Вечный зов (телесериал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вечный зов
Режиссёр

Владимир Краснопольский
Валерий Усков

Автор
сценария

Константин Исаев
Анатолий Иванов

В главных
ролях

Иван Лапиков
Пётр Вельяминов
Олег Басилашвили
Ефим Копелян
Владлен Бирюков
Ада Роговцева
Николай Иванов
Вадим Спиридонов
Валерий Хлевинский
Тамара Сёмина
Андрей Мартынов
Юрий Смирнов
Николай Ерёменко (старший)

Композитор

Леонид Афанасьев

Оригинальный телеканал

ЦТ СССР

Студия

Киностудия «Мосфильм»
Пятое творческое объединение

Длительность

1326 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Дата выхода

19731983

Первый показ

2 июня 1976

Количество эпизодов

2 фильма (19 серий)

«Ве́чный зов» — эпический телесериал в жанре семейной саги, снятый по одноимённому роману Анатолия Иванова. Снимался на «Мосфильме» с 1973 по 1983 годы. На материалах событий полувека (с 1906 по 1961 годы) в фильме показана история семьи Савельевых. Как и их односельчане, они проходят через три войны, революцию, Великую Отечественную войну и послевоенное время.





Показ

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Телепремьера первых шести серий состоялась 2-4 и 8-10 июня 1976 года, эти серии были вновь повторены 7, 8, 10, 11, 13, 15 января 1978, а затем в продолжение 16-21 января 1978 были показаны следующие серии с 7-й по 12-ю. В 1979 году основные создатели сериала были удостоены Государственной премии СССР. В 1996 году режиссёры фильма перемонтировали картину под новый телестандарт, отреставрировав её и восстановив эпизоды, ранее вырезанные. В таком виде фильм демонстрировался один раз.

Сюжет

Фильм первый

1 серия — «Старший брат»

1906 год. С японского фронта домой в глухую сибирскую деревню Михайловку возвращаются двое односельчан — Демьян Инютин и Панкрат Назаров. Один вернулся без ноги, другой — с пулей в лёгких. Демьян предлагает свои услуги в качестве управляющего местному богатею Михаилу Лукичу Кафтанову. Он жёстко притесняет своих односельчан и скоро становится правой рукой Кафтанова. В семье Силантия Савельева растут три сына — Антон, Фёдор и Иван. Старший Антон подаётся на заработки в Новониколаевск, где его привлекают к подпольной работе в РСДРП. В результате облавы Антона арестовывают и он попадает на допрос к следователю Охранного отделения Лахновскому. Лахновский сначала предлагает Антону выдать подпольщиков, но, не добившись этого, передаёт его палачу Косоротову. Однако и под пытками Антон не ломается. Выдерживает испытания и Иван Михайлович Субботин. Затем на допрос попадает Пётр Полипов, которого Лахновский склоняет к предательству.

2 серия — «Ночь перед рассветом»

1914 год. Иван Савельев служит конюхом у Кафтанова и влюбляется в его дочь Анну. Но его брат Фёдор, желая породниться с богачом Кафтановым, тоже имеет виды на Анну. С фронта возвращается Поликарп Кружилин. В городе сбежавший с каторги Антон Савельев женится на Лизе, на свадьбе присутствует и влюблённый в Лизу Полипов. Полипов сообщает Антону адрес явочной квартиры, утверждая, что явка чистая. Но на той явке Антона арестовывают. Он совершает побег. Следователь Лахновский, который допрашивал Антона, приходит к Полипову и убеждает его выдать Антона. Антона вновь арестовывают. В конце серии во время разговора Фёдора с отцом на заимке появляется Антон, снова сбежавший из тюрьмы.

3 серия — «В чём твоя вера?..»

1916 год. Продолжается сюжет предыдущей серии. Фёдор замечает следы Демьяна Инютина и понимает, что тот выслеживает Антона. Антон уходит из дома и скрывается в горах. Когда Фёдор несёт брату еду, его выслеживает Демьян с солдатами. Они настигают Фёдора, и Демьян угрожает убить его. Тогда Антон сдаётся сам. Инютин, вынашивая идею женить своего сына Кирьяна на дочери Кафтанова Анне, вынуждает Фёдора «испортить» дочь деревенской повитухи Анфису, в которую влюблён Кирьян. В деревню приходит известие об отречении царя от престола.

4 серия — «Мятеж»

1918 год. В Сибири поднимается белогвардейский мятеж. Кафтанов собирает отряд кулаков и преследует партизанский отряд, возглавляемый Кружилиным, а Фёдора, отказавшегося помочь в поисках, на глазах брата Ивана жестоко сечёт плетьми. В Новониколаевск из Томска приезжает Антон, его встречает Лиза с маленьким сыном. Во время встречи Антона арестовывает Лахновский. На допросе Антон вновь молчит. Лахновский предлагает Полипову сесть в камеру к Антону и всё у него разузнать. Но и таким методом ничего узнать не удаётся. Лахновский приказывает расстрелять Антона, но один из конвоиров помогает ему бежать. В село посылают карательную экспедицию, но с помощью Силантия Савельева отряду партизан удаётся скрыться в неприступном ущелье. К ним присоединяются Фёдор с Анной…

5 серия — «В каменном мешке»

В начале этой серии звучит первая в сериале песня — «Родимая земля» (1-й её вариант — «Гражданская война»)

Выход из ущелья, где скрылись партизаны, перекрыт белогвардейцами. Кафтанов приказывает Ивану расстрелять захваченного в плен Панкрата Назарова, но тот отпускает односельчанина. Белогвардейский полковник Зубов приказывает повесить отца и мать Савельевых за то, что Силантий помог партизанам скрыться. В последний момент мать помилована, но Иван становится свидетелем казни отца. Партизанам удаётся выбраться из ущелья и внезапно напасть на отряд белых. В бою Фёдор убивает полковника, а Кафтанову удаётся скрыться. Вскоре на заимку привозят захваченную в плен Анну. Кафтанов предлагает Ивану взять её в жёны, но Иван отказывается насильно овладеть Анной. Тогда Кафтанов велит Косоротову обесчестить собственную дочь за связь с партизанами. Иван убивает Демьяна Инютина и Кафтанова и привозит поруганную Анну к партизанам.

6 серия — «Возвращение»

1925 год. Иван, отбыв наказание за пребывание в банде Кафтанова, выходит на свободу и встречает Агату. Фёдор женится на Анне, Анфиса выходит замуж за Кирьяна, но по-прежнему остаётся любовницей Фёдора, доставляя мужу немалые страдания. На селе идут дебаты о новой форме хозяйствования — колхозах. В лесах бродят банды, одну из которых возглавляет Лахновский. Они жгут село, пытаясь расправиться с «красными». В деревню возвращается Иван с женой Агатой. У него сразу же возникает конфликт с Фёдором, который не может простить ему смерти отца. Яков Алейников, бывший красный партизан, а ныне сотрудник ОГПУ (позже НКВД), арестовывает Лахновского. Идёт 1933-й год.

7 серия — «На своей земле»

У Петра Полипова, бывшего провокатора, а ныне партийного руководителя, появляется Полина, дочь якобы расстрелянного Лахновского, и сообщает, что её отец жив. В село привозят кинофильм и сельчане видят на экране своего земляка Антона Савельева, ставшего руководителем крупного производства. Фёдор подговаривает Кирьяна свести счёты с Иваном и за это обещает оставить Анфису. Ивана арестовывают по ложному обвинению.

8 серия — «Испытание»

В партии идут массовые чистки. Для упрочения своего положения этим пытается воспользоваться Полипов. Алейников, уверенный в своей позиции честного коммуниста, по навету Полипова арестовывает Хлебникова, Баулина и Кошкина. Секретарь обкома Субботин, спасая старого друга Кружилина от возможных преследований, организует его перевод в Ойротию (Горный Алтай). Вместо Кружилина секретарём райкома становится Полипов.

9 серия — «Война!»

В начале этой серии впервые звучит песня «Вечный зов родной земли».

Поликарпа Кружилина отзывают из Ойротии и назначают секретарём райкома в Шантару вместо развалившего работу Полипова. В Михайловке Фёдор по-прежнему изменяет жене с Анфисой. Между Семёном, старшим сыном Фёдора, и Верой, дочерью Кирьяна и Анфисы, завязываются любовные взаимоотношения. Из тюрьмы возвращается Иван Савельев. В село приходит страшное сообщение: началась война!

10 серия — «Тревожные дни и ночи»

В начале этой серии звучит второй вариант песни «Родимая земля» («Великая Отечественная война»)

В Шантару прибывают эшелоны с большим числом эвакуированных, которых с трудом удаётся расселить. Но это только начало: вскоре туда же эвакуируют завод сельхозмашин с рабочими и их семьями. Пустить завод приказано в кратчайшие сроки, практически, на пустом месте. Главный инженер завода Иван Иванович Хохлов возглавляет эти работы. Яков Алейников, влюбившись в Веру, приходит к Инютиным свататься . Поступает директива по перепрофилированию завода для нужд фронта. Приезжают специалисты, среди которых и Антон Савельев, назначенный директором. Он рассказывает о том, что был в плену с Петром Зубовым — сыном убитого полковника. И вдруг он видел его здесь, на станции. Алейников обещает поймать предателя-диверсанта.

11 серия — «Перед штурмом»

Антон Савельев приглашает в гости своих братьев — Ивана и Фёдора. Но попытка примирения кончается скандалом. На фронт тайком сбегает Кирьян Инютин. Председатель райисполкома Полипов жалуется в обком на самоуправство председателя колхоза «Красный партизан» Панкрата Назарова, засеявшего поля рожью вместо пшеницы. Субботин с Кружилиным едут в колхоз и убеждаются в правоте крестьянина.

12 серия — «Судьбы человеческие»

Алейников арестовывает Петра Зубова и Макара Кафтанова и расстаётся с Верой, поняв, что любовь к ней не может изменить его ошибок в прошлом. Фёдор решает уйти от Анны, но, придя к Анфисе, получает от ворот поворот — она говорит, что будет ждать мужа. Завод, ценой неимоверных человеческих усилий, в намеченный срок выдаёт первую продукцию. Сибиряки провожают на фронт односельчан — сына Фёдора Семёна, Ивана Савельева, Якова Алейникова, который дал возможность Петру Зубову «кровью искупить вину перед Родиной» в штрафбате. Все верят в победу…

Серия завершается песней «Вечный зов родной земли»

Фильм второй

1 (13) серия — «Огнём крещённые»

Идёт 1942 год. На складе завода, где хранятся снаряды, случается пожар, при тушении которого погибает Антон Савельев. Иван Савельев и Семён едут на фронт с танковой бригадой. В первом же бою их экипаж подбивает пять вражеских танков. Фёдор Савельев, окончательно запутавшись в жизни, уходит на фронт.

2 (14) серия — «Опалённая любовь»

На передовой во время затишья Семён знакомится с Ольгой Королёвой — связной партизанского отряда, на глазах которой немцы убили мать. Кирьян Инютин, лишившись на войне обеих ног, пытается в госпитале покончить с собой. Фёдор попал в плен к немцам и стал служить полицаем у «старого знакомого» — бывшего следователя царской охранки, а ныне оберст-лейтенанта абвера Лахновского. Лахновский узнаёт о том, что где-то поблизости в армейской газете работает Пётр Полипов, которого он когда-то завербовал и сделал провокатором. Он решает найти Полипова. Прибывший на фронт Яков Алейников разговаривает с неким капитаном — Валентиком. Вдруг вмешивается Ольга, которая рассказывает, что видела этого Валентика с немцами. Алейников убеждается, что перед ним действительно немецкий агент, но Валентику удаётся совершить побег.

3 (15) серия — «Огонь и пепел»

Яков Алейников, попав на фронте в военную контрразведку, встречает своего «крестника» — Петра Зубова, которому когда-то помог избежать тюрьмы. Яков готовит рейд в тыл противника и встречает другого «крестника» — Ивана Савельева, которого в прошлом посадил в тюрьму. Иван рассказывает, что без вести пропал в бою его племянник Семён, который, как впоследствии оказалось, был тяжело ранен и попал в плен. Алейников же сообщает Ивану о предательстве Фёдора, который служит карателем у немцев. Иван решает идти с отрядом Алейникова, чтобы «взглянуть в глаза братцу». На фронт с редакцией газеты приезжает Полипов. Человек Лахновского (Валентик) обманом завлекает его с собой и переводит через линию фронта. Происходит встреча Полипова с Лахновским, который в своё время его сломал во время допроса. И на этот раз, когда Лахновский упоминает о том, чтобы расстрелять Полипова, последний проявляет трусость. Лахновский рассказывает Полипову о том, как западные капиталистические страны задумывают разрушить Советский Союз и силу его народа, основываясь на низких корыстных желаниях «собственничества» — слабости многих людей. После этой речи Лахновский приказывает Валентику отвести Полипова обратно за линию фронта.

4 (16) серия — «Противостояние»

При нападении отряда Алейникова на базу немцев Лахновский со своими людьми, в том числе и Фёдором пытаются сбежать. По пути Лахновский подворачивает ногу. Фёдор помогает ему идти, при этом Лахновский обещает: «Убережёшь меня — всё что хочешь для тебя сделаю». Но потом Лахновского убивает Валентик, мотивируя это тем, что если тот попадётся живым — хуже будет. А Фёдор встречается со своим братом Иваном. После непродолжительного разговора Иван Фёдора убивает, а затем встречает Ольгу, и она рассказывает ему, что носит под сердцем ребёнка пропавшего Семёна. А сам Семён вместе с Зубовым и Максимом Назаровым — сыном председателя колхоза «Красный партизан» Панкрата Назарова — оказался в концлагере Бухенвальд, в лагерной штрафной роте под командованием изувера-унтершарфюрера Айзеля. В это время безногий Кирьян по поездам просит «Христа ради» — он решил не сообщать жене о своем увечье, не желая быть обузой. Секретарь обкома Субботин умирает, узнав о гибели последнего — среднего — сына. До этого Субботин в разговоре с Кружилиным предупреждает последнего насчёт Полипова: «Я бы ему (Полипову) не то, что обком, колхоз бы не доверил. Да что там колхоз, даже колхозную бригаду. Нельзя ему этого доверять. Когда будет надо, припомни этот наш разговор».

5 (17) серия — «Боль и гнев»

Жена погибшего на пожаре Антона Савельева Лиза умирает от сердечного приступа после ссоры с женой Полипова Полиной — дочерью Лахновского, от которой безуспешно пыталась добиться правды о предательстве её мужа. Анфиса, получив известие о Кирьяне, находит его и с великой радостью увозит домой. Жена Ивана Савельева Агата погибает от рук бандитов, воровавших колхозное сено. После её гибели с фронта возвращается Иван, потерявший правую руку. С фронта возвращается Полипов, который просит Кружилина помочь ему устроиться на прежнее место в обком. Кружилин, вспоминая тот разговор с Субботиным, категорически возражает. И в обкоме Поликарп Матвеевич настойчиво выступает против назначения Полипова на должность секретаря, однако того всё равно назначают.

6 (18) серия — «Совесть»

1957 год. Полипов вновь секретарь Шантарского райкома партии, а сын Поликарпа Кружилина Василий стал редактором районной газеты. Иван Савельев — председатель колхоза «Красный партизан», а Поликарп — парторг колхоза. Иван и Кружилин-старший конфликтуют с Полиповым по поводу передовых методов сельского хозяйства. Безногий Кирьян Инютин вернулся к полноценной жизни, он работает в колхозе счетоводом. Отсидев за предательство, возвращается в село сын Назарова Максим. Не получив отцовского прощения, он кончает с собой, а отец, не сумевший простить предательства, но любящий сына, умирает на его могиле. Приезжает Пётр Зубов и рассказывает о Семёне, с которым его развела судьба после концлагеря.

7 (19) серия — «Бессмертие»

1961 год. В Михайловку приезжает Ольга Королёва с дочерью. Иван ведёт их к матери Семёна — Анне, где Ольга рассказывает о Якове Алейникове, историю его борьбы с украинскими националистами (которых возглавлял Валентик) и о его гибели от их рук — Якова заживо сжигают. Однако Ольга не в силах открыть Анне тайну рождения своей дочери, но Анна и сама всё понимает. Вскоре Анне приходит письмо из Норвегии, где после побега из концлагеря воевал и погиб Семён. Анна и Дмитрий едут в Норвегию на могилу Семёна. Полипов узнаёт о процессе в Киеве над украинскими националистами, где в том числе осуждён Валентик. В ходе этого процесса всплывает фамилия Полипова и обком партии проводит расследование. Выясняется факт сотрудничества Полипова с охранкой и его исключают из партии[1]. Сын Поликарпа Кружилина становится председателем колхоза «Красный партизан», а сын Фёдора Савельева Дмитрий получает письмо от Ганки с предложением приехать.

Серия (и весь сериал) завершается песней «Родина суровая и милая».

Отличия фильма от романа

  • Эпизод совместного возвращения с русско-японской войны двух инвалидов — Панкрата Назарова и Демьяна Инютина — в книге отсутствует: с войны возвращается один Инютин. Назаров в романе значительно моложе, чем в фильме: он ровесник Алейникова и Кружилина. Пуля в лёгких у него с гражданской войны, а не с русско-японской, как в фильме.
  • В книге мотивом для сотрудничества с царской охранкой для Петра Петровича Полипова послужил не шантаж со стороны Лахновского, как в фильме, а исключительно ревность. Полипов был влюблён в Лизу, но та предпочла Антона Савельева.
  • По книге Анну изнасиловал собственный отец — Михаил Лукич Кафтанов, за что и был убит Иваном Савельевым. В фильме это сделал, по приказу Кафтанова, Косоротов.
  • В фильме конфликт Поликарпа Кружилина и Михаила Лукича Кафтанова возник из-за цыганки, невесты Кружилина, которую Кафтанов оскорбил непристойным предложением. В романе у Кружилина на тот момент не было невесты. Он лихо сплясал перед Кафтановым, и тот взял его к себе в лавку приказчиком, причём был доволен его службой. Узнав, что Кружилин ведёт на селе революционную агитацию, Кафтанов его выгнал.
  • В фильме Иван Савельев отпустил, не расстреляв, Панкрата Назарова. В книге на месте Панкрата был просто «партизан, кривоногий мужичок из деревни Казанихи».
  • В романе остатки кафтановской банды, терроризировавшей округу, возглавлял старший сын Кафтанова Зиновий, а не Лахновский. После разгрома остатков банды Зиновий был осуждён и расстрелян.
  • Лахновский в это время под другой фамилией был активным троцкистом, выполняя поручения партийной оппозиции, связанной с иностранными разведками. Тогда же был завербован немцами. После разгрома оппозиции Лахновский, сменив фамилию, жил на Украине до прихода туда в 41-м г. немцев.
  • В фильме члены бюро райкома Кошкин и Баулин были спасены от репрессий, инициированных Полиповым, благодаря смелому заступничеству членов райкома и вмешательству Субботина, ранее был несправедливо осуждён Хлебников. В книге заступничества членов райкома не было, а вмешательство Субботина не помогло. Фамилии пострадавших были Кошкин и Засухин, они были арестованы и осуждены, ранее осуждён был Баулин. Разговор по душам Алейникова с Кошкиным и Баулиным (согласно книге с Кошкиным и Засухиным) состоялся после ареста последних. По книге Баулин и Засухин погибли в лагерях. Кошкин во время Великой Отечественной войны командовал штрафной ротой и погиб в том же бою, в котором Семён Савельев и Пётр Зубов попали в плен. В фильме вместо штрафной роты был штурмовой батальон, которым командовал не Кошкин, а Хлебников.
  • Семён Савельев перед уходом на фронт женился.
  • По книге Максим Назаров был в концлагере не с Семёном Савельевым, а с Василием Кружилиным, сыном Поликарпа Матвеевича. Причём до войны рядовой Кружилин служил в роте капитана Назарова, и в плен в первые дни войны они попали вместе.
  • Василий Кружилин после возвращения из лагеря стал редактором районной газеты. Факт нахождения Кружилина-младшего в плену помог Полипову после войны «подсидеть» Кружилина-старшего, выпроводить его на пенсию и занять место первого секретаря райкома.
  • Пётр Зубов не был захвачен немцами в плен и не вызывался им служить. Он бежал вместе с Макаром, младшим сыном Кафтанова, из советского лагеря и оказался в Шантаре, где и они и были арестованы. Поскольку на нём были только кражи, его ходатайство об отправке на фронт было удовлетворено. «Душеспасительный» разговор Алейникова с Зубовым по книге произошёл не в кабинете следователя, а на фронте, перед атакой штрафников. После войны Зубов с семьёй перебрался в Шантару.
  • По книге Айзель не служил в СС, а был заключённым, осуждённым за гомосексуализм, и занимал должность капо.
  • В фильме Иван Савельев застрелил брата Фёдора, когда тот пытался выстрелить в него из автомата. В книге Фёдор не пытался стрелять в брата, Иван застрелил предателя после разговора начистоту.
  • В фильме экипаж Дедюхина уничтожил в бою 5 танков, в книге — одиннадцать.
  • В фильме «Егор Кузьмич» — имя и отчество Дедюхина, в книге сам Дедюхин называет так Алифанова.
  • В романе Полипов не был разоблачён как агент царской охранки и предатель. Его просто постепенно переводят на всё менее ответственную работу, вплоть до парторга колхоза, поскольку он не вписывался в новую послевоенную жизнь и не понимал методов партийного руководства. В итоге его по-тихому выпроваживают на пенсию по возрасту.
  • Полина Сергеевна Полипова по книге была любовницей Лахновского. Она была дочерью провокатора Свиридова, впоследствии следователя у белочехов. Свиридов и связанные с ним эпизоды в фильме отсутствуют. В книге Полина во время войны разводится с Полиповым, затем выходит замуж и постепенно меняется в лучшую сторону.
  • Якова Алейникова бандеровцы не сожгли заживо, а распилили пилой.
  • Максим Назаров после возвращения из тюрьмы по амнистии не хотел кончать жизнь самоубийством. Сделать это его заставил отец, Панкрат Григорьевич.
  • По книге сын Антона Савельева Юрий родился ещё до революции, к началу войны он был уже взрослым человеком. В фильме его сюжетная линия урезана.
  • В фильме «русский Савелий», партизан в оккупированной гитлеровцами Норвегии, — однозначно Семён, в книге же его личность не вполне достоверна, Савельевы только предполагают, что это мог быть он.
  • В фильме отсутствуют такие персонажи как эвакуированная Наталья Миронова, ставшая женой Семёна Савельева, Акулина Тарасовна Козодоева, её муж Филат Филатыч. Сильно урезаны сюжетные линии Кошкина, Субботина, Веры Инютиной, милиционера Елизарова и др.

В ролях

# А Б В Г Д Е Ё Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

А

Б

В

Г

Д

Е

Ж

З

И

К

Л

М

Н

О

П

Р

С

Т

У

Х

Ш

Я

Съёмочная группа

Режиссёры
Авторы сценария
Операторы-постановщики
Художники-постановщики
Места съемок

Рецензии

  • Владимир Фирсов. Неистребимой жизни зов // «Известия», № 149 (20495) от 29 мая 1983. стр. 3

Напишите отзыв о статье "Вечный зов (телесериал)"

Примечания

  1. В книге эпизод разоблачения Полипова отсутствует, этот положительный итог появился только в кино.

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=921 «Вечный зов»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Вечный зов (телесериал)

Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.