Взятие Измаила (роман)
Поделись знанием:
Название романа идёт из эпизода, в котором мальчик мечтает сделать аттракцион с дрессированными мышами, изображающими взятие Измаила. Название по разъяснению самого автора ироничное, на него указывает и «говорящее» имя главного героя Александр Васильевич (как у Суворова), и любимая фраза отца героя морячка-подводника из части «Эпилог»: "Эту жизнь, Мишка, нужно брать, как крепость!"[1] Роман посвящён Франческе Штёклин — второй жене писателя[2].
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
| Взятие Измаила | |
 Для обложки романа использован фрагмент картины «Страшный суд» Гансa Мемлингa | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1999 |
| Дата первой публикации: |
Знамя, номера 10-12 |
| Издательство: | |
|
[lib.ru/PROZA/SHISHKIN/izmail.txt Электронная версия] | |
«Взятие Измаила» — роман Михаила Павловича Шишкина, написанный в Цюрихе в 1996-1998 годах и принесший широкую известность автору. Напечатан в журнале «Знамя» в 1999 году, вышел отдельным изданием в 2000 году. Удостоен премии «Русский Букер».
Содержание
Сюжетные линии
Название романа идёт из эпизода, в котором мальчик мечтает сделать аттракцион с дрессированными мышами, изображающими взятие Измаила. Название по разъяснению самого автора ироничное, на него указывает и «говорящее» имя главного героя Александр Васильевич (как у Суворова), и любимая фраза отца героя морячка-подводника из части «Эпилог»: "Эту жизнь, Мишка, нужно брать, как крепость!"[1] Роман посвящён Франческе Штёклин — второй жене писателя[2].
Построение романа довольно сложное, сюжетные линии обрываются и начинаются заново, вступлением к ним часто служит судебная речь, которая как бы сбивается на подробный рассказ о деле или личности. Согласно объяснению самого Михаила Шишкина, некто собирается написать книгу, а когда сюжет начинает прокручиваться, он бросает и начинает писать заново. В конце концов, все сюжеты отбрасываются, и прорывается настоящая жизнь автора[3]. И действительно, книга содержит довольно много деталей жизни самого писателя: детство в коммуналке в Староконюшенном переулке, отец моряк-подводник, брак с швейцаркой, у которой погиб первый муж, рождение сына в Швейцарии от Франчески и др. Герой уезжает из России, которая видится в финале как кошмарный сон, а освободиться от неё нельзя[2]. Согласно объяснению самого Шишкина, это текст о его жизни в России и, хотя ситуация там меняется, глубинные отношения между людьми остались те же[4].
Автор определил жанр книги как «тотальный роман», то есть роман обо всём[1]. Согласно его разъяснениям, во «Взятии Измаила» персонажем является не герой, а стиль. В самом деле, в книге происходит переплетение не только рассказов, но и стилей, соседствует высокий, казённый, непристойный, учёные цитаты на латыни. Книга также полна аллюзиями на Чехова, Льва Толстого (особенно «Воскресение»), Владимира Набокова, Сашу Соколова, Кантемира, речей знаменитых адвокатов, как Плевако, советские судебные документы, как расстрельный приговор Г.Г. Шпету, русский фольклор, рассказы иностранцев о России и многое другое. В книге также множество цитат[5]. Частые чередования стиля и использование старинного языка разных слоёв напоминает «Улисс» Джойса[1].
Отзывы
Отзывы на роман были в целом положительные, иногда восторженные. Редкие отрицательные отзывы были сопряжены с обвинением в западничестве[6], особенно в связи с местожительством автора, пишущего о России из Швейцарии [7][8][9].
Награды
- «Русский Букер» (1999)
- Премия журнала «Знамя» (1999)
- Премия "Глобус" (1999) за произведение, способствующее сближению народов и культур, назначенная ВГБИЛ им. М.И. Рудомино[10][11]
Переводы
Роман переведён французский[12], итальянский[13], сербский[14], китайский[15], эстонский[16], есть договорённость о переводе на турецкий[11][17].
Постановки
Mосковский театр МОСТ поставил «Взятие Измаила», объединив в одном спектакле роман с пьесой А.П.Чехова «Чайка»[18][19]. Режиссёр-постановщик — Георгий Долмазян. В ролях: И.Королев / А.Захаров, П.Сеплярский, Е.Каркищенко / А.Муравьева, Г.Трусов, У.Зябкина, Т.Станиславская / А.Голотова, Е.Алексашина, Ю.Вергун, Д.Чуриков, П.Золотарев, Ф.Велиев, Ю.Огульник, Е.Никулин. [20].
| «Аттракцион», постановка в театре МОСТ по роману «Взятие Измаила» | ||||||||||
| ||||||||||
Напишите отзыв о статье "Взятие Измаила (роман)"
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/s/shishkin/ Взятие Измаила (роман)] в «Журнальном зале»
- Михаил Шишкин. Взятие Измаила. — Вагриус, 2001. — 400 с. — ISBN 5-264-00499-4.
Литература
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Примечания
- ↑ 1 2 3 Николай Александров [www.itogi.ru/archive/2000/42/115757.html Тот, кто взял Измаил. Интервью с Михаилом Шишкиным] // Итоги. — Москва, 2000. — № 42 (228).
- ↑ 1 2 [www.gazetaby.com/index.php?sn_nid=9663&sn_cat=38 Михаил Шишкин: «Я почувствовал себя крошечным колесиком машины, производящей говно». По материалам «Московского комсомольца» и «Новых известий»] (рус.). Салiдарнасць (25.12.2010). Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/61D5YIMwl Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
- ↑ Марина Концевая интервьюирует Михаила Шишкина. [www.zman.com/news/2010/12/05/89804.html Михаил Шишкин: «Написать свою Анну Каренину…»] (рус.). zman.com (5.12.2010). Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xFu6aNS Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
- ↑ Елена Дьякова беседовала с Михаилом Шишкиным, 3 октября 2005 [www.yavlinsky.ru/culture/index.phtml?id=2497 Вне игры на понижение] // Новая газета. — 2005. — № 06.10.2005.
- ↑ Например, ничем не обозначенная цитата из рассказа Владимира Набокова«И когда горничная поставила на стол тарелку, он замер, и как только закрылась дверь, обеими руками схватил хлеб, засопел, сразу измазал пальцы и подбородок в сале и стал жадно жевать.» ([nabokov.niv.ru/nabokov/rasskaz/podlec.htm Рассказ «Подлец»])
- ↑ Мария Ремизова [magazines.russ.ru/novyi_mi/2000/5/remiz.html Вниз по лестнице, ведущей вниз] // Новый мир. — Москва, 2000. — № 5.
- ↑ Лев Данилкин [www.afisha.ru/book/59/review/145140/ Рецензия] // Афиша. — Москва, 2000.
- ↑ Катя Марголис [magazines.russ.ru/znamia/2000/12/margol.html Особенно слова] // Знамя. — Москва, 2000. — № 12.
- ↑ Мартын Ганин. [os.colta.ru/literature/events/details/17894?expand=yes#expand Рецензия. Михаил Шишкин. Письмовник]. Openspace.ru. Проверено 22 декабря 2010. [www.webcitation.org/68xFlJBZA Архивировано из первоисточника 6 июля 2012].
- ↑ [www.libfl.ru/news/2000/display.php?file=13_01-00.html ЛАУРЕАТЫ "ЗНАМЕНИ"] (рус.). Знамя. Проверено 3 января 2011. [www.webcitation.org/61D5oNZ6Z Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
- ↑ 1 2 Academia Rossica. [academia-rossica.org/en/literature/new-russian-writing/shishkin1 Mikhail Shishkin] (англ.). Russian Academy (5.12.2010). Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/6905pCIiR Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ La Prise d’Izmail, Fayard, Paris, 2003
- ↑ Presa di Izmail, Voland edizione, Rom, 2007
- ↑ Zauzimanije Izmaila, Paideia, Beograd 2005
- ↑ People’s literature, Peking, 2003
- ↑ Izmaili vallutamine, Koolibri, Tallinn, 2012
- ↑ Людмила Клот. [www.nashagazeta.ch/print/10675 Михаил Шишкин и роман в письмах влюбленных. Интервью с Михаилом Шишкиным.] (рус.). Наша газета (03.11.2010). Проверено 16 декабря 2010. [www.webcitation.org/61D5gJ5YF Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
- ↑ Евгений Белжеларский [www.itogi.ru/iskus/2010/40/157417.html Гражданин Альп. Интервью с Михаилом Шишкиным] // Итоги. — 2005. — № 40.
- ↑ [www.sadovaya6.ru/board/show7/ Аттракцион. Премьера] (рус.) (18.09.2010). Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/6905r2G95 Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
- ↑ [www.sadovaya6.ru/play/repertoire/show4/ Аттракцион. Премьера] (рус.) (18.09.2010). Проверено 11 января 2011. [www.webcitation.org/6905saNKV Архивировано из первоисточника 8 июля 2012].
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Взятие Измаила (роман)
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
