Взятие Ваны
| Вазиристанская война | |||
| Основной конфликт: Взятие Ваны | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
непризнанное государство Исламский Эмират Вазиристан, мятежная территория Пакистана | ||
| Итог |
Победа пакистанской армии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
| Общие потери | |||
| |||
Взятие Ваны — один из эпизодов Вазиристанской войны.
В марте 2004, в зоне Племён вспыхнула война за создание независимого от Пакистана государства Исламский Эмират Вазиристан. Пакистанские правительственные войска оказались перед приблизительно 400 бойцами Талибана, скрывавшимися в нескольких укрепленных позициях.
Считалось, что среди защитников Ваны был представитель Усамы бин Ладена Уман аз-Завахери, но либо он вышел из окружения, или никогда не был среди этих борцов там.
Сражение
16 марта 2004, пакистанская армия впервые вступила в бой с силами Талибана Южном Вазиристане.
Два дня спустя, 18 марта 2004, начали появляться сообщения, что пакистанские вооруженные силы окружили цель «высокой значимости», возможно эта цель — заместитель командующего Аль-Каиды доктор аз-Завахери. Однако, и пакистанский и американский военные отказался подтвердить или отрицать присутствие Завахери. Пакистанские вооруженные силы окружили горный опорный пункт, где бойцы Талибана уже успели хорошо окопаться. Завязался тяжелый бой, не раз соединённым армиям приходилось отступать. На территории сражения были обнаружены туннели, которые вели в Афганистан.
20 марта 2004, пакистанские войска сообщили о наблюдении передислокации войск Талибана и выход их части из окружения.
К 23 марта 2004, военная операция была закончена, и армии удалось взять все позиции борцов Талибана, но высокой ценой. 49 солдат армии и 55 бойцов Талибана были убиты, и 33 солдата были ранены. 149 борцов Талибана были взяты в плен, но также и 11 пакистанских солдат были захвачены силами Талибана.
28 марта 2004 были освобождены все солдаты пакистанской армии.
Напишите отзыв о статье "Взятие Ваны"
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Взятие Ваны
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
