Взрывы в Колрейне
| Взрывы в Колрейне | |
| Место атаки |
Рэйлвэй-Роуд и Ганновер-Плэйс, Колрейн, Северная Ирландия |
|---|---|
| Дата | |
| Способ атаки |
взрыв бомбы |
| Оружие | |
| Погибшие |
6 |
| Раненые |
более 33 |
| Организаторы | |
Взрывы в Колрейне прогремели 12 июня 1973 в городе Колрейн графства Лондондерри Северной Ирландии. В три часа дня на Рэйлвэй-Роуд взорвалась бомба, которая унесла жизни 6 человек и покалечила 33 (из них многие стали инвалидами), спустя пять минут взорвалась ещё одна бомба на Ганновер-Плэйс, которая не причинила никому ущерба, но вызвала панику. Все шестеро погибших были протестантами.
Ответственность за взрывы на себя взяла Ирландская Республиканская Армия, которая отправляла предупреждения о заложенных бомбах, но в случае с первой бомбой неправильно назвала местонахождение. После взрывов обострилось противостояние католиков и протестантов в Северной Ирландии, что вылилось в серию убийств на почве религиозной ненависти (так 26 июня были убиты Падди Уилсон и Ирэн Эндрюс).
Виновным в убийстве был признан член Шинн Фейн Шон Макглинчи, брат бывшего руководителя Ирландской национальной освободительной армии Доминика Макглинчи, и его приговорили к 18 годам тюрьмы. В 2011 году он был избран мэром города Лимавади. Информация о теракте замалчивалась в СМИ: академик Гордон Джиллеспай в своей книге «Годы тьмы: Воспоминания о смутных временах» (англ. Years of Darkness: The Troubles Remembered) назвал взрывы «забытой резнёй»[1].
Взрывы
12 июня 1973 два автомобиля были угнаны с юга Лондондерри, заминированы и переведены боевиками Бригады Южного Дерри ИРА в протестантский город Колрейн. Автомобили припарковали на Рэйлвэй-Роуд и Ганновер-Плэйс. В 14:30 боевики позвонили и сообщили, что бомбы заложены на Ганновер-Плэйс и Сосайти-Стрит. В 15:00 заминированный Ford Cortina (масса бомбы составляла от 45 до 68 кг) на Рэйлвэй-Роуд взлетел на воздух: ударная волна убила мгновенно шестерых пожилых человек и ранила 33 человека (преимущественно школьников)[1]. Погибли 76-летняя Элизабет Крэгмайл, 72-летний Роберт Скотт, 72-летняя Дина Кэмпбелл, 70-летний Фрэнсис Кэмпбелл, 60-летняя Нэн Дэвис и 60-летняя Элизабет Палмер (все протестанты). Крэгмайл и Кэмпбеллы со своей дочерью Хилари прогуливались в тот день и собирались ехать домой в Белфаст, когда взорвалась бомба (они находились за машиной в тот момент). Тела погибших были разорваны в клочья, а Хилари Кэмпбелл осталась калекой[2][3][4]. Многие из пострадавших остались инвалидами пожизненно[5].
Бомба оставила глубокий кратер на дороге: от взрыва загорелся винный магазин, ещё несколько зданий были серьёзно повреждены. Части человеческих тел и остатки автомобиля разлетелись по округе, смешавшись с осколками бетона и черепицы, на земле лежали осколки выбитых взрывом стёкол. Спасатели, прибывшие на место происшествия, были в состоянии шока, как и вся находившаяся рядом толпа свидетелей[6]. Спустя пять минут на Ганновер-Плэйс близ Стюартс-Гэрэдж взорвалась вторая бомба, которая вызвала панику в городе (хотя пострадавших не было)[1].
Дэвид Гилмор, один из бывших членов Совета Северной Ирландии и специалист о движению унионизма, работавший под покровительством Джорджа Робинсона, был свидетелем взрыва (тогда ему было 10 лет. Дэвид и его мать сидели в парке, когда взорвался автомобиль. Дэвида и его мать спасла от гибели вторая машина, которая приняла на себя всю мощь взрывной волны и разлетелась на куски (также пострадала их личная машина). По воспоминаниям Гилмора, после взрыва в его глазах всё буквально потемнело и ничего не стало видно, кроме оранжевых проблесков (ими, как оказалось, были металлические фрагменты взрывчатки и остатки автомобилей), а вокруг воцарилась непонятная тишина, которая прерывалась только криками и плачем пострадавших[7].
Временная ИРА сразу взяла на себя ответственность, но ещё и заявила, что виновата лично в том, что пострадали гражданские люди, поскольку местонахождение бомбы было названо неправильно во время звонка спецслужбам[8]. Гордон Джиллеспай же утверждает, что о местонахождении первой бомбы никто не говорил и что это было сделано, чтобы свалить вину на ИРА, которые специально подставили под удар гражданских[1]. Также он сообщил, что произошедшее оказалось не самым худшим сценарием развития событий: через 15 минут на месте взрыва оказались девушки из соседней школы, и если бы бомба сработала в тот момент, жертв было бы гораздо больше[1]. Боевик ИРА Шон Макглинчи, который установил бомбу, сказал, что вынужден был бросить машину на Рэйлвэй-Роуд. По его утверждению, он прибыл в Колрейн, чтобы проверить наличие дороги с односторонним движением, о которой ему никто ничего не говорил. Бомбу, по его собственным словам, он установил «не в том месте, не в то время и на дороге с односторонним движением»[9].
Месть лоялистов
Гибель протестантов привела к очередной вспышке насилия в стране. В мае-июне 1973 года Ассоциация обороны Ольстера приняла решение о переименовании в «Ольстерские борцы за свободу», чтобы под этим именем и объявлять о совершённых атаках[8]: решение было принято из-за боязни запрета ассоциации британским правительством. Первые атаки «борцов за свободу» были предприняты в знак мести за взрывы в Колрейне[8] против католиков, которые якобы поддерживали ИРА. Через четыре дня после взрыва руководство ольстерской организации собралось в Белфасте и отдало приказы своим подразделениям отомстить за шестерых стариков, погибших от рук католиков.
Одним из боевиков, которому доверили совершить акты мести, был Джим Лайт. Позднее он рассказывал британскому журналисту Питеру Тейлору, что испытывал чувство горечи, когда узнал о гибели пенсионеров: «Они отдыхали в тот день и наслаждались жизнью, они шли домой и их внезапно разорвало на куски»[2]. Лайту и ещё группе боевиков приказали прибыть в Андерсонтаун, католический квартал Западного Белфаста, и уничтожить кого-нибудь из католиков. Жертвой стал 17-летний Дэниэл Руз, которого похитили днём, увезли в поле и убили выстрелом в голову (сам он не имел отношения к ИРА)[2].
Однако ольстерцы не остановились на этом: на следующий день 25-летний католик Джозеф Келли был найден мёртвым на углу Корр близ дороги Белфаст-Ларн (в телефонном звонке «борцы за свободу» сказали, что убили его двумя выстрелами в голову и одним в спину, назвав его одним из сообщников ИРА). Как оказалось, формальным поводом для мести стала гибель Майкла Уилсона, который приходился родственником лидеру Ассоциации обороны Ольстера Томми Херрону (по версии ольстерцев, ИРА была причастна к гибели Уилсона)[8]. 18 июня из автомобиля те же ольстерцы, по собственным словам, бросили бомбу в бар «Митинг он зе Уотерс» (англ. Meeting of the Waters) на Мэнор-Стрит в Северном Белфасте (один человек пострадал). Паб был местом встреч католиков и республиканцев, поэтому и стал мишенью для лоялистов[10].
26 июня ольстерские террористы совершили двойное убийство, которое потрясло всю Северную Ирландию[11]: член Сената Северной Ирландии Падди Уилсон и его подруга-протестантка Ирэн Эндрюс были зверски убиты группой неизвестных. На их телах, обнаруженных близ Кэйвхилла, насчитали несколько десятков ножевых ранений и ударов тупыми предметами. Звонок об обнаружении трупов поступил от ольстерского боевика, представившегося как «Капитан Блэк». Виновным был признан лоялист Джон Уайт[11].
Суд и последствия
Перед судом предстали трое человек: 22-летняя девушка и двое мужчин (18-летний Шон Макглинчи, младший брат бывшего командира ИНОА Доминика Макглинчи, и его 19-летний сообщник). Близ здания суда 6 июля 1973 на них набросилась толпа разъярённых прохожих численностью 150 человек, которая закидала их яйцами[12]. В январе 1974 года девушку оправдали, а мужчин отправили в тюрьму: 18 лет тюрьмы получил Макглинчи за убийство шести человек, 8 лет получил его сообщник за соучастие[9][13]. Наказание Макглинчи отбывал в тюрьме Мэйз.
В 2011 году состоявший в Шинн Фейн Макглинчи-младший был избран мэром города Лимавади. Неоднократно он повторял потом, что сожалеет о случившемся:
За то, что произошло, отвечаю я, эти действия совершил я. Если бы я знал, что погибнут невинные, я бы не поступил так никогда. Я сожалею о смертях и принёс свои извинения.
Оригинальный текст (англ.)What happened is my responsibility, those were my actions. If I had known innocent people would be killed I would never have done it. I regret the deaths and I have apologised[13].
После своего избрания он встретился с Джин Джефферсон, племянницей одной из погибших (её отец остался инвалидом после трагедии). По её словам, Макглинчи произвёл на неё особенное впечатление, поскольку, по её словам, «в возрасте 18 лет сделал неправильный выбор и сейчас тратит все свои жизненные силы на то, чтобы вернуться в общество, а не отдалиться от него»[9].
См. также
Напишите отзыв о статье "Взрывы в Колрейне"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.colerainetimes.co.uk/news/local/forgotten_massacre_1_1969928 "Forgotten Massacre". Coleraine Times. 11 November 2008] Retrieved 15 February 2012
- ↑ 1 2 3 Taylor, Peter (1999). Loyalists. London: Bloomsbury Publishing Plc. p.116-117
- ↑ CAIN: Sutton Index of Death - 1973
- ↑ The Troubles: A Chronology of the Northern Ireland Conflict.magazine. #Issue 21, May–June 1973. p.43
- ↑ Coogan, Tim Pat (2002). The IRA. New York: Palgrave. p.365
- ↑ [issuu.com/glenravel/docs/troubles21 The Troubles: A Chronology of the Northern Ireland Conflict. magazine. Glenravel publications. #Issue 21, May-June 1973. p.39] Retrieved 15 February 2012
- ↑ 1 2 3 4 Wood, Ian S. (2006). Crimes of Loyalty: A History of the UDA. Edinburgh University Press. p.21
- ↑ 1 2 3 [www.bbc.co.uk/news/uk-northern-ireland-15158068 "Jean Jefferson meets Sean McGlinchey who planted IRA bomb in Coleraine". BBC News Northern Ireland. 3 October 2011] Retrieved 16 February 2012
- ↑ The Troubles: A Chronology of the Northern Ireland Conflict. magazine. Glenravel publications. #Issue 21, May-June 1973. p.49
- ↑ 1 2 Taylor, p.118
- ↑ [issuu.com/glenravel/docs/troubles22 The Troubles: A Chronology of the Northern Ireland Conflict. magazine. Glenravel Publications. #Issue 23, July-August 1973. p.6] Retrieved 15 February 2012
- ↑ 1 2 [www.colerainetimes.co.uk/news/local/we_forgive_you_1_2754310 "We Forgive You". Coleraine Times. 8 June 2011] Retrieved 16 February 2012
Отрывок, характеризующий Взрывы в Колрейне
– Все картечью! – кричал офицер.Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
