Олег Вещий

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Вещий Олег»)
Перейти к: навигация, поиск
Олег Вещий
др.-рус. Оль́гъ, Ѡль́гъ

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Князь Олег в Радзивилловской летописи</td></tr>

князь Новгородский
879 — 912
Предшественник: Рюрик
Преемник: Игорь Рюрикович
Великий князь Киевский
882 — 912
Предшественник: Аскольд и Дир
Преемник: Игорь Рюрикович
 
Вероисповедание: Язычество
Смерть: 912(0912)
Место погребения: Киев либо Ладога (?)

Оле́г (Ве́щий Оле́г, др.-рус. Оль́гъ, Ѡль́гъ, ум. 912) — князь новгородский с 879 года и великий князь киевский с 882 года.

Получив власть над новгородскими землями после смерти Рюрика, как регент его малолетнего сына Игоря, Олег захватил Киев и перенёс туда столицу, объединив, тем самым, два главных центра восточных славян. Нередко рассматривается как основатель Древнерусского государства.

В летописи «Повесть временных лет»[1] приводится его прозвище Вещий[2] (знающий будущее, предвидящий будущее[3]). Назван так сразу по возвращении из похода 907 года на Византию.





Происхождение Олега

В летописях излагаются две версии биографии Олега: традиционная в «Повести временных лет», и по Новгородской Первой летописи. Новгородская летопись сохранила фрагменты более раннего летописного свода (на котором основывается и «ПВЛ»), однако содержит неточности в хронологии по событиям X века.

Согласно «ПВЛ», Олег был родичем (соплеменником) Рюрика. В. Н. Татищев со ссылкой на Иоакимовскую летопись считает его шурином — братом жены Рюрика, которую называет Ефандой[4]. Точное происхождение Олега в ПВЛ не указывается. Существует гипотеза о том, что Олег — это Одд Орвар (Стрела), герой нескольких норвежско-исландских саг[5].

После смерти основателя княжеской династии Рюрика в 879 году, Олег стал княжить в Новгороде как опекун малолетнего сына Рюрика Игоря[6].

Вокняжение в Киеве

Согласно ПВЛ, в 882 году Олег, взяв с собой много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, — взял город Смоленск и Любеч и посадил там мужей своих. Далее по Днепру спустился к Киеву, где княжили соплеменники Рюрика, варяги Аскольд и Дир. Олег отправил к ним посла со словами:

Купцы мы, едем в греки от Олега и от Игоря княжича, да приходите к роду своему и к нам.

Когда Аскольд и Дир вышли из города, Олег объявил им: «Вꙑ нє́ста кнѧзѧ́ ни ро́ду кнѧ́жѧ · но азъ єсмь ро́ду кнѧ́жѧ» и предъявил наследника Рюрика, малолетнего Игоря, после чего Аскольд и Дир были убиты.

Никоновская летопись, компиляция различных источников XVI века, приводит более подробный рассказ об этом захвате. Олег высадил часть своей дружины на берег, обговорив тайный план действий. Сам, сказавшись больным, остался в ладье и послал к Аскольду и Диру извещение, что везёт много бисера и украшений, а также имеет важный разговор к князьям. Когда те взошли на ладью, Олег сказал им: «Азъ єсмь Оль́гъ кнѧзь · а сє єсть Рю́риков И́горь кнѧ́жичь»[7] — и тут же убил Аскольда и Дира.

Расположение Киева показалось Олегу весьма удобным, и он перебрался туда с дружиной, объявив: «Да будет это мать городов русских». Тем самым он объединил северный и южный центры восточных славян. По этой причине именно Олега, а не Рюрика иногда считают основателем Древнерусского государства. Вокняжившись в Киеве, Олег установил для Новгорода дань варягам в 300 гривен: «и ѹста́ви варѧ́гомъ дань даꙗ́ти · Ѿ Но́ваго̀рода т҃ гривенъ на лѣто · мира дѣлѧ єже до смерти Ꙗрославлѧ даꙗшє варѧгомъ».

Следующие 25 лет Олег был занят расширением своей державы. Он подчинил Киеву древлян (883), северян (884), радимичей (885). Два последних племенных союза были данниками хазар. Повесть временных лет оставила текст обращения Олега к северянам: «Я враг хазарам, поэтому и вам незачем платить им дань». К радимичам: «Кому дань даёте?». Те ответили: «хазарам». И говорит Олег: «Не давайте хазарам, но мне давайте». «И владел Олег деревлянами, полянами, радимичами, а с — уличами и тиверцами имъяше рать».

898 годом Повесть временных лет датирует появление под Киевом венгров в ходе их миграции на запад, фактически произошедшее несколькими годами ранее.

Поход на Византию

В 907 году, снарядив 2000 ладей по 40 воинов в каждой (ПВЛ), Олег выступил в поход на Царьград. Византийский император Лев VI Философ приказал закрыть ворота города и загородить цепями гавань, предоставив таким образом варягам возможность грабить и разорять пригороды Константинополя. Однако Олег пошёл на необычный штурм:

И повелел Олег своим воинам сделать колёса и поставить на колёса корабли. И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу.[8]

Испуганные греки предложили Олегу мир и дань. Согласно договору, Олег получил по 12 гривен за каждую уключину, и Византия обещала платить дань на русские города. В знак победы Олег прибил свой щит к вратам Царьграда. Главным результатом похода стал торговый договор о беспошлинной торговле Руси в Византии.

Многие историки считают этот поход легендой. О нём нет ни единого упоминания у византийских авторов, достаточно подробно описавших подобные походы в 860 и 941[9]. Есть сомнения и в отношении договора 907 года, текст которого представляет собой почти дословную компиляцию договоров 911 и 944 гг. Возможно, поход всё же был, но без осады Царьграда. ПВЛ в описании похода Игоря Рюриковича в 944 году передаёт «слова византийского царя» к князю Игорю: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и ещё к той дани».

В 911 году Олег отправил в Константинополь посольство, которое подтвердило «многолетний» мир и заключило новый договор. По сравнению с договором 907 года из него исчезает упоминание о беспошлинной торговле. Олег именуется в договоре «великим князем русским». В подлинности соглашения 911 года сомнений не возникает: она подкрепляется как лингвистическим анализом, так и упоминанием в византийских источниках.

Осенью 912 года, как сообщает Повесть временных лет, князь Олег погиб от укуса змеи.

Новгородская версия биографии. Восточные походы Олега

В Новгородской первой летописи Олег представлен не князем, а воеводой при Игоре. Убивает Аскольда, захватывает Киев и идёт войной на Византию тоже Игорь, а Олег возвращается обратно на север, в Ладогу, где умирает не в 912, а в 922 году.

«Идѣ Ольгъ къ Новугороду · и отътуда въ Ладогу ⁙ Друзии жє сказаютъ · ꙗко идущє єму за морє · и уклюнѫ змиꙗ въ ногу · и съ того умрє · єсть могила єго въ Ладозѣ»

Эти сведения противоречат русско-византийскому договору 911 года[10], где Олег именуется великим князем русским, но в то же время они лучше согласуются с восточными известиями о Руси этого периода (см. ниже).

Приблизительно после 912 года, согласно сообщению арабского автора Аль-Масуди[11], флот русов из 500 кораблей вошёл в Керченский пролив. Хазарский царь разрешил русам пройти через Дон на Волгу, а оттуда спуститься в Каспийское море. В результате русы разорили побережье Азербайджана. Половину добычи по условию договора они отдали хазарскому царю, однако царская гвардия, состоящая из мусульман, потребовала мести за гибель единоверцев. Царь не смог или не захотел спасать русов, но послал им предупреждение об опасности. Битва длилась три дня и закончилась победой мусульман. 30 тысяч русов погибло. Уцелевшие 5 тысяч бежали вверх по Волге, где были истреблены буртасами и булгарами[12].

Имя русского предводителя в сообщении не названо и в русских летописях поход не упомянут. Возможно, смутным намёком на него является фраза Новгородской летописи об Олеге «другии сказывают, будто ушёл он за море…».

С личностью Олега иногда пытаются связать некого русского предводителя H-l-g-w, который по данным хазарского источника (так называемого «Кембриджского документа»), захватил по договорённости с Византией хазарский город Самкерц на Таманском полуострове, но был разбит наместником Самкерца Песахом и отправлен оным на Константинополь. Византийцы сожгли греческим огнём суда русов и тогда H-l-g-w отправился в Персию, где погиб сам со всем войском. Имя H-l-g-w восстанавливают как Хлгу, Хелгъ, Хелго[13]. Он именуется в документе правителем Русии, что делает очень заманчивым его отождествление с Олегом. Однако описываемые события относятся к правлению Игоря — поход русов на Византию совпадает по описанию с походом 941 года, а поход на Персию с набегом русов в 944 году на богатый закавказский город Бердаа близ реки Куры. В историографии были попытки трактовать это сообщение как свидетельство дуумвирата Игоря и Олега, в этом случае жизнь Олега продлевается до середины 40-х годов X века, а начало его правления предполагается более поздним, чем указано в летописи.

Упоминание об Олеге иногда видят в сообщении арабского географа аль-Масуди о двух могущественных славянских правителях. Первый из них носит имя ал-Дир и отождествляется с летописным князем Диром, имя второго в некоторых рукописях читается как Олванг: «Вслед за ним (Диром), следует царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом, франками, лангобардами и другими народами. Войны между ними ведутся с переменным успехом»[14].

Смерть

Обстоятельства смерти Вещего Олега противоречивы. «Повесть временных лет» сообщает, что смерти Олега предшествовало небесное знамение — появление «звезды великой на западе копейным образом»[15]. По киевской версии, отражённой в «Повести временных лет», его могила находится в Киеве на горе Щековице. Новгородская первая летопись помещает его могилу в Ладоге, но в то же время говорит, что он ушёл «за море».

В обоих вариантах присутствует легенда о смерти от змеиного укуса. По преданию, волхвы предсказали князю, что он умрёт от своего любимого коня. Олег приказал увести коня и вспомнил о предсказании только через четыре года, когда конь уже давно умер. Олег посмеялся над волхвами и захотел посмотреть на кости коня, встал ногой на череп и сказал: «Его ли мне бояться?» Однако в черепе коня жила ядовитая змея, смертельно ужалившая князя.

Эта легенда находит параллели в исландской саге о викинге Орваре Одде[16], который также был смертельно ужален на могиле любимого коня[17]. Неизвестно, стала ли сага поводом для создания древнерусской легенды об Олеге или, напротив, обстоятельства гибели Олега послужили материалом для саги. Однако если Олег является исторической личностью, то Орвар Одд — герой приключенческой саги, созданной на основе устных преданий не ранее XIII века. Колдунья предсказала 12-летнему Одду смерть от его коня. Чтобы не дать свершиться предсказанию, Одд с другом убили коня, бросили в яму, а труп завалили камнями. Вот как погиб Орвар Одд спустя годы[18]:

И когда они быстро шли, ударился Одд ногой и нагнулся. «Что это было, обо что я ударился ногой?» Он дотронулся острием копья, и увидели все, что это был череп коня, и тотчас из него взвилась змея, бросилась на Одда и ужалила его в ногу повыше лодыжки. Яд сразу подействовал, распухла вся нога и бедро. От этого укуса так ослабел Одд, что им пришлось помогать ему идти к берегу, и когда он пришёл туда, сказал он: «Вам следует теперь поехать и вырубить мне каменный гроб, а кто-то пусть останется здесь сидеть подле меня и запишет тот рассказ, который я сложу о деяниях своих и жизни». После этого принялся он слагать рассказ, а они стали записывать на дощечке, и как шёл путь Одда, так шёл рассказ [следует виса]. И после этого умирает Одд[19].

Некоторое время было принято отождествлять Олега с былинным богатырём Вольгой Святославичем.

Г. Ловмянский доказывал, что утвердившееся в научной литературе мнение о первоначальном правлении Олега в Новгороде сомнительно. По версии Г. Ловмянского, Олег был смоленским князем, а его связь с Рюриком — поздняя летописная комбинация[20]. А. Лебедев высказал догадку, что родственником Рюрика мог быть представитель местных нобилей[21]. Факт возложения Олегом дани на Новгород Киеву и варягам может свидетельствовать против версии о новгородском княжении Олега[22].

Дата смерти Олега, как и все летописные даты русской истории до конца X века, носит условный характер. Историк А. А. Шахматов отметил, что 912 год является также годом смерти византийского императора Льва VI — антагониста Олега. Возможно летописец, знавший, что Олег и Лев были современниками, приурочил окончание их правлений к одной и той же дате. Аналогичное подозрительное совпадение — 945 — и между датами смерти Игоря и свержения с престола его современника, византийского императора Романа I. Учитывая к тому же, что новгородская традиция относит смерть Олега к 922 году (см. выше), дата 912 становится ещё более сомнительной[23]. Продолжительность княжения Олега и Игоря составляет по 33 года, что вызывает подозрение в былинном источнике этих сведений.

Польский историк XVIII века Х. Ф. Фризе выдвигал версию, что у Вещего Олега был сын, Олег Моравский, который после смерти отца был вынужден покинуть Русь в результате борьбы с князем Игорем. Родственник Рюриковичей Олег Моравский стал последним князем Моравии в 940 году, согласно сочинениям польских и чешских писателей XVIXVII века, однако его родственная связь с Вещим Олегом является лишь предположением Фризе.

Русское произношение имени Олег возникло, вероятно, от скандинавского имени Helge[24], что означало изначально (на протошведском — Hailaga) «святой», «обладающий даром исцеления»[25]. Из саг известны несколько носителей имени Helgi, время жизни которых датируют VI—IX веками[26]. В сагах также встречаются близкие по звучанию имена Ole, Oleif, Ofeig. Саксон Грамматик называет имена Ole, Oleif, Ofeig, но их этническая принадлежность остаётся неясной.

Среди историков, не поддерживающих норманскую теорию, предпринимались попытки оспорить скандинавскую этимологию имени Олега и связать его с исконно славянскими, тюркскими[27] или иранскими[28] формами. По мнению Л. П. Грот, связывать имя Олега со шведским именем «Helge» затруднительно по семантическим причинам, поскольку значение последнего — «святой» — противоположно по смыслу языческому прозвищу русского князя[29].

Образ Вещего Олега в искусстве

В драматургии

  • Львова А. Д. драматическая панорама в 5 действиях и 14 картинах «Князь Олег Вещий» (премьера 16 сентября 1904 на сцене Народного Дома Николая II), музыка Н. И. Привалова с участием хора гусляров О. У. Смоленского.[30]

В литературе

Летописный рассказ о смерти Олега положен в основу литературных произведений:

В кино

Напишите отзыв о статье "Олег Вещий"

Примечания

  1. [old-russian.chat.ru/01povest.htm «Повесть временных лет» \\ «Древнерусская литература»] в переводе Д. С. Лихачёва
  2. Олег // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  3. Вещий — происходит от слова «ведающий», родственные слова «вещун», «ведьма». См., напр., Словарь М. Фасмера [vasmer.narod.ru/p099.htm].
    Словарь Даля — Вещий, кому всё ведомо и кто вещает будущее; прорицатель, предсказатель; умный, мудрый, смотрок, предусмотрительный.
  4. Татищев В. Н.. История Российская. — Т. 1. — С. 113.
  5. Пчёлов Е. В. Рюриковичи. История династии. — С. 48—50.
  6. Фурсенко В. Олег Вещий // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  7. Лурье Я. С. [www.russiancity.ru/books/b75.htm История России в летописании.]
  8. «Повесть временных лет». Год 907.
  9. Походы 860 и 941 гг. отражены также и в западноевропейских источниках. Литературные параллели с походом Вещего Олега в 907 году можно найти только в датских легендах, записанных Саксоном Грамматиком в XII веке: легендарный викинг середины IX века Рагнар Лодброк в сражении против жителей Геллеспонта поставил бронзовых коней (поэтический образ корабля викингов) на колёса и направил их на врагов.
  10. Повесть временных лет. В год 6420.
  11. Аль-Масуди так указывает дату набега: «и год известен; это было после 300 (хиджры), только от меня ускользнуло определение года.» На основании рассказа историки определяют дату 913914.
  12. См. Каспийские походы русов. Поход 913/914.
  13. [gumilevica.kulichki.net/Rest/rest0505.htm Перевод Кембриджского документа]
  14. Новосельцев А. П. Образование Древнерусского государства и его первый правитель // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998. — М., 2000. — С. 472.
  15. Шайкин А. А. «Сица знаменья не на добро» // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 3 (9). С. 107.
  16. Одд, сын Грима с острова Рамстад. Родители назвали его Хрольв; приёмный отец — Одд.
  17. Коня, согласно саге, звали Факси («Грива»).
  18. Вариант саги:
    Бродя и вспоминая, оказался он на том месте, где был похоронен конь его. Протекавший ручей подмыл берег, и кости коня оказались видны. Увидав череп, Одд сказал: «Не моего ли коня Факси этот череп?» — и с силой ударил по черепу копьём. Череп отлетел прочь, а из-под него метнулась потревоженная змея и укусила Одда чуть выше щиколотки…
    «Древняя Русь в свете зарубежных источников». М., 1999.
  19. [lants.tellur.ru/history/DRSZI/V.2.htm Отрывок из саги про Орвара Одда]
  20. Ловмяньский X. Русь и норманны. — М., 1985. — c. 135—140.
  21. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. — Л., 1985. — С. 245.
  22. «Ярославу сущу в новѣгородѣ и оурокомъ дающю . ҂в҃ . гривенъ . ѿ года до года . кыєву . а тысѧщю новѣгородѣ гривенъ раздаваху . и тако даху вси посадницѣ новьгородьстии»; «и оустави варѧгом̑ дань даӕти . ѿ новагорода . т҃ . гривенъ на лѣт . мира дѣлѧ єже до см҃рти Ярославлѧ даӕше варѧгом». См. Полное собрание русских летописей. — Москва, 1962. — Т. 2: Ипатьевская летопись. — Стб. 17, 114—115.
  23. О приёмах вычисления летописцами дат событий русской истории IX—X вв. см. статьи В. Г. Лушина «Некоторые особенности хронологической сегментации ранних известий Повести временных лет», «Симметричность летописных дат IX — начала XI вв.» и «882 — 862—852» в сборнике «Историко-археологические записки». [Кн.] I. 2009. С. 22 — 44.
  24. См. [vasmer.narod.ru/p462.htm этимологический словарь] М. Фасмера, со ссылкой на В. Томсена
  25. [pi.library.yorku.ca/dspace/bitstream/handle/10315/4045/icos23_1012.pdf?sequence=1 Per Vikstrand,Pre-Christian Sacral Personal Names in Scandinavia during the Proto-Scandinavian Period.] Proceedings of the 23rd International Congress of Onomastic Sciences August 17—22, 2008, York University, Toronto, Canada
  26. См. список в статье Helge
  27. Кузьмин А. Г. [ec-dejavu.ru/v/Varag.html Об этнической природе варягов] со ссылкой на древнеболгарскую надпись 904 года, в которой употребляется титул византийского императора «олгу таркан», где олгу означает великий.
  28. Галкина Е. С. [www.modernlib.ru/books/galkina_elena_sergeevna/tayni_russkogo_kaganata/read_21/ Тайны Русского каганата.] М., «Вече», 2002. — С.365. Халегу — иран. «творец», «создатель».
  29. Грот Л. П. [annals.xlegio.ru/rus/small/sirio156grot.htm Мифологические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории] // Шведы и Русский Север. (К 210-летию Александра Лаврентьевича Витберга). Материалы Международного научного симпозиума. Киров, 1997. — С. 153—158.
  30. Акулович В. И., Брунцев В. А. [skomorokhi.narod.ru/art/Gusli_XIX-XX_century.docx Гусли в музыкальной культуре России конца XIX-начала XX века: Николай Иванович Привалов и Осип Устинович Смоленский] в сборнике Труды Санкт-Петербургского Государственного Института Культуры. Том 207. Русские народные музыкальные инструменты в современной культуре России. 131, 143.

Литература

Ссылки

  • [litopys.org.ua/novglet/ Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов.] — М.-Л.: «Издательство Академии Наук СССР», 1950. — 659 с. // «Ізборник». Історія України IX—XVIII
  • [litopys.org.ua/ipatlet/ipat.htm ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ РУССКИХЪ ЛѢТОПИСЕЙ. Томъ 2. ИПАТЬЕВСКАЯ ЛѢТОПИСЬ.] Изданіе второе. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія Александрова. 1908. // «Ізборник». Історія України IX—XVIII
  • Рыдзевская Е. А. статья «[www.ulfdalir.narod.ru/literature/articles/letopis.htm Об Олеге и Одде]»
  • Мельникова Е. А. [ulfdalir.ru/literature/735/2004 Ольгъ/Олег Вещий. К истории имени и прозвища первого русского князя.] // Ad fontem. У источника. Сб. ст. в честь С. М. Каштанова. — М.: 2005.
  • Черникова Т. В. [100.histrf.ru/commanders/oleg-knyaz-veshchiy-oleg/ Олег Вещий]. Проект РВИО и ВГТРК [100.histrf.ru «100 великих полководцев»]. [www.webcitation.org/6HPrY31yi Архивировано из первоисточника 16 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Олег Вещий

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.