Взгляд тишины

Взгляд тишины
англ. The Look of Silence индон. Senyap
Жанр	документальный исторический
Режиссёр	Джошуа Оппенхаймер Анонимные со-режиссёры
Продюсер	Синье Бирдж Серенсен Вернер Херцог Эррол Моррис Андре Сингер
Оператор	Ларс Скри
Длительность	98 минут
Страна	Великобритания Великобритания Дания Дания Индонезия Индонезия Норвегия Норвегия США США Финляндия Финляндия
Язык	индонезийский
Год	2014
Предыдущий фильм	Акт убийства
[thelookofsilence.com/ Официальный сайт]
Выход фильма «Взгляд тишины» (оригинальное название — англ. The Look of Silence индон. Senyap)

К:Фильмы 2014 года

Взгляд тишины (англ. The Look of Silence, индон. Senyap) — документальный фильм 2014 года режиссёра Джошуа Оппенхаймера, рассказывающий о том, как семья, потерявшая во время массовых убийств 1965—1966 годов в Индонезии сына, пытается выйти на след его убийц.

Сюжет

Ключевой фигурой фильма является Ади, старший брат которого, Рамли Рукун, был разрезан на куски и брошен в Снейк-Ривер пять десятилетий назад во время массовой резни всех подозреваемых в сотрудничестве с коммунистами во имя «демократии». Ади был рождён своей матерью на замену старшему брату. Работая окулистом, он объезжает все деревни по проселочным дорогам со своим инструментом для проверки зрения. После того как его сын подвергся школьной пропаганде антикоммунистического учителя, Ади решает действовать. При проведении медицинской процедуры, он опрашивает своих пациентов о их воспоминаниях о той эпохе насилия, которую большинство предпочло бы забыть, о том, как они потрошили людей, ампутировали руки и ноги и даже пили кровь своих жертв. Путём работы Оппенхаймера с виновными, Ади узнаёт, как был убит его брат, и решает противостоять каждому из причастных к этому — все из которых до сих пор находятся во власти и продолжают питать подозрения против коммунистов. Он встречается с ними, сохраняя достоинство и задавая трудные вопросы о том, как убийцы живут бок о бок с друзьями и близкими своих жертв.

Производство

Впервые Джошуа Оппенхаймер приехал в Индонезию в 2001 году, после падения режима Сухарто, для того, чтобы изучить воздействие глобализации на эту страну. В 2004 году, двое мужчин привезли его на берег одного острова показать места, где они убивали своих жертв, после чего Оппенхаймер заинтересовался темой убийства и покаяния, результатом чего стал сенсационный «Акт убийства». Исполнительными продюсерами нового фильма «Взгляд тишины» вновь выступили Вернер Херцог, Эррол Моррис, Андре Сингер, а производственными — Синье Бирдж Серенсен, помогшие Джошуа Оппенхаймеру советами и предложениями по монтажу. Они решили присоединиться к проекту после просмотра чернового варианта фильма, который Херцог охарактеризовал как «глубокий, провидческий и ошеломляющий». Оппенхаймер признавался, что с самого начала задумывал снять продолжение фильма «Акт убийства»:

С 2003 по 2005 год, по просьбе общества по правам человека в Индонезии, я два года снимал каждого преступника, которого мог найти. Так получился материальный архив людей, которые убили сына этой семьи, снятый в период между 2003 и 2005 годом, но ядро фильма — конфронтация с виновными, и то как главный герой реагирует на кадры преступников было снято после того как я закончил редактирование «Акта убийства», но прежде, чем мы выпустили его. Потому что я знал, что после того как мы выпустим фильм, я не был бы в состоянии благополучно вернуться в Индонезию.

Оригинальный текст (англ.)  

From 2003 to 2005, at the request of the human-rights community and Indonesia, I spent two years filming every perpetrator I could find. And so the original archive of material of people who killed this family’s son was shot between 2003 and 2005, but the core of the film—confrontations with the perpetrators, the main character responding to the footage of the perpetrators from 2003 to 2005—I shot after I finished editing The Act Of Killing, but before we released it. Because I knew that after we released the film, I wouldn’t be able to safely return to Indonesia.

Позже он добавлял:

«Акт убийства» никогда не должен был стоять отдельно; он подразумевался как первый фильм из пары. Этот новый фильм о семье выживших, которые едут узнать, кто убил их сына в 1965 году в Индонезии, является посредством моей работы с первыми 40 виновных, которых я снимал до встречи с Анваром. Младший брат в этой семье родился после убийства, и задуман своей матерью в качестве замены своего умершего брата. Таким образом, он вырос с этим страшным бременем, в затерризированной и молчащей семье. Теперь у него есть собственные дети, и они идут в школу где им промывают мозги, что все это, что случилось с их семьей было их ошибкой, и что они это заслужили, в результате чего он уже не в состоянии молчать. Он решил нарушить эту тишину, и он идет искать всех мужчин, участвовавших в убийстве своего брата. И они реагируют страхом, угрозами и гневом.

Оригинальный текст (англ.)  

The Act of Killing was never meant to stand alone; it’s always been the first film of a pair. This new film is about a family of survivors who come to find out who killed their son in 1965 in Indonesia, through my work with the first 40 perpetrators I filmed before I met Anwar. The youngest brother in this family was born after the killing, and conceived by his mother as a replacement for his dead brother. So he grew up with this terrible burden, in a family that’s been terrorized into silence. He now has children of his own, and they’re going to school and being brainwashed that all this that happened to their family was their fault, and that they deserved it, and he’s no longer able to abide that silence. He’s determined to break it, and he goes and confronts all of the men involved with killing his brother. And they react with fear, with threats, with anger.

Во время монтажа фильма, в 2013 году, Оппенхаймер признался, что «он нарушает много табу. Он ставит жизнь пережившего брата в большую опасность. На непредвиденный случай существует план переезда его и его семьи, после того как фильм выйдет в следующем году». В съёмках фильма приняли участие режиссёры из Индонезии, которые пожелали сохранить анонимность, опасаясь давления со стороны правительства.

Показы и прокат

«Взгляд тишины» входил в программу открытия 71-го Венецианского кинофестиваля, став единственным документальным фильмом, претендовавшим на премию «Золотой лев». На пресс-конференциях Оппенхаймер говорил, что «военная диктатура ещё у власти. Ничего не изменилось в Индонезии. Мы надеемся, что фильм поможет это изменить», а главный герой Ади Рукун сказал, что «я только хотел, чтобы люди признали, что они сделали и признали, что они были не правы, так что мы так или иначе умеем прощать друг друга. Мы живем в обществе, которое разделено взаимной подозрительностью и страхом. Я очень хочу, чтобы это закончилось». В итоге фильм получил «Приз большого жюри».

Затем премьеры состоятся в Канаде — на 39-м Кинофестивале в Торонто, и в США — на Нью-Йоркском кинофестивале.

Права на прокат фильма были приобретены компаниями «Drafthouse Films» и «Participant Media».

Критика

Гай Лодж из «Variety» сказал, что «„Взгляд тишины“ смещает акцент с виновных в злодеянии к своим жертвам, сохраняя при этом богатые моральные сложности своего предшественника», а «вокруг этого понятия личного расследования, Оппенхаймер построил более концентрированное, характерно-ориентированное повествование, чем в „Убийстве“». Джилл Лоулесс из «Associated Press» заметила, что «наглое и странное поведение убийц сделало этот фильм ощущением того, что как на международном уровне, так и в Индонезии, где убийства — санкционированные давней военной диктатурой и США, союзником Сухарто по холодной войне — остаются запретной темой. Являясь одним из 20 фильмов, претендующих на Золотого Льва в Венеции, он тише других, но так же шокирует. Ади, который, как и многие индонезийцы, прежде всего, использует одно имя, является убедительным героем, спокойно нарушающим молчание». Николас Раполд из «The New York Times» сказал, что «столь же откровенный и шокирующий, как прошлогодний „Акт убийства“ новаторского документалиста Джошуа Оппенхаймера о мужчинах, зверски убивших больше миллиона индонезийцев в середине шестидесятых годов во имя очистки от коммунизма, „Взгляд тишины“ является, возможно, даже более ценным благодаря фокусировке на личной истории одного человека, ищущего ответы и храбро противостоящего убийцам брата… Здесь для зрителя есть много того, на что можно реагировать и положительно, и отрицательно. В конце концов, реальной ценностью этих двух фильмов является мучительное излучение нового света на самые темные уголки человеческого зла». Питер Брэдшоу из «The Guardian» отметил, что:

Этот новый фильм гораздо более откровенен, и откровенно конфронтационен, чем предыдущий, и похоже, что вовлеченные люди наконец поняли, какой ужас они вызывают, в результате чего видно больше обычных боевых плясок интервьюируемого: требования прекратить съемку, пронзительные обращения к режиссёру за камерой «Джош», и снятие радиомикрофона. Но этот фильм так же пронзителен и достоверно ужасающ, как и прежний. Он снят с точно таким же превосходным визуальным смыслом, с такой же страстной любовью к индонезийскому ландшафту, и диалоги схвачены с той же пугающей четкостью.

Оригинальный текст (англ.)  

This new movie is far more conventional, and conventionally confrontational than the previous one, and the people involved seem at last to have grasped how horrendous they are appearing and so there is more of the familiar embattled-interviewee choreography: the demands to stop filming, the shrill addresses to the director “Josh” behind the camera, and the removal of the radio microphone. But this film is just as piercingly and authentically horrifying as before. It is filmed with exactly the same superb visual sense, the same passionate love of the Indonesian landscape, and dialogue exchanges are captured with the same chilling crispness.

Ссылки

• [thelookofsilence.com/ «Взгляд тишины»]. Официальный сайт
• «Взгляд тишины» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Взгляд тишины

Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.