Вешке, Пауль

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Пауль Вешке (нем. Paul Weschke; 1867―1940) ― немецкий тромбонист.

Уроки игры на тромбоне получил от отца, в 18 лет начал играть в военном оркестре. В 1891 приглашён на должность первого тромбониста придворного театра в Мекленбурге, а в 1895 стал солистом оркестра Придворного оперного театра в Берлине (ныне Берлинская государственная капелла), оставаясь на этом посту до 1929 года. По приглашению дирижёра Карла Мука Вешке в течение многих сезонов играл в оркестре Байрейтского фестиваля. В 1913 музыкант был удостоен титула королевского камерного виртуоза.

Вешке ― один из последних представителей немецкой школы тромбонистов-солистов, восходящей к Карлу Трауготту Квайссеру и Фридриху Августу Бельке. В его репертуар входили концерты для тромбона с оркестром Фердинанда Давида, Серафима Альшавского, посвящённый ему ля-мажорный концерт Евгения Рейхе и другие произведения, в том числе собственного сочинения. Большой популярностью пользовались его вариации на тему «Венецианского карнавала», которые он сам виртуозно исполнял. Вешке обладал выдающейся техникой исполнения, в частности, достигая нижних педальных звуков без использования квартвентиля.

С 1903 по 1934 год Вешке преподавал в Берлинской высшей школе музыки. Среди его учеников ― профессор Гамбургской высшей школы музыки Хорст Раш и солист Берлинской филармонии Иоганнес Дом.

Ссылки

• [www.britishtrombonesociety.org/resources/archived-articles/paul-weschke-a-master-of-the-german-school.html Paul Weschke ― a master of the German School]  (англ.)

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Вешке, Пауль

– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.