Взломщик (фильм, 1957)
| Взломщик | |
| The Burglar | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Льюис У. Келлман |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Дон Молкеймс |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
90 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Взломщик» (англ. The Burglar) — фильм нуар американского режиссёра Пола Уэндкоса, вышедший на экраны в 1957 году.
Фильм поставлен по одноимённому роману Дэвида Гудиса 1953 года, который написал и сценарий. По романам Гудиса поставлены также известные американские фильмы нуар «Чёрная полоса» (1947) и «Сумерки» (1957), а также французские криминальные драмы «Стреляйте в пианиста» (1960) и «Бег зайца через поля» (1972).
Это первый фильм в карьере режиссёра Уэндкоса, который затем поставил ещё один полицейский нуар «Дело против Бруклина» (1958), снял несколько военных драм и молодёжных лент, после чего работал в различных жанрах преимущественно на телевидении.
Актёр Дэн Дьюриа сыграл интересные роли во многих фильмах нуар, наиболее заметными среди которых были «Женщина в окне» (1944), «Улица греха» (1945) и «Крест-накрест» (1949). Известная как «Мерилин Монро рабочего класса», Джейн Мэнсфилд, прославилась не столько работами в кино, сколько благодаря своей личной жизни. Тем не менее, она сыграла в ряде второстепенных нуаров, таких как «Беззаконие» (1955), «Женские джунгли» (1955) и «Слишком горячая рукоятка» (1960). Свою лучшую роль Марта Викерс сыграла в фильме нуар «Большой сон» (1946), заметными её работами стали также роли в нуаровых драмах «Человек, которого я люблю» (1947) и «Безжалостный» (1948).
В 1971 году выше ремейк фильма под названием «Взломщики», его режиссёром был Анри Верней, в главных ролях сыграли Омар Шариф, Жан-Поль Бельмондо и Дайан Кэннон.
Содержание
Сюжет
Действие картины происходит в Филадельфии. Профессиональный вор Нэт Харбин (Дэн Дьюриа) смотрит в кинотеатре киножурнал, из которого узнаёт, что влиятельная спиритуалистка Сестра Сара получила от умершего благотворителя богатое наследство, включавшее среди прочего огромную усадьбу и дорогое изумрудное колье. Нэт поручает своей ассистентке Глэдден (Джейн Мэнсфилд) под видом нуждающейся поклонницы проникнуть в дом Сары, выяснить её привычки, режим дня, а также место, где она хранит колье. Глэдден выясняет, что Сара хранит колье в сейфе в спальне на втором этаже, а каждый вечер она смотрит 15-минутную программу новостей в гостиной на первом этаже. Именно этот отрезок времени может быть использован для незаметного проникновения в дом и похищения колье.
Следующим вечером, когда Сара усаживается смотреть новости, Нэт с двумя своими подельниками подъезжает на автомобиле к её дому. Затем он забирается по приставной лестнице на второй этаж и начинает сверлить сейф. Проезжающая мимо полицейский патруль замечает автомобиль Нэта, припаркованный в пустынном переулке напротив усадьбы Сары, и решает проверить, нет ли поблизости владельца, и почему он оставил машину в этом месте. Подручные Нэта Бэйлок (Петер Капелль) и Домер (Микки Шонесси) подают ему предупреждающий сигнал. Нэт быстро покидает дом, подходит к машине и объясняет полицейским, что машина сломалась, и он ходил по окрестностям в поисках автосервиса, но так ничего не нашёл. После отъезда полиции Нэт возвращается в дом Сары и продолжает вскрывать сейф. В тот момент, когда телепередача уже закончилась, и Сара поднимается наверх, Нэту все-таки удаётся вскрыть сейф. Он быстро забирает колье и скрывается через окно. Ворам удаётся быстро уехать с места преступления ещё до приезда полиции. По дороге они останавливаются, чтобы сменить номера на машине. После того, как они трогаются с места, некая следящая за ними машина включает фары и начинает движение.
Бандиты добираются до квартиры в старом, заброшенном доме, которая служит им убежищем. Специалист по ювелирным изделиям Бэйлок внимательно осматривает ожерелье и оценивает его в 150 тысяч долларов, это означает, что на чёрном рынке его можно будет продать за 80-85 тысяч долларов. Бэйлок говорит, что у него есть знакомый скупщик краденного в Балтиморе, и он готов немедленно позвонить ему. Однако Нэт решает, что они должны на некоторое время залечь на дно и выждать, пока всё вокруг не успокоится.
Прибывшие по вызову Сары детективы начинают расследование. Первым делом с помощью двух полицейских, которые ночью видели Нэта, они составляют его портрет, который рассылается в пятнадцать ближайших штатов.
Тем временем Домер начинает с вожделением заглядываться на молодую и сексапильную Глэдден, что сильно раздражает её. Ночью Нэт вспоминает своё детство. Он был сиротой-подростком, когда отец Глэдден, профессиональный взломщик, взял его в свой дом, воспитал и научил его своему ремеслу. В ответ отец попросил Нэта, чтобы тот позаботился о юной Глэдден, в случае, если с ним что-либо случиться. Через три года отец Глэдден гибнет во время ночной кражи, во многом, по вине Нэта, и с этого времени Нэт считает себя ответственным за судьбу Глэдден.
Видя, что Глэдден становится причиной конфликтов в банде, Нэт решает отправить её в Атлантик-Сити, расположенный в 100 километрах от Филадельфии. За ней следует некий таинственный, элегантно одетый человек, который в Атлантик-Сити заводит с ней дружбу и неотступно следует за ней. Тем временем в Филадельфии Нэт знакомится в баре с красивой страстной дамой по имени Делла (Марта Викерс), которая приглашает его продолжить вечер в его квартире. Выпив по нескольку коктейлей, Делла и Нэт доверительно беседуют о своей несчастной жизни. Проснувшись среди ночи, видит, что Деллы рядом нет. Он выходит во двор и слышит, как она разговаривает с неким мужчиной, обсуждая, как они достанут колье.
Поняв, что Глэдден оказалась в опасности, Нэт собирает банду и немедленно выезжает в Атлантик-Сити. По дороге машину Нэта останавливают за нарушение правил. В этот момент по полицейскому радио передают описание банды Нэта и их автомобиля. У Домера не выдерживают нервы, и он стреляет полицейскому в лицо, убивая его наповал. Нэт стремительно трогается с места, однако второй полицейский успевает выстрелить по его машине несколько раз, убив Домера, который сидел на заднем сиденье. Нэт и Бэйлок добираются до окрестностей Атлантик-Сити. Понимая, что кругом выставлено полицейское окружение, они бросают машину, и начинают двигаться к городу через прибрежные заросли. Они набредают на пустую лачугу, где Бэйлок остаётся, а Нэт отправляется в город, чтобы предупредить Глэдден.
Нэт добирается до гостиницы Глэдден и звонит ей из холла. Она отвечает, что не одна, тогда Нэт требует, чтобы она немедленно избавилась от своего кавалера под любым предлогом. Когда этот кавалер спускается по гостиничной лестнице, Нэт узнаёт в нём Чарли, одного из полицейских, которые допрашивали его у дома Сары в ночь ограбления. Нэт приходит к Саре и говорит, что Чарли не любит её, и что его интересует только колье, потоэму надо избавиться от него как можно скорее. Глэдден объясняет, что её связь с Чарли связана с тем, что Нэт отказывается видеть в ней женщину. Перед уходом Нэт прячет колье под подушку кровати Глэдден, которое она находит и прячет в музыкальную шкатулку.
Тем временем Чарли звонит Делле в Филадельфию и требует, чтобы она немедленно прибыла в Атлантик-Сити. Вернувшись в свою лачугу, Нэт встречает там вооружённого Чарли, который только что убил Бэйлока и требует выдать ему колье. Вскоре в лачуге появляется и Делла. Нэт вынужден сказать, что спрятал колье в номере Глэдден. Чарли оставляет Деллу с оружием сторожить Нэта, а сам направляется за колье. Не обращая внимания на пистолет в руках Деллы, Нэт выходит из лачуги и звонит Глэдден, чтобы предупредить её. Они договариваются встретиться на пирсе возле парка аттракционов. Глэдден успевает выйти из гостиницы до прихода Чарли, однако он успевает заметить и преследует её.
Придя на пирс, Чарли показывает свой полицейский жетон охраннику и просит того вызвать полицию. Тем временем, Нэт и Глэдден скрываются от Чарли в «туннеле ужасов», и он теряет их из виду. Однако когда Глэдден роняет музыкальную шкатулку, Чарли снова нападает на их след, настигая на трибуне аттракциона с морскими животными. Когда, после окончания программы публика расходится, Нэт предлагает Чарли отдать ему колье в обмен на жизнь Глэдден. Чарли соглашается и отпускает девушку. Нэт отдаёт ему колье, после чего Чарли стреляет ему в спину, и умирающий Нэт сползает вниз по трибунной лестнице.
В этот момент появляется вызванная Чарли полиция, которая поздравляет его с прекрасной работой. В тот момент, когда Чарли рассказывает, как Нэт на его глазах выбросил колье в океан, появляется Делла и говорит, что он врёт. Капитан полиции бьёт Чарли по лицу, достаёт из его кармана колье, и надевает на него наручники.
В ролях
- Дэн Дьюриа — Нэт Хэрбин
- Джейн Мэнсфилд — Глэдден
- Марта Викерс — Делла
- Петер Капелль — Бэйлок
- Микки Шонесси — Домер
- Стюарт Брэдли — Чарли
Оценка критики
Журнал «Варайети» написал о фильме: «Дэну Дьюриа, Джейн Мэнсфилд и Марте Викерс удаётся преодолеть недостатки сценария Дэвида Гудиса и режиссуры Пола Уэндкоса, и тем самым заслужить положительной оценки за свою игру. Этого нельзя сказать об остальных актёрах, большинству из которых позволяется переигрывать до степени старомодного пережёвывания сцен… Нестандартным началом фильма является пролог в виде киножурнала, в котором Дьюриа видит колье, которое решает украсть. Далее следует кража драгоценностей из усадьбы филадельфийской спиритуалистки, за ней — остановка в обветшалом старом доме, пока полиция ищет улики и раскручивает работу правоохранительной системы. Основополагающая идея истории, взятая из одноимённого романа Гудиса, вполне достойная, но саспенс и экшн остались за бортом и утоплены в длинных монологах разнородных персонажей о том, как они попали в свои затруднительные ситуации. Камера Дона Молкеймса уделяет внимание достопримечательностям Филадельфии и Атлантик-Сити, одновременно помогая формировать настроение повествования»[1].
Журнал «Тайм-аут» написал о фильме: «Первая особенность этого фильма нуар заключается в том, что он прокладывает дорогу с помощью стиля с самого начала: в вымышленном киножурнале показывают колье богатой спиритуалистки, на которое кладёт глаз Дьюриа с подельниками, затем следует замечательная сцена взлома, данная впечатляющей нарезкой под пульсирующий джаз. Завладев должным образом нашим вниманием, экранизация романа Гудиса по его же сценарию погружается в исследование психологических глубин, в то время как банда пережидает. Дьюриа осторожен и отягощен ответственностью за Мэнсфилд, дочь взломщика, который взял его к себе на воспитание, когда тот сбежал из сиротского приюта. Тем временем потному Кэпеллу не терпится сдать барыге ценности. Конфликт нарастает, клаустрофобия нарастает … ну, остальное вы знаете. Уэндкос не меняет правил, но вносит в оформление картины вполне определенное авторское своеобразие, когда раскручивающиеся злоключения приводят к чему-то подобному уэллсовскому финалу (в фильме „Леди из Шанхая“) в парке аттракционов в Атлантик-Сити»[2].
Напишите отзыв о статье "Взломщик (фильм, 1957)"
Примечания
Ссылки
- [www.imdb.com/title/tt0049035/?ref_=fn_al_tt_1 Взломщик] на сайте IMDB
- [www.allmovie.com/movie/the-burglar-v86254 Взломщик] на сайте Allmovie
- [www.rottentomatoes.com/m/10002572-burglar/ Взломщик] на сайте Rotten Tomatoes
- [www.tcm.com/tcmdb/title/69911/The-Burglar/ Взломщик] на сайте Turner Classic Movies
- [www.youtube.com/watch?v=mnfpwMPxsWs Взломщик] фильм на сайте YouTube
Отрывок, характеризующий Взломщик (фильм, 1957)
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
