Взрыв парохода «Форт Стайкин»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Взрыв парохода «Форт Стайкин» произошёл 14 апреля 1944 года в Бомбее из-за воспламенения боеприпасов, перевозимых кораблём. В результате взрыва погибло более 1000 человек.





Предыстория

«Форт Стайкин» — одновинтовой пароход, работавший на угле, имел валовую вместимость 7142 регистровые тонны и чистую 4261 тонны, длину 132,3 метра, ширину 17,1 метра, максимальная скорость — 11 узлов, соответствовал классу ✠100 А1 Регистра Ллойда. В первый рейс корабль вышел в мае 1942 года. 12 апреля 1944 года пароход встал на разгрузку у пирса № 1 дока Виктория Бомбейского порта. На борту находился груз взрывчатых веществ общей массой более 1100 тонн (бомбы, детонаторы, снаряды, фальшфейеры, торпеды, мины, взрывчатка), 1233 тонны хлопка-сырца в 8737 кипах, девятьсот мешков серы массой 325 тонн, три тонны металлолома (42 динамо-машины, старые радиоприёмники), 37000 брёвен, 10958 бочонков со смазочным маслом, а также рыбные удобрения, сушёная рыба, сухофрукты (127 мешков), зерно, рис, семена, чрезвычайно огнеопасный самолётный лак и стальной ящик размерами 1,5*1,2*1,2 метра со 124 слитками золота размерами 38*8*4 сантиметра по 12,7 кг каждый общей стоимостью около 1 миллиона фунтов стерлингов.

«Форт Стайкин» был загружен с нарушением техники безопасности. Капитан Александр Джеймс Найсмит попытался выразить протест, но время было военное. По правилам, каждое судно должно было быть загружено по максимуму. И конечно, техника безопасности приносилась в жертву объёмам перевозок.

Катастрофа

Утром 12 апреля Ф. С. отшвартовался в порту. Через сутки началась разгрузка. На борту был груз «особой срочности» (хлопок и взрывчатка), который надо было разгружать немедленно. Но к взрывчатке приступили лишь к полудню, хлопок же не трогали вообще. Кроме того, половина докеров занималась другими грузами, например, рыбными удобрениями и металлоломом.

Через сутки весь металлолом был выгружен, кроме одного куска весом в три тонны, для которого требовался кран. Кусок лежал на штабелях досок, а под ними были кипы хлопка. Хлопок, пожароопасный сам по себе, имеет ещё одно коварное свойство: при увлажнении он выделяет водород, и повышается температура.

14 апреля в 12:30 один из матросов с соседнего парохода «Иран» заметил струйку дыма из трюма № 2 «Форт Стайкина». В это же время дым увидели моряки с других судов. Через час дым заметил и помощник инспектора бомбейской пожарной команды Критчел. Однако они не стали никому сигнализировать, рассудив, что на Ф. С. работают люди, и если они не поднимают тревогу, значит, всё в порядке.

На самом Ф. С. долгое время ничего не замечали. Наконец, один из грузчиков увидел дым и доложил офицерам. Команда принялась тушить пожар своими силами, задействовав пожарные насосы. На берегу аварийная пожарная бригада запустила передвижную установку. Командир этой бригады был прекрасно осведомлён о характере груза и приказал своему помощнику передать в диспетчерскую т. н. «сообщение № 2» (особо опасный пожар). Помощник, однако, до диспетчерской не дозвонился, а включил электрический пожарный колокол. По инструкции, звон этого колокола означал обычный пожар. В результате на Ф. С. отправились только две пожарные команды, в 14:16.

Они прибыли на место через восемь минут и занялись тушением. «Сообщение № 2» всё же было отправлено, и скоро к Ф. С. подкатило ещё восемь пожарных расчётов. Они стали заливать трюмы водой. Чуть позже прибыло несколько пожарных судов. А вот крана, который мог бы поднять злополучный кусок металлолома и позволить людям тушить огонь более эффективно, так и не нашлось.

Потоки воды лились в трюмы, но, похоже, огонь только усиливался. Без нескольких минут три один из участков борта раскалился настолько, что на нём стала лопаться краска. Несомненно, там был очаг пожара. Если бы кусок борта был вырезан и на очаг направлены все помпы, возможно, катастрофы удалось бы избежать. Но неисправной оказалась сначала одна, потом вторая газорезательная установка.

На причалах собралась большая толпа зевак. И никому не пришло в голову предупредить окружающих серией коротких гудков или вывешенными сигнальными флагами об опасном грузе на Ф. С.

Пожар разгорался. Первые ящики со взрывчаткой загорелись в 15:40. В 15:50 капитан Найсмит приказал покинуть судно членам экипажа. В 16:06 прогремел взрыв. От взрыва образовалась приливная волна такой силы, что корабль «Джалампада» водоизмещением почти 4000 тонн оказался на крыше одного из складов, высота которого была 17 метров. Через 34 минуты прогремел второй взрыв.

Горящие кипы хлопка подожгли в радиусе девятисот метров от эпицентра всё: корабли, склады, пакгаузы, дома. Сильный ветер с моря гнал стену огня на город. Пожары удалось ликвидировать только через две недели.

На восстановление порта потребовалось около семи месяцев.

Потери

Официальная статистика объявила о 1376 погибших, в больницы поступило 2408 человек, 42 человека лишились конечностей. Тело капитана Найсмита так и не нашли. Экономические потери были астрономическими. Огонь поглотил 55 тысяч тонн зерна, тысячи тонн семян, масла, нефти; огромное количество военного имущества. Почти одна квадратная миля городских кварталов была уничтожена. Шесть тысяч фирм разорились, 50 тысяч человек потеряло работу. Погибло четыре крупных корабля, множество мелких; десятки автомобилей. Серьёзно пострадали корабли «Иран», «Норе трейдер», «Род эль Фараг», «Эмпайр индус», «Ченьон», «Джалавиджайя», «Кингьян», «Барода», «Форт Кревье», «Грациоза». Потери понесла железнодорожная инфраструктура. А вот одному бедному индусу, чья лачуга стояла в миле от берега, повезло — во двор с неба упал слиток золота, который он впрочем, узнав что случилось, передал властям. Практически все остальные слитки золота так и не были обнаружены.

Напишите отзыв о статье "Взрыв парохода «Форт Стайкин»"

Литература


Отрывок, характеризующий Взрыв парохода «Форт Стайкин»

Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.