Ветно

Деревня Ветно Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Новгородская областьНовгородская область Муниципальный район Холмский Сельское поселение Красноборское Координаты 57°01′45″ с. ш. 30°53′42″ в. д.57.02917° с. ш. 30.89500° в. д. / 57.02917; 30.89500    Площадь 0,09 км² Высота центра 52 м Население 5 человек (2009) Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 175274 Автомобильный код 53 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=49247813013 49 247 813 013] Показать/скрыть карты

Ветно — деревня в Холмском районе Новгородской области, входит в Красноборское сельское поселение. Площадь территории относящейся к деревне — 9 га. Постоянное население деревни — 5 чел. (2009), хозяйств — 4.

Деревня, расположена на правом берегу реки Ловать. Ветно находится на высоте 52 м над уровнем моря. На противоположном берегу Ловати — деревня Дунаево.

История

В средневековье сельцо Ветно относилось к Лазаревскому стану Холмского погоста Деревской пятины Новгородской земли. По переписной книге Федора Кутузова 1710 года сельцом Ветно Лазаревского стана Холмского уезда Петербургской губернии владел Гаврил Петрович Чириков, живший в Торопецком уезде. С 1727 года в составе Холмского уезда Великолуцкой провинции Новгородской губернии, с 1772 года Псковской губернии, затем с 1777 года Псковского наместничества, затем с 1796 года новой Псковской губернии в Великолуцком уезде, с 1802 года в Ильинской волости восстановленного Холмского уезда. С 1924 года в составе Холмской волости. В 1928 году население деревни было 220 чел. С 1927 года в составе Дунаевского сельсовета Холмского района Великолукского округа Ленинградской области (до 1929 года), затем Западной области, с 1935 года в составе Калининской области, с 1944 в составе Великолукской области, с 1957 года Псковской области, с 1958 года Новгородской области. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 июня 1954 года были объедине­ны сельсоветы: Дунаеаский, Глуховс­кий, Красноборский — в Красноборский сельсовет. Который в XXI веке был упразднён. Ныне деревня входит в состав Красноборского сельского поселения.

Отрывок, характеризующий Ветно

Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.