пространство, которая позволяла увеличивать реальную кубатуру зданий. Также известные постройки — Колосс, защитник Столицы Империи, Башня Альсгары и Школа Ходящих в Радужной долине. Убит Ходящими с помощью Гасителя Дара при попытке внести в светлую магию темную искру.
- Гинора Рейли (Холера, Рыжая бестия, Лисичка, Рыжик", Бич Войны) — Проклятая. По мнению Тиф — самая умелая и сильная из Восьми. До принятия темной искры — Ходящая, член совета, ближайшая подруга Сориты, Матери Ходящих. Обучала только мужчин — Огоньков, поскольку такова была особенность её Дара. Среди Проклятых отличалась умением создавать новые, уникальные плетения. Более всех остальных желала создать Серую школу магов со смешанной искрой. Единственная из мятежников, кто смог войти в Дом Любви, благодаря спасению Лаэн. После смерти своего физического тела стала частью сознания своей ученицы Ласки.
- Рован Ней (Чахотка, Владыка Смерча, Сын Вечера, Топор Запада) — Проклятый, Огонёк. резко отрицательный герой. Извращенец и некрофил. Открыто ненавидит Тиф, винит её в гибели старшего брата. Мастер ломки сознания. Убит Нэссом.
- Аленари рей Валлион (Оспа, Палач Зеркал, Звезднорожденная, Сестра Сокола) — Проклятая. Потомственный Сокол. Была племянницей одного из Императоров. Характер: благородная, разумная и жестокая. В ходе Тёмного Мятежа была страшно изуродована и постоянно носит серебряную маску.Втайне ненавидит Проказу. считая, что та могла бы вернуть ей лицо, но специально этого не сделала и интригует против неё. Особый талант - "Заячий след" - способность некоторое время находиться вне тела и далеко от него, не теряя ни капли Дара. Любовница Чумы.
- Митифа Данами (Корь, Серая мышка, Тихоня, Дочь Утра, Стилет Востока, Убийца детей) — Проклятая. Становится основным антигероем в предпоследней книге цикла («Жнецы Ветра»). До этого вынуждена была играть роль глупой ученицы Тальки Атруни, спасаясь от Тиф и Чахотки (как выяснилось, она предала Альбиноса, заманив в ловушку Ходящих). Обожает книги. Характер: мстительная, хитрая и алчная.
- Тальки Атруни (Проказа, Отравляющая болота, Мать Тьмы, Дарующая жизнь,Мрак пустыни) — Проклятая. Как ни странно звучит, она Целительница, которая смогла обратить свою «Искру» в смертельное оружие. Являлась самой сильной и авторитетной из Проклятых. Возможно специально не исцелила до конца Чуму и Оспу, преследуя собственные цели. Убита Лаэн при помощи "Гасителя Дара"
- Гаррет-Тень — «Танцующий с тенями», появляется на протяжении всего рассказа во снах Нэсса. Выступает в роли тайного помощника, советчика и провидца. Создатель мира Хары. Характер: ироничный и харизматичный.
- Лук — стражник из гарнизона Врат Шести Башен. Вместе с погибшим товарищем Рюком оказался единственным, кто уцелел при штурме. Неплохой воин, хотя и ворчун. Любимое выражение: «Лопни твоя жаба!». Играет в кости и нередко при этом жульничает.
- Га-нор — Северянин, разведчик Врат Шести Башен, сын Ирбиса (дети Ирбиса — название одного из семи кланов северян, живущих в Льдистых землях, на севере Империи. Кроме Ирбисов существуют кланы Снежных Белок, Медведей, Сов, Куниц, Лосей, Волков). Чудом выживает после встречи с Некромантом во время разведывательного рейда, и прорывается на Имперские земли через захваченные Врата Шести Башен. В лесу натыкается на Лука, и пытается с ним добраться в Альсгару. Превосходный следопыт и воин.
- Лей-рон (Чума) - Один из Шести Проклятых. Северянин, до сих пор поклоняется Уггу. В прошлом носил прозвище Несущий свет, за способность к обучению Огоньков. Гениальный стратег и полководец, превосходный воин, но из-за травмированного колена не сражается. Считается одним сильнейших среди Повелителей. Способен видеть сквозь преграды и проходить сквозь них.
Интересные факты
- Цикл, по сути, является продолжением трилогии «Хроники Сиалы», так как именно Гаррет (главный герой трилогии) и создал мир Хары.
- В цикле есть упоминания про Сиалу: некоторые персонажи поминают Тьму вместо Бездны; в разговоре с Нэссом Гаррет упоминает некоторые события и персонажей из «Хроник…»; последнее видение Нэсса про Гаррета происходило у подножия Зам-да-Морта — самой высокой горы Сиалы. Так же в последней встрече с Нессом, Гаррет говорит о бутылке вина: "Эта бутылка долго ждала своего часа". Несс не понял слово "час", так как в Харе час называют "нар",в отличие от Сиалы.
- Сооружения мира Хары — Флейты Алистана — отсылка к одному из персонажей трилогии «Хроники Сиалы» — графу Алистану Маркаузу, для жизни которого флейта много значила и который принял свой последний бой под её песню.
- Также первый язык Хары валиострский (название империи в "Хрониках Сиалы").
Напишите отзыв о статье "Ветер и Искры"
Ссылки
- [www.pehov.info/ Официальный сайт писателя]
Отрывок, характеризующий Ветер и Искры
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
