Взрыв в Леонтьевском переулке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Взрыв в Леонтьевском переулке
Место атаки

РСФСР РСФСР, г. Москва, Леонтьевский переулок

Цель атаки

Место массового скопления людей в помещении Московского комитета РКП(б), Леонтьевский переулок, 18.

Дата

25 сентября 1919 года

Способ атаки

Взрыв бомбы в месте массового скопления людей

Оружие

Взрывное устройство

Погибшие

12 человек

Раненые

55 человек

Число террористов

4

Террористы

бомбометатель Пётр Соболев

Организаторы

Казимир Ковалевич, [slovari.yandex.ru/~книги/Терроризм%20и%20террористы/Всероссийский%20повстанческий%20комитет%20революционных%20партизан// Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан](недоступная ссылка с 14-06-2016 (3207 дней))

Взрыв в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 года — террористический акт, совершённый группой анархистов с целью уничтожения руководства московского комитета РКП(б). В результате взрыва брошенной террористом Соболевым бомбы погибли 12 человек, ещё 55 получили ранения.





Теракт

25 сентября 1919 года в помещении Московского комитета РКП(б), расположенного в Леонтьевском переулке, проходило заседание по вопросам о постановке агитации и выработке плана работы в партийных школах. Среди присутствовавших были ответственные партийные работники Москвы, районные делегаты, агитаторы и лекторы, всего около 100—120 человек. Все они были размещены в тесноте в небольшой комнате. Первыми свои доклады зачитали член ЦК партии Николай Бухарин, а также большевики Михаил Покровский и Евгений Преображенский, собрание приступило к разбору представленного к рассмотрению плана организации партшкол. В это время часть собравшихся начала расходиться. Председатель собрания Мясников предложил желающим уйти поскорее освободить помещение, так как шум мешал проведению собрания. В этот самый момент, приблизительно со стороны предпоследнего ряда, около окна в сад, раздался громкий треск. Присутствующие в помещении одновременно побежали к дверям, где мгновенно образовались заторы[1].

Как впоследствии утверждали очевидцы, секретарь Московского комитета РКП(б) Владимир Загорский выскочил из-за стола президиума, бросился в сторону выстрела, крича на ходу: «Спокойнее, ничего особенного нет, мы сейчас выясним, в чем дело». Возможно, это внесло успокоение в толпу делегатов, и именно поэтому значительной части из них удалось покинуть помещение до взрыва. Примерно через минуту после броска бомбы произошла её детонация. Как впоследствии удалось установить, преступники скрылись через калитку в сторону Чернышевского переулка[1].

Последствия теракта

В результате взрыва сильно пострадал дом, особенно его тыльная сторона. Фасад и парадная лестница пострадали сравнительно несильно. Спереди были выбиты все стёкла, местами сорваны рамы и двери. В полу помещения бомба пробила большую дыру, около трёх метров в диаметре. Сила взрыва была такова, что в полу были переломаны две толстые балки. Вся задняя часть здания рухнула в сад, туда же упала снесённая взрывом железная крыша[1].

Разбор завалов и извлечение убитых и раненых начались спустя пятнадцать минут после взрыва. Работа длилась всю ночь. Больше всего убитых и тяжелораненых было в средних и задних рядах; те, кто сидел в передних рядах и в президиуме, получили ушибы и контузии. На место взрыва прибыли почти в полном составе участники пленума Моссовета[1].

Тела девяти погибших при взрыве были перенесены в цинковых гробах в Дом Союзов. 28 сентября 1919 года были проведены массовые митинги, на которых рабочие и военнослужащие несли плакаты с лозунгами:

  • «Ваша мученическая смерть — призыв к расправе с контрреволюционерами
  • «Ваш вызов принимаем, да здравствует беспощадный красный террор
  • «Бурлацкая душа скорбит о вашей смерти, бурлацкие сердца убийцам не простят!»
  • «Не будем плакать об убитых, тесней сомкнем свои ряды!»
  • «Вас убили из-за угла, мы победим открыто!»

В тот же день погибшие были захоронены в братской могиле у Кремлёвской стены. С речами, посвящёнными их памяти, выступили Каменев, Троцкий, Калинин, Зиновьев[1].

Жертвы

В результате теракта погибло в общей сложности 12 человек:

  1. Сотрудница губкома РКП Мария Волкова (скончалась 29 сентября 1919 года в больнице);
  2. Работница Хамовнического райкома РКП Ирина Игнатова;
  3. Секретарь Московского комитета РКП Владимир Загорский;
  4. Секретарь Железнодорожного райкома РКП Анфиса Николаева;
  5. Агитатор Алексеево-Ростокинского райкома РКП Георгий Разорёнов-Никитин;
  6. Агитатор Григорий Титов;
  7. Сотрудница Московского комитета РКП Анна Халдина;
  8. Член Моссовета Николай Кропотов;
  9. Член Реввоенсовета Восточного фронта Александр Сафонов;
  10. Абрам Кваш;
  11. Слушатель Центральной партшколы Соломон Танкус;
  12. Слушатель Центральной партшколы Колбин.

Среди 55 раненых был и Николай Бухарин, получивший во время взрыва ранение в руку[1].

Расследование теракта

25 сентября 1919 года в газете «Анархия» было опубликовано заявление, в котором ответственность за совершение террористического акта взяла на себя анархистская группировка «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан». За расследование теракта взялась Московская Чрезвычайная комиссия. Организатор теракта Казимир Ковалевич и бомбометатель Пётр Соболев были убиты при задержании, так как отчаянно отстреливались и бросали бомбы. Ещё семь анархистов совершили самоподрыв дачи на станции Красково, когда поняли, что окружены чекистами. Ещё один, некий Барановский, остался в живых и был арестован. Восемь участников подготовки теракта — Гречаников, Цинципер, Домбровский, Восходов, Николаев, Исаев, Хлебныйский и уже упоминавшийся Барановский — были расстреляны по постановлению МЧК[1].

В литературе

  • М. А. Алданов в 1936 г. опубликовал интереснейший очерк «Взрыв в Леонтьевском переулке», где связывал «анархистов подполья» с махновцами.
  • Черепанову, одному из лидеров левых эсеров, в сотрудничестве с анархистами подготовившему взрыв, В. Ф. Ходасевич посвятил одноимённый [dugward.ru/library/hodasevich/hodasevich_cherepanov.html очерк].
  • Повесть Т. Гладкова «Взрыв в Леонтьевском».
  • А. Соловьёв. «Взрыв в Леонтьевском». Из книги «Волки гибнут в капканах». Москва. «Воениздат». 1976.

В кино

Галерея

Напишите отзыв о статье "Взрыв в Леонтьевском переулке"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Велидов А. Красная книга ВЧК. В 2 т. — М.: Политиздат, 1990.
  2. [besttoday.ru/read/4302.html Взрыв в Леонтьевском переулке]
  3. [mirror504.graniru.info/Events/Terror/m.77266.html Борис Соколов Теракт под черным знаменем]
Хронология революции 1917 года в России
До:

См. также: Конный рейд Мамантова, Добровольческая армия в Харькове, Взятие Киева Добровольческой армией.



См. также: Восстание форта «Красная Горка».

После:

«Красный потоп»: окончательный крах колчаковского фронта. 15 ноября занят Омск, в декабре власть в Иркутске перешла в руки эсеровского Политцентра. На Южном фронте 12 декабря занят Харьков, 16 декабря занят Киев.

Отрывок, характеризующий Взрыв в Леонтьевском переулке

– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.