Взрыв на станции Куровская
| Взрыв на станции Куровская | |
| Тип |
Взрыв |
|---|---|
| Причина |
детонация по причине несчастного случая взрывчатого груза двух вагонов |
| Место | |
| Страна | |
| Дата | |
| Время |
2:50 |
| Погибших |
2[1] |
|
| |
В ночь с 5 на 6 декабря 1978 года на станции Куровская произошёл взрыв двух вагонов, гружёных взрывчатыми веществами, повлёкший крупные разрушения на самой станции, а также серьёзные повреждения в примыкающем к станции городе Куровское. Известен также как Взрыв в Куровском.
Описание
Станция Куровская — крупный железнодорожный узел, через который проходит много различных поездов. На подъездных путях СМП 249 были поставлены 2 вагона со взрывчаткой (около 60 тонн аммонита) для разгрузки на склад гражданской взрывчатки «Взрывпром», что располагался недалеко от станции. Ночью с 5 на 6 декабря в 2:50 неожиданно весь груз сдетонировал, что вызвало огромный взрыв[1].
В результате на месте вагонов образовалась воронка диаметром 60 и глубиной 10 метров. На станции были крупные повреждения, что фактически парализовало движение поездов, так как пути засыпало различными обломками. Ударная волна вызвала разрушения не только на самой станции, но и в соседнем городе Куровское. В частности, в жилых домах на соседних улицах Вокзальная и Свердлова были выбиты окна, а в отдельных домах взрывом снесло даже межкомнатные перегородки. Прилегающий к путям лес был повален. Также рядом с местом взрыва стоял совершенно новый (был построен за пару месяцев до этого) пригородный электропоезд ЭР2-1169, который принял на себя основную силу взрыва, в результате чего из его 12 вагонов 10 было уничтожено. В результате происшествия погибло 2 человека — сторож и рабочий котельной[1][2].
Причина взрыва
На место взрыва прибыла правительственная комиссия под руководством 1-го секретаря Московского областного комитета КПСС В. И. Конотопа. В результате проведённого расследования было установлено, что взрыв вагонов вызвал сторож, который страдал шизофренией, но сумел скрыть это от медкомиссий. Этот сторож по неопределённым причинам выстрелил в сторону вагонов, в результате чего пуля, пробив деревянную обшивку, попала в груз, чем вызвала его взрыв[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Взрыв на станции Куровская"
Примечания
Литература
- Михайлов С. С. Событие 1978 года. Взрыв в Куровской // Мещёра-край: Альманах по истории и культуре Мещёрского края / Ред.-сост. С. С. Михайлов; Независимая ассоц. исследователей Зап. Мещёры «Гуслицкий перекрёсток». М.: Рус. деревня; АИРО-XXI, 2012. Вып. 2. — С. 50-56. — 214 с.: ил. ISBN 978-5-91022-155-4
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Взрыв на станции Куровская
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
