Взрослая дочь молодого человека (спектакль)
Взрослая дочь молодого человека | |
Основан на |
пьесе Дочь стиляги |
---|---|
Режиссёр | |
Хореограф | |
Актёры |
Альберт Филозов |
Страна | |
Язык | |
Год |
«Взро́слая до́чь молодо́го челове́ка» — спектакль Анатолия Васильева по пьесе Виктора Славкина «Дочь стиляги», поставленный в 1979 году на сцене Московского драматического театра им. К. С. Станиславского. Премьера спектакля состоялась 26 апреля. По мнению театрального критика Натальи Казьминой, «именно „Взрослой дочери“ суждено было стать началом новой театральной революции» [1]; как отмечает театровед Полина Богданова, «после спектаклей „Взрослая дочь молодого человека“ и „Серсо“ в Анатолии Васильеве увидели долгожданного лидера нового русского театра» [2].
Содержание
Первый состав исполнителей
- Альберт Филозов — Бэмс
- Юрий Гребенщиков — Прокоп
- Эммануил Виторган — Ивченко
- Лидия Савченко — Люся
- Татьяна Майст
- Виктор Древицкий
Сюжет
На встрече со студентами СПГАТИ в зале Учебного театра на Моховой (7 сентября 2008) А.Филозов вспоминал:
«Ведущий: Что, в чём секрет этого спектакля? О чём он, расскажите, пожалуйста, молодым людям…
Альберт Филозов: Я думаю, что вот это сегодня особенно важно, потому что у нас искусство, к счастью, совершенно безыдейное, театральное. Вам не вколачивают гвозди и не говорят: вот так вот живите, вот так. Вам показывают — что-то: вам нравится и не нравится. А в наше время, в те годы, в 70-е, всё было шибко запрограммировано. И первый спектакль, который был совершенно асоциален, — это „Взрослая дочь молодого человека“. Обычно, когда что-то с героем случалось у нас в советской пьесе, то — это виноват кто-то: партийная организация, или комсомольская, или кто-то виноват, — только не он. И это первый спектакль, в котором сказали: ты сам виноват, ты сам — хозяин своей судьбы, никто другой. Ни правительство, ни партия, ни соседи, никто — только ты. И вместо того, чтоб конфликт был между моим героем, Бэмсом, и его однокурсником [Ивченко, — Э.Виторган], который сломал ему жизнь, — а он был стиляга, — вместо того, чтобы ругаться с ним, вдруг герой понимает сам, что он сделал и что он не сделал. И они вообще вместе… — с бывшим врагом, что ли, — они вместе думают про жизнь, какова она. И это самый точный взгляд вообще на жизнь и на себя. Тот, к которому мы сейчас пришли, к счастью. Сейчас никто уже никого, — а если обвиняет, то напрасно, думаю. Ваша жизнь зависит только от вас».
История спектакля
В Театр Станиславского Анатолий Васильев был двумя годами ранее, в 1977 году, приглашён своим учителем А. А. Поповым в качестве «очередного режиссёра» и успел поставить в 1978 году на его сцене «Первый вариант „Вассы Железновой“», по Максиму Горькому.
Пьеса Виктора Славкина была передана Васильеву после ухода из театра собиравшегося работать с ней Иосифа Райхельгауза, утверждавшего в дальнейшем, что значительная роль в создании спектакля (в частности, распределение актёров по ролям) принадлежала ему; как отмечает Григорий Заславский, это вполне возможно, но «последующие театральные события лишь подтверждают авторство Васильева, который и развивает тогда уже найденные принципы „игрового театра“» [3].
Как вспоминает Славкин, на репетициях Васильев говорил актёрам:
«Знаете, советскую пьесу везде ставят с пренебрежением. Шекспира ставят серьёзно, а советского автора… ну что он может написать? А мы будем ставить это как Шекспира. Мы будем работать с такой же серьёзностью и с таким же сложным разбором. С таким же изучением исторической обстановки. Мы должны изучить, например, как танцевали тридцать лет назад в Мытищах на танцплощадке клуба „Стеклоткань“» [4].
По свидетельству саксофониста Алексея Козлова, спектакль «имел жуткий успех»[5]. По другим воспоминаниям,
«Однажды, взглянув с балкона в зал-кишку Театра Станиславского, я поняла, что, если сейчас случится пожар, то не спасётся никто (все проходы были заняты стульями). Ну что ж, зато погибнем мы как единомышленники» [1].
Интересные факты
Да, Бэмс, это жизнь! |
— это выражение, обращённое Люсей (Л. Савченко) к Бэмсу (герою Альберта Филозова), стало крылатой фразой эпохи [6].
- Как утверждает Алексей Козлов, при подготовке спектакля он «научил А. Филозова и других актёров играть джаз на рояле. Потому что Васильев был категорически против каких-либо „фанер“»[5].
- Несмотря на невероятную популярность «Вассы» и бурный зрительский успех «Взрослой дочери», в 1982 году А. Васильев изгоняется руководством из театра; за режиссёром благородно следуют актёры-единомышленники: Э. Виторган, А. Балтер, Ю. Гребенщиков, Л. Полякова, Б. Романов А. Филозов и др. — «Я беру тебя и еще 10 человек», — спасает Ю. П. Любимов, предоставивший актёрам и опальному Васильеву репетиционное помещение в Театре на Таганке — это время осталась запечатлено в фильме А. Васильева «Не идет».
Экранизации
- Спектакль, снимавшийся Центральным телевидением в 1981—1982 годах, существует в двух авторских видеоверсиях. Первая, выпущенная в 1990, сохраняет оригинальное название. Позднейшая, смонтированная режиссёром в «двухсерийный фильм», зовётся — «Дорога на Чаттанугу» (1992): название, отсылая к песне «Поезд на Чаттанугу», которую распевают герои, может восприниматься в русле общей авторской рефлексии небезусловности и сомнительности «американского пути» как альтернативы бытийной интенции.
Крылатые выражения
Меня бы сейчас спросили, чего я хочу. Ну, такое самое фантастическое, если б можно было… Вот так вот примоститься где-нибудь между двух нот, ну, например, в композиции Дюка Эллингтона «Настроение индиго». Пристроиться так, пригреться — и ничего не надо. До конца жизни — ничего не надо. |
(Бэмс, — А. Филозов)
Музыкальное оформление
- Гленн Миллер. Музыка из фильма «Серенада солнечной долины» (1941). — «Поезд на Чаттанугу» / «Chattanooga Choo Choo» (Мак Кордон / Гарри Уоррен / Лео Фейст), 1970
- Дюк Эллингтон. Забытый джаз / Limbo Jazz. — «Настроение индиго» / «Mood Indigo» (Д.Эллингтон / Дж. Миллc / А.Бигард) — Коулмэн Хоукинс, Джонни Ходжес, Рэй Нэнс, Лоренс Браун, Гарри Карни, Аарон Белл, Сэм Вудъярд. 1962, август.
Создатели спектакля
- Режиссёр: Анатолий Васильев
- Художник: Игорь Попов
- Балетмейстер: Геннадий Абрамов
- Музыкальный руководитель: Алексей Козлов
- Помощник режиссёра: Н. Телякевич
- Руководитель постановочной части: В. Корн
- Художники по свету: А. Кайе, Р. Шитикова
- Музыкальное оформление: Ю. Лаптенко
- Звукооператор: Р. Мухаев
- Костюмы выполнены Е. Тари-Вердь
- Заведующие костюмерным цехом: Е. Бранд, М. Чижкова
- Художники-гримеры: Л. Жукова, В. Роговице
- Заведующая реквизиторским цехом: Л. Зиновьева
- Художники-бутафоры: Ю. Вольский, Е. Кушнирова
- Художник-декоратор: А. Коссов
- Старшие машинисты сцены: В. Коротков, В. Дворянинов
- Декорации выполнены К. Адлером, М. Суселем, В. Урусовым, Е. Леоновой
Источники
- ↑ 1 2 Казьмина Н. [www.trud.ru/issue/article.php?id=200205140790601 Его называют то гением, то безумцем] // Труд. 2002. 14 мая. № 079
- ↑ Богданова П. [www.ogoniok.com/archive/1996/4452/70-72/ Васильев возвращается] // Огонёк. 1996. № 21. 20 мая
- ↑ Заславский Г. [old.russ.ru/culture/podmostki/20020627_zas.html Кто же поставил «Взрослую дочь молодого человека»?] // Русский журнал. 2002. 27 июня
- ↑ [ Богданова П. ] [info.sdart.ru/item/480 Виктор Славкин. «В основе были чистые идеалы, чистое дело и прекрасная компания — что ещё надо!»] [: интервью] // Богданова П. Логика перемен. Анатолий Васильев: между прошлым и будущим. М.: Новое литературное обозрение, 2007.
- ↑ 1 2 Алексеева О. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=222964 1 августа исполнилось 64 года драматургу Виктору Славкину] // КоммерсантЪ. 1999. 3 августа, № 136 (1780)
- ↑ [www.echo.msk.ru/programs/theatre/21745/ «Эхо Москвы» — «Театральная площадь»]. Эфир ведёт Ксения Ларина — 29 марта 2003
Напишите отзыв о статье "Взрослая дочь молодого человека (спектакль)"
Ссылки
- [www.5-tv.ru/programs/adetails.php?archiveId=2744 Альберт Филозов в программе «Встречи на Моховой», — 7 сентября 2008 — видео]
- [www.5-tv.ru/programs/adetails.php?archiveId=1622 Эммануил Виторган в программе «Встречи на Моховой», — 11 сентября 2007 — видео]
- [info.sdart.ru/blog/14 Анатолий Васильев на сайте] «Школы драматического искусства»
Отрывок, характеризующий Взрослая дочь молодого человека (спектакль)
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.