Взгляды Василия Тредиаковского на русский литературный язык
Представления Василия Кирилловича Тредиаковского о русском литературном языке претерпели существенные изменения в течение его жизни. В 1730—1740-е годы, после возвращения из Европы, Тредиаковский пытался сблизить принятый за литературную норму церковнославянский язык с живым разговорным русским языком. После 1740-х годов он изменил свои представления и стал считать, что литературный язык должен отличаться от разговорного. В этот период за основу литературного языка Тредиаковский взял церковнославянскую норму, поскольку, по его представлениям, именно церковнославянский язык являлся наследником древнегреческого и латинского и позволял в полной мере использовать метрическое и лексическое разнообразие классических языков. Взгляды Тредиаковского не были восприняты современниками, хотя он последовательно реализовывал их в собственном творчестве.
Содержание
1730-е годы. Влияние французского пуризма
По мнению Б. Успенского, языковые эксперименты 1730—1740-х годов до некоторой степени предвосхитили работы круга карамзинистов, вплоть до провозглашения Тредиаковского их предтечей. Возможно, это свидетельствует, что Тредиаковский положил начало языковому процессу, который оформился и был более или менее признан только к концу XVIII века. Сходство между Тредиаковским и карамзинистами, по Б. Успенскому, заключалось в ориентации на западноевропейскую языковую и литературную ситуацию, которую необходимо перенести в Россию, организовав русский литературный язык по тому же типу. В основе лежало сближение разговорной и литературной нормы, что и было декларировано в предисловии к «Езде в остров Любви». Там же провозглашались апелляция ко вкусу как эстетический критерий (Тредиаковский ввёл в русский язык новое значение слова «вкус» («восприятие изящного») как семантическую кальку с фр. goût — «вкус (как еды, так и эстетический)») и протесты против «славянщины», которая препятствовала созданию языка, обслуживающего новые жанры, восходящие к новоевропейской литературе[1]. Выходом было придание старым славянским корням новых значений, например, Тредиаковский попытался придать слову «образование» значение «воображение» по аналогии с лат. imaginatio или фр. imagination[2].
Западноевропейская культурная ситуация середины XVIII века, воспринятая Тредиаковским, противопоставляла «мёртвую» латынь и живые европейские языки. Эту ситуацию он целиком перенёс в Россию, но аналогом латыни стал церковнославянский язык, а его главным оппонентом — русский. В предисловии к «Военному состоянию Оттоманския империи» (1737) он писал:
|
Образцом для Тредиаковского до конца его дней оставалась Франция. Для поэзии и литературы вообще основой был Буало, тогда как в области лингвистики Василий Кириллович ориентировался на теории Вожела и его последователей — пуристов Французской Академии[4]. По мнению В. Живова, немецким академикам — коллегам Тредиаковского — его программа должна была быть понятна и знакома, поскольку в германских землях с XVII века создавались Общества совершенствования языка. Однако его подход неизбежно был эклектическим, поскольку при усвоении европейского опыта было невозможно ограничиться каким-то одним его направлением[5]. В этом плане показательна позиция Тредиаковского в отношении спора «старых» и «новых» — главного культурно-идеологического конфликта Франции эпохи классицизма. В рамках данного спора решался вопрос об отношении к античному наследию, а также проблемы соотношения традиции и разума, исторической преемственности и современности как основы мировоззрения. Позиция Тредиаковского в этом плане была совершенно непоследовательной: в «Эпистоле… к Аполлину» (1735) он прямо говорит о преимуществе современной французской поэзии перед античной, но к «Оде о сдаче города Гданска» годом ранее поместил перевод «Рассуждения об оде вообще» Буало (1693 года), направленного против Перро. По-видимому, сам он никаких неудобств от подобных противоречий не испытывал, поскольку воспринимал европейскую культуру комплексно, в синтезированном виде[6].
После 1740-х годов
Во второй половине 1740-х годов взгляды Тредиаковского сильно поменялись, поскольку он признал языковую ситуацию в России несопоставимой с французской или немецкой (по Б. Успенскому, его позиция сопоставима с Шишковым)[7]. Объяснялось это следующими причинами: во-первых, проблема чистоты языка во Франции, развитая классицистами, имела значение со времени нормализации и стандартизации грамматического строя языка — то есть с XVII века. Напротив, в России именно усвоение классицистской доктрины чистоты языка стало исходным стимулом для составления грамматики и обработки лексики и фразеологии. Французская доктрина пуристов ориентировала литературный язык на идеализированную речь двора, причём язык парижских салонов должен был отличаться естественностью, непринуждённостью и лёгкостью, быть свободным от диалектной лексики, архаизмов (признаков отсталости от моды) и латинизмов (ассоциирующихся с речью судейских). Это было удобно для русских классицистов, которым предстояло перенести эту рубрикацию к материалу родного языка. Однако в России не было ни сложившегося речевого употребления двора, ни общепринятой литературной традиции, ни вообще принципиальных ориентиров, которые французским пуризмом предполагались как естественные[8].
В результате Тредиаковский признал необходимость дистанции между литературным и книжным языком, то есть вернулся в русло существовавшей в то время славяно-русской диглоссии[7]. Причиной этого были особенности русского религиозного сознания, которое отличалось от сознания западных культурных элит. Уже в XVII веке в Европе в среде культурной элиты богослужение воспринималось как застывшая ритуальная форма, не имеющая отношения к совершенствованию общества и самосовершенствованию, то есть оно вытеснялось на периферию культурной жизни. В проповеди же национальные языки утвердились ещё в конце Средневековья, а с XVII века во Франции на национальном языке уже была создана обширная богословская и историко-церковная литература. В России эпохи Петра и Елизаветы, даже подвергшейся сильнейшему западному влиянию, богослужение воспринималось совершенно по-другому, и в духовной сфере церковнославянский язык оставался основным, а русский лишь сосуществовал с ним[9]. Поэтому протестантский немецкий вариант полного отказа от латыни и перевода Библии и богослужения на немецкий язык, на который ориентировался Ломоносов, для середины XVIII века был неприемлем. В ситуации гражданской культуры литературный язык следовало воссоздать заново. Тредиаковский предложил объединить старый книжный и новый литературный язык, чтобы можно было превратить его в нечто единое[10]. Литературный («славенороссийский») язык Тредиаковский понимал как искусственный книжный язык, который конструируется, отталкиваясь от разговорного, что и вызывало многочисленные эксперименты. Здесь вновь проявилась характерная для Тредиаковского инновация в формах при сугубом идеологическом традиционализме. Светский литературный язык он противопоставлял как «российскому» (разговорному), так и церковнославянскому, но с ориентацией на последний. Церковнославянский язык Тредиаковский провозгласил мерой чистоты русского языка и в предисловии к «Телемахиде» фактически провозгласил переход на позиции архаизации и пуризма[11].
Поскольку в поздние годы Тредиаковский провозгласил единую природу церковнославянского и русского языков, то, ориентируя последний на церковнославянскую норму, он фактически порвал с образцовыми французскими пуристами, которые настаивали на простоте и естественности в «обработанном» языке[12]. Отказался он и от живой речи как источника языка, поскольку источником церковнославянского языка являются письменные памятники, что парадоксально укладывалось в европейские теории, дававшие приоритет образцовым авторам перед разговорным употреблением[13]. Образцом для Тредиаковского становятся богослужебные книги, и, отталкиваясь от них, он критиковал Сумарокова, который «мало бывает в церькве на великих вечернях, на всенощных бдениях»[14]. В соответствии с этим новым восприятием, церковная традиция стала для Тредиаковского хранительницей не только чистой веры, но и чистого славянского языка, который был приравнен им к античным[15].
Свои взгляды Тредиаковский пытался последовательно реализовывать на практике в своих переводах и теоретических трудах. Это вызвало «литературную войну» с Ломоносовым и Сумароковым, которая шла большую часть 1750-х годов, и в которой Тредиаковский проиграл. По словам П. Бухаркина, Тредиаковский, «безусловно, являлся предтечей новой русской литературы, но он интересен сам по себе и вне порождённого им, и пошедшего по другим путям литературного течения. Он предложил самобытный, хотя и имеющий многочисленные западные параллели, проект развития русского языка и литературы, который был отвергнут современниками и ближайшими потомками, и был в полной мере воспринят лишь эстетическим сознанием ХХ века»[16].
Напишите отзыв о статье "Взгляды Василия Тредиаковского на русский литературный язык"
Примечания
- ↑ Венок Тредиаковскому, 1976, Успенский Б. А. Тредиаковский и история русского литературного языка, с. 40—41.
- ↑ Венок Тредиаковскому, 1976, Успенский Б. А. Тредиаковский и история русского литературного языка, с. 41—42.
- ↑ Живов, 1996, с. 165.
- ↑ Живов, 1996, с. 171—172.
- ↑ Живов, 1996, с. 172—174.
- ↑ Живов, 1996, с. 175—176.
- ↑ 1 2 Венок Тредиаковскому, 1976, Успенский Б. А. Тредиаковский и история русского литературного языка, с. 42.
- ↑ Живов, 1996, с. 178—179.
- ↑ Живов, 1996, с. 267.
- ↑ Живов, 1996, с. 274.
- ↑ Венок Тредиаковскому, 1976, Успенский Б. А. Тредиаковский и история русского литературного языка, с. 43.
- ↑ Живов, 1996, с. 363.
- ↑ Живов, 1996, с. 365—366.
- ↑ Живов, 1996, с. 366.
- ↑ Живов, 1996, с. 367.
- ↑ Бухаркин, 2013, с. 67.
Литература
- Бухаркин П. Е. [cyberleninka.ru/article/n/v-k-trediakovskiy-literaturnyy-oblik-i-literaturnaya-reputatsiya В. К. Тредиаковский: литературный облик и литературная репутация] // Мир русского слова. — 2013. — № 4. — С. 61—67.</span>
- В. К. Тредиаковский и русская литература / Ред. А. С. Курилов. — М. : ИМЛИ РАН, 2005. — 300 с. — ISBN 5-9208-0251-0.</span>
- [books.google.ru/books?id=rsIGAQAAIAAJ&q=%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%BA+%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D1%83&dq=%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%BA+%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D1%83&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwiyhY3b4a7NAhULkywKHUK4DcoQ6AEILDAA Венок Тредиаковскому: из неопубликованных сочинений] / Сост. Н. Н. Траушкин. — Волгоград : Волгоградский педагог. ин-т, 1976. — 104 с.</span>
- Живов В. М. Язык и культура в России в XVIII веке. — М. : Языки русской культуры, 1996. — 591 с. — (Язык. Семиотика. Культура). — ISBN 5-88766-049-X.</span>
- Успенский Б. А. [www.bibliorossica.com/book.html?currBookId=5923 Вокруг Тредиаковского. Труды по истории русского языка и русской культуры]. — М. : Индрик, 2008. — 608 с. — ISBN 978-5-91674-010-3.</span>
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Взгляды Василия Тредиаковского на русский литературный язык
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.