Взрыв в гостинице «Царь Давид»

Взрыв в гостинице «Царь Давид» — теракт, совершённый 22 июля 1946 года еврейской подпольной военной организацией «Иргун».

Взрыв был направлен против британской администрации в Палестине, чья штаб-квартира находилась в иерусалимском отеле «Царь Давид»; это был самый большой по количеству жертв теракт за период деятельности «Иргуна» в 1931—1948 годах.

Переодетые в униформу обслуживающего персонала боевики «Иргуна» заложили взрывчатку в подвал главного здания отеля, где часть помещений занимал секретариат британской администрации и британские военные штабы. Предупредительные сообщения о планируемом взрыве поступили на главный коммутатор отеля, в газету «Palestine Post» и во французское консульство, но эвакуация людей из отеля не была проведена, что впоследствии вызвало споры о причинах этого факта. Взрыв вызвал обрушение юго-западного угла южного крыла здания отеля, погибли 91 человек и 46 получили ранения, причём некоторые из пострадавших находились за пределами отеля. Среди погибших были 41 араб, 17 евреев, 28 британцев и пятеро лиц других национальностей.

Предыстория

Взрыву предшествовала так называемая «Черная суббота» 29 июня 1946 года (Operation Agatha). Десятки кибуцев, поселений, которые отождествлялись в сознании руководителей сил британской безопасности с «Хаганой», были одновременно окружены силами английской армии, было найдено и конфисковано оружие «Хаганы», а тысячи евреев, в большинстве своем членов Пальмаха, были арестованы и помещены в лагеря тюремного заключения в Латруне и Рафиахе. Также было арестовано почти все руководство Еврейского агентства кроме Бен-Гуриона, находившегося Париже. В руки англичан попали секретные документы «Хаганы» и Сохнута, которые были тут же переправлены в соответствующие органы английских властей, расположенные в иерусалимской гостинице «Царь Давид».

Отель

Шестиэтажное здание отеля «Царь Давид» было открыто в 1932 году и было первым в своём роде и самым современным зданием такого рода в Палестине. Отель находился в центре города, рядом с отелем был разбит парк. В северной части отеля размещалось французское консульство, а в южной части располагались помещения британской администрации Палестины, а также военные штабы. В подвале была размещена британская военная телефонная станция, в пристройках размещалась военная полиция и уголовный розыск полиции Палестины.

Приказ

После событий «Черной субботы» глава Иргуна Менахем Бегин получил срочное сообщение от начальника штаба «Хаганы» Моше Сне с поручением>:

* Вы должны провести как можно скорее операции «Чик» и «Ваш раб и избавитель». Сообщите нам о точной дате. Предпочтительно одновременно. Не называйте название организации, выполняющей операцию, ни прямо, ни намёком. * Мы тоже кое-что готовим, поставим вас в известность в должное время. * Тель-Авив и его окрестности должны быть исключены из всех операций. Мы все заинтересованы в защите Тель-Авива как центра ишува и нашей собственной деятельности. Если Тель-Авив будет парализован волной арестов, как прямой результат проведенной операции, мы и наши планы будут также парализованы. Случайно, нервные узлы всех других организаций не сконцентрированы в Тель-Авиве. Итак, Тель-Авив находится «вне границ» действия всех еврейских сил. 1.7.46. М. (Моше Сне)

План

Первоначальный план взрыва отеля часто изменялся, также были задержки по времени из-за запросов к «Хагане» в связи с постоянным изменением политической ситуации. Вначале планировалось, что организаторы взрыва проникнут в отель переодетыми в арабов, а лидер группы будет в униформе официанта-суданца. Взрывчатку планировалось пронести в банках из-под молока и установить её в подвале у основных колонн южного крыла, где в основном находились помещения, используемые британской администрацией. В результате была назначена дата и время организации теракта — 22 июля в 11:00, когда в кафе рядом с входом в подвал будет меньше всего посетителей. Время также зависело от «нападения на другое здание („David Brothers Building“), используемого правительством Палестины», но он был отменён в силу ряда причин.

Окончательный план был сформулирован Амихаем Паглином (Amichai Paglin, Гидди), (Иргун) и Ицхаком Саде (Пальмах)".

Взрыв

Для взрыва было использовано шесть зарядов взрывчатки общим весом около 350 килограммов. Из-за задержек, связанных с отменой теракта в здании «David Brothers Building», операция началась в 12:00. После закладки взрывчатки члены «Иргуна» покинули здание и один из участников акции взорвал небольшое взрывное устройство возле отеля, после чего прохожие, напуганные взрывом, покинули территорию возле отеля.

Предупреждения

Чтобы избежать большого числа жертв, планом «Иргуна» предусматривались звонки в отель с предупреждением о готовящимся взрыве. Гидди предложил позвонить за 45 минут до взрыва, Ицхак Саде — 15, опасаясь, что за 45 мин. англичане смогут «не только эвакуировать людей, но и вывезти все документы». В результате, был достигнут компромисс: полчаса.

Согласно Бегину, в «12:10 Гидеон достиг того места, где его ожидала „телефонистка“» (шестнадцатилетняя член «Иргуна» Адина Хей), и она и Сара Агасси сделали три звонка: немедленно в администрацию отеля, сообщив о взрыве «через 20 минут», но это не возымело каких либо действий — администрация отеля оставила этот факт без внимания. После этого в 12:15 они позвонили в офис газеты «Palestine Post» (оператор газеты под присягой подтвердил получение звонка, и сообщил, что он тотчас же передал сообщение о взрыве в полицию), а затем в 12:27 во французское консульство, находящееся рядом с отелем; французы начали эвакуацию своих работников.

После взрыва было много споров о том, насколько своевременно поступили звонки; утверждается что британские власти поначалу вообще отрицали факт звонков с предупреждением о взрыве, британцы заявляли о том что звонки не были осуществлены в какую-либо уполномоченную властью организацию, которая могла бы принять соответствующие меры по эвакуации отеля.

«Иргун» утверждал, что времени для эвакуации было достаточно. Менахем Бегин в своей книге «Восстание» писал, что сообщения были оставлены за 25-27 минут до взрыва. Он также привел публикацию газеты Хаганы «Эшнаб» (Eshnav) со следующим заявлением свидетеля: «Когда я услышал шум … пиротехнической бомбы, я решил покинуть отель. Многие другие также попытались выйти из отеля, но солдаты забаррикадировали выходы истреляли в направлении людей, пытавшихся выбраться из этого ада».

Бегин также пишет, что Исраэль Галили сообщил ему о разговоре между полицейским офицером и официальным британским чиновником, в котором тот заявил: «Мы не подчинимся приказам евреев». Галили пообещал, что сообщение об этом разговоре будет передано по радио Коль Исраель, что и было сделано после после нескольких напоминаний Бегина.

Реакция на взрыв

Премьер-министр Великобритании Клемент Эттли в обращении к Палате общин прокомментировал события в Палестине:

Достопочтенные члены парламента, мы с ужасом узнали о жестоком и кровавом преступлении, совершённом вчера в Иерусалиме. Из всех происшествий, произошедших в Палестине за последние несколько месяцев, это самое ужасное. В этой безумной террористической атаке были убиты или пропали без вести 93 ни в чём неповинных людей. Согласно последним данным, 41 человек погиб, 52 пропали без вести и 53 получили ранения. Я не имею никакой дополнительной информации, кроме официального доклада, поступившего из Иерусалима

Главный секретарь правительства Палестины, сэр Джон Шоу заявил в радиоэфире:

Как у главы Секретариата, большинство из погибших и раненых мои сотрудники, многих из которых я знаю лично 11 лет. Они больше, чем просто коллеги. Англичане, арабы, евреи, греки, армяне, высокопоставленные чиновники, полиция, мой врач, мой шофёр, посыльные, охранники, мужчины и женщины — молодые и старые — они были моими друзьями

Еврейское агентство выразило «чувство ужаса от проведённого сегодня беспрецедентного акта, совершённого бандой преступников». В действительности «Иргун» действовал в соответствии с инструкциями от Еврейского движения сопротивления, как указано в письме Бегину от Моше Сне. Член британского парламента Ричард Гроссман сообщил позже, что в частной беседе Хаим Вейцман высказал иное мнение о произошедшем, чем высказанное публично: Вейцман сказал, что он не может не гордиться «нашими мальчиками», и если бы это был не британский штаб, а немецкий, они бы получили Викторианский крест.

«Иргун» сделал заявление, приняв ответственность за взрыв, и обвинил британские власти в гибели людей и неспособности отреагировать на предупреждения, а также выразил «скорбь о жертвах среди евреев». Через год после взрыва, 22 июля 1947 года, организация опубликовала новое заявление, объявив, что действовала по инструкции из письма штаб-квартиры объединённого «Движения еврейского сопротивления».

Бегин был потрясен тем, что британцы не успели эвакуировать людей, и в результате взрыва было так много жертв, что шло вразрез с политикой «Иргуна». «Иргун» объявил по радио о том, что они будут оплакивать еврейских жертв, но не погибших британцев, поскольку Великобритания не скорбела о миллионах жертв Холокоста. В этом сообщении не была упомянута наиболее пострадавшая сторона — арабы.

Через несколько дней после теракта, англичане выдвинули две дивизии в район Тель-Авива, и солдаты, окружившие город вместе с агентами спецслужб, начали повальные обыски. Ни один дом, ни одна квартира не остались в стороне. В специальных местах производилось опознание задержанных агентами контрразведки. Британское правительство приняло решение о лишении свободы незаконных иммигрантов в Палестину, в том числе и детей, временно находящихся на Кипре. Лагеря, где их было решено содержать, должны были финансироваться из налогов, полученных с еврейской общины в Палестине.

Нападение на отель «Царь Давид» не оказало влияния на англо-американское соглашение по вопросу о Палестине, которое было тогда на заключительном этапе. В письме президенту США Гарри Трумэну от 25 июля 1946 года премьер-министр Великобритании Клемент Эттли писал: «Я уверен, вы согласитесь, что бесчеловечное преступление, совершённое в Иерусалиме 22 июля, — это призыв к решительным действия в борьбе с терроризмом, но с учётом страдания невинных еврейских жертв нацизма это не должно удерживать нас от принятия политики, направленной на установление мира в Палестине с минимально возможной задержкой».

60-летие взрыва

В июле 2006 года в Израиле прошли церемонии, посвящённые 60-летию взрыва в гостинице «Царь Давид», организованные Центром Менахема Бегина, в которых принял участие бывший премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, а также бывшие члены организации «Иргун». Британский посол в Тель-Авиве выступил с протестом и заявил: «Мы не думаем, что правильно праздновать годовщину теракта, который унёс столько жизней». Он выступил также против мемориальной доски, которую планировалось разместить на стене гостиницы и в тексте которой утверждается, что в смерти людей виноваты британцы, и содержится фраза «По причинам, известным только британцам, гостиница не была эвакуирована».

Чтобы избежать дипломатического скандала и по требованию члена парламента от партии «Ликуд» Реувена Ривлина, который поднял этот вопрос в Кнессете, были внесены изменения в текст доски, преимущественно в версию на английском языке. Новый текст таблички включал в себя фразу «По телефону были сделаны предупреждения в гостиницу, во французское консульство и редакцию газеты „Palestine Post“ для того чтобы люди покинули здание немедленно. Гостиница не была эвакуирована, и через 25 минут взорвалась бомба. К сожалению „Иргуна“, погибли 92 человека». На самом деле от взрыва погиб 91 человек, в список убитых был включён боевик «Иргуна» Авраам Абрамович, получивший во время операции огнестрельные ранения и скончавшийся впоследствии от ран, о чём сообщает только надпись на иврите

См. также

• Еврейский терроризм

Ссылки

• Attack on the King David Hotel (Site: [www.etzel.org.il/english/ac10.htm 1], [www.daat.ac.il/daat/english/history/lapidot/17.htm 2]) — an account of the bombing, written by Professor en: Yehuda Lapidot, an ex-Irgun member. The first copy of the account is on a website dedicated to recounting the history of the Irgun. The second is on a site carrying a translation of Lapidot’s book, Besieged — Jerusalem 1948 — Memories of an Irgun fighter. (King David Hotel bombing)
• [begincenter.org.il/en/FAQ.aspx?CID=8128 Did The Irgun Intentionally Seek to Harm Civilians in the King David Bombing] Центр памяти Менахема Бегина - FAQ  (англ.)
• Элеонора Шифрин. [www.newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=2734 Британский терроризм против выживших в Катастрофе]
• Ted Lapkin. [www.aijac.org.au/news/article/deconstruction-zone-rundle-s-factual-fumble Deconstruction Zone: Rundle'?s Factual Fumble] (англ.)(недоступная ссылка — история). Australia/Israel & Jewish Affairs Council. Проверено 9 сентября 2011. [web.archive.org/20111124001812/www.aijac.org.au/news/article/deconstruction-zone-rundle-s-factual-fumble Архивировано из первоисточника 24 ноября 2011].

Отрывок, характеризующий Взрыв в гостинице «Царь Давид»

И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.