Взятие аула Ведень

Взятие аула Ведень
Основной конфликт: Кавказская война 1817—1864 гг.
Дата	20 декабря 1858 (1 января 1859) года — 1 (13) апреля 1859 года
Место	Ведено, Чечня
Итог	Взятие Ведено русскими войсками
Противники
Российская империя Северо-Кавказский имамат
Командующие
Евдокимов, Николай Иванович Имам Шамиль
Силы сторон
19.5 батальонов от 3.5 до 7 тыс. чел.
Потери
11 человек убитыми, около 100 раненными. не менее 50 убитых.

Штурм Ведено — военная операция, проведённая силами Кавказской армии под командованием генерала Евдокимова целью которой был захват ставки имама Шамиля в ауле Ведено, расположенном в горно-лесистой местности Чечни, происходившая в период: декабрь 1858 — апрель 1859 года.

Положение дел на Северном Кавказе на конец 1858 года

После разорения аула Дарго генералом Воронцовым в 1845 году, Имам Шамиль перебрался в чеченский аул Ведено, расположенный в горно-лесистой местности. Ведено (русские называли аул — Ведень) оставалось ставкой лидера восставших горцев в течение 14 лет, вплоть до 1859 года. В конце 50-х годов 19 века исход Кавказской войны уже не вызывал сомнения: многие сподвижники Шамиля погибли в боях, некоторые перешли на сторону русских, а население Дагестана и Чечни притесняемое наибами Шамиля устало от поборов, несправедливости, и от войны, продолжающейся десятки лет. На этом фоне население Чечни все чаще стало выражать недовольство порядками мюридизма, которые Шамиль насаждал в Чечне. Восстание против власти Шамиля, начавшееся по реке Шароаргун, быстро разошлось по региону. В течение одной недели, общества: Чанты, Мулкой, Дашни, Зумсой, Чужнаховой, Терлой, Хочарой, Хельдырой, Чахой, Намах, Чаберлой и Маисты изгнали шамилёвских наибов и изъявляли желание подчиниться русской власти. Таким образом, вся западная часть Большой Чечни подчинилась России.

На этом фоне, в 1858 году отрядом Евдокимова был занят аул Шатой, а на его месте была заложена крепость. Наступил подходящий момент положить конец могуществу Шамиля в Чечне, и с этой целью, 20-го декабря 1858-го года, было предпринято усиленное наступление русских войск от крепости Воздвиженской в глубину Чечни к аулу Ведено.

Маневры

Полковник Баженов, который имел в своем распоряжении четыре с половиною батальона милиции и шесть горных орудий выступил из Воздвиженского и направился к реке Басс, и таким образом, отрезав все чеченские аулы гнездящиеся в лесистой полосе этого пространства, создавая угрозу аулам Таузен и Элистанжи. Другая часть войска под командованием полковника Черткова одновременно с Баженовым перешла на правый берег Аргуна, и выйдя на Шалинскую просеку, остановилась в ожидании прибытия подкрепления; после чего, образовав авангард главной колонны генерал-майора Кемферта двинулись к Ведено.

Сам Евдокимов возглавил основной отряд.

Со стороны Кумыкской плоскости для отвлечения сил Шамиля действовал отряд князя Святополка-Мирского, расположенный между реками Мичиком и Гудермесом. Кроме того, для содействия основному отряду и отвлечения сил горцев, генералом Врангелем было предпринято движение в восточной части Ичкерии. Главный отряд постепенно, с боями продвигался вперед, прорубая просеки в сплошных лесах. Таким образом, отряд Евдокимова, достиг 31 декабря аула Агишты. Горцы отступили к аулу Таузен, который находился в трёх верстах от позиции русских войск. 3 января к главному отряду присоединился отряд князя Святополка-Мирского, и войска, соединенными усилиями до 14 января 1859 года, прорубали просеки в непроходимых ичкерийских лесах.

Устроив просеки, Евдокимов, 14 января, двинулся к аулу Таузен. Горцы устроили завалы и приготовились к обороне, но появление обходной колонны заставило их отступить с укреплённых позиции почти без боя. Так русскими войсками был взят Таузен, находящийся на расстоянии 14 верст от Ведено, расположенный на стыке путей, ведущих в резиденцию Шамиля, в Андию, Чаберлой, и Шатой. Заняв Таузена, русские войска приступили к устройству дороги и к рубке просек, в 600 сажен шириной. Продвижение русских войск сопровождалось мелкими стычками. Небольшие отряды горцев численностью по 300 человек постоянно тревожили русские войска. Сам Шамиль с основными силами находился в Ведено, готовя его к обороне. По окончании первоначальных работ по устройству дороги Евдокимов распределил часть войск для охраны дороги; а остальные войска 7-го февраля выдвинул в сторону Ведено.

Место битвы

Ведено расположен на небольшой поляне в ущелье истоков Хулхулау, окруженном высокими обрывистыми и лесистыми хребтами, и представлял надежное убежище, как по природным условиям, так и по возведенным около него укреплениям.

Западная и восточная стороны аула, ограждены отвесными обрывами оврагов, а сверх того были укреплены брустверами из плетней.

Северная сторона была укреплена двумя толстыми параллельными брустверами из глины, в расстоянии от 3 до 5 шагов один от другого; наружный бруствер одет плетнем и увенчан в два ряда турами (1 1/2 аршина в диаметре), засыпанными глиною и каменьями; промежуток между брустверами блиндирован бревенчатою настилкою, устланною фашинами в семь рядов и засыпанною сверху землею. На северо-восточном и северо-западном углах были устроены бастионы. Узкое пространство между оврагами перерезано другим широким и глубоким рвом. С западной стороны тянется гребень высот, постепенно понижающийся от вершины горы Леня-Корт и отделенный от аула оврагом. Вершины этого гребня были заняты шестью отдельными редутами, два из которых имели по одному орудию. Сильнейший из всех редутов был нижний, обороняемый андийцами, который состоял из трёх отдельных, построек, соединенных между собою крытыми ходами. Фасы этих построек, окруженные широкими и глубокими рвами, состояли из глиняных брустверов (местами до 8 шагов толщиною), одетых снаружи толстым плетнем и увенчанных в два ряда турами (до 2 аршин в диаметре), засыпанными глиною и каменьями. С внутренней стороны брустверов были устроены блиндажи для жительства гарнизона.

Жилище Шамиля представляло собой комплекс зданий, образующих большой четырёхугольник, окруженный высоким частоколом и рвом. Этот четырёхугольник заключал в себе внешний и внутренний двор. Внутренний двор Шамиля был кругом застроен зданиями, предназначенными для жилища его жен, семейства, прислуги, и различными хозяйственными постройками; там же находился дом Шамиля, и особое отделение для суда и расправы (дом шариата), для казначейства и для приезжающих гостей и наибов, прибывавших по делам служебным. На внешнем дворе помещались конвойные мюриды Шамиля, его избранная дружина и небольшой сарайчик с 8-ю заржавленными негодными орудиями. На этом же дворе собирался в случае надобности и во время празднества народ. Сведения об устройстве дома Шамиля были получены от Исаака Грамова, который бывал в конце 1854-го года в Ведено, для переговоров, о выкупе семейств князей Чавчавадзе и Орбелиани.

Расстановка сил к началу осады

Состав и численность сторон

Русский отряд состоял из:

19 1/2 батальонов пехоты,

14 горных орудий,

2 полупудовых мортир,

6 сотен казаков

3-х сотен милиции.

Силы горцев по оценке генерала Евдокимова состояли из 7000 бойцов, половина которых составляла гарнизон аула, а вторая была рассредоточена по редутам.

Гаджи-Али, который был секретарем Шамиля, и участником событий, указывает, что в рядах горцев было 3.5 тысячи человек. Он же пишет в своих воспоминаниях:

Ночью показался авангард конницы отряда Евдокимова на горе, а пехота на площади около Ведено, где они и остановились лагерем. Это место стало, как небо в ясную ночь, усеянное звёздами, так много было палаток, лошадей, орудий, людей и других припасов

— [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/Arabojaz_ist/Gadzi-Ali/text2.htm Воспоминания очевидца о Шамиле]

Известные участники штурма Ведено

Амираджибов, Михаил Кайхосрович

Ганецкий, Николай Степанович

Зотов, Павел Дмитриевич

Кемферт, Павел Иванович

Корф, Андрей Николаевич

Чемерзин, Александр Яковлевич

Чертков Михаил Иванович

Шванебах Фридрих Антонович

Штоквич, Фёдор Эдуардович

Исходные позиции

В интервью журналу «Русский Вестник» Евдокимов вспоминал:

«Ключом неприятельской позиции был Андийский редут. С потерею его неприятель терял возможность держаться успешно в ауле: с другой же стороны, с занятием этого редута, осаждающие войска могли быть расположены с большею сосредоточенностью, и получалась возможность отделить особую колонну для занятия горы Леня-Корт; причём было бы отрезано единственное, остававшееся свободным, сообщение неприятеля с Андиею. На этом основании, первою задачею в предпринимаемой осаде я положил себе занятие Андийского редута»

— [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/RV/4_1859.htm статья в журнале "Русский Вестник"]

Для осады Ведено войска были разделены на три осадные колонны и два резерва.

• Правая колонна, возглавляемая полковником Чертковым, состоящая из 3-х батальонов Куринского полка18 марта обложила Ведено с западной стороны и открыла траншеи, чтобы приблизиться к оврагу левого притока Хулхулау. На берегу оврага была заложена батарея, которая стала обстреливать картечным огнём западную покатость гребня, на котором были устроены редуты, чтобы таким образом не допускать гарнизон аула поддерживать редуты.
• Средняя колонна, которой руководил генерал-майор Розен, состояла из 2 1/2 батальонов. Ей было поручено подойти на максимально близкое расстояние к Андийскому редуту с фронта и заложить против него бреш-батарею.
• Левая колонна генерал-майора Ганецкого, в составе которой находились 4 батальона и 4 орудия, имела приказ обложить Ведено с восточной стороны и отрезать неприятелю дорогу в Андию и Ичкерию.
• В резерве между правою и среднею колоннами, в овраге левого притока Хулхулау, были оставлены: 1-й батальон Грузинского гренадерского и 1-й батальон Белостокского пехотного полка; на сообщении средней колонны с левою, в виде резерва, были поставлены два батальона Белевского пехотного полка, на развалинах Дышне-Ведено.

Осада

Обустройство театра военных действий

Заведовавший инженерными работами в правой колонне, штабс-капитан Шванебах, 26 марта довел траншеи на расстоянии 50 шагов от берега оврага, а 27 числа устроил тут батарею на четыре батарейных и два горных орудия. В некотором расстоянии от первой была устроена вторая батарея на две полупудовые мортиры.

Средняя колонна открыла работы в ночь 23 марта. Заведовавший работами в этой колонне штабс-капитан Чемерзин повел траншею из оврага левого притока Хулхулау и 27 марта заложил бреш-батарею на 6 батарейных орудий расстоянии 164 саженей от Андийского редута. За первой батареей были расположены в траншеях: батарея на 3 полупудовые мортиры, и батарея на 2 чугунные 2-х-пудовые мортиры. В ночь 27 марта Чемерзиным же была заложена траншея против фронта Андийского редута на расстоянии 187 саженей от редута; в этой траншее устроены были батареи на два батарейных орудия, один 10-фунтовый единорог и одну медную 2-х-пудовую мортиру. От последней траншеи подступы подведены были по западной покатости гребня, где расположен Андийский редут, и в ночь, с 30 на 31 марта, заложена была передовая траншея, вооружённая горным единорогом, на расстоянии 60 шагов от редута.

Левая колонна заняла, 22 марта выход из Хорочоевского ущелья. Для обеспечения лагерного места, генерал-майор Ганецкий устроил несколько засек и вырубил лес, на расстоянии ружейного выстрела от бивуака. Во время рубки леса, отряды горцев делали нападения на работавших, но оба нападения отбиты с уроном для горцев. Таким образом 31 марта все инженерные работы были окончены. Ведено был опоясан сетью из редутов и траншей.

Штурм

1 апреля начался штурм Ведено. Первой целью штурмующих стал Андийский редут. С 6 часов утра по редуту был открыт огонь из 16 орудий и 8 мортир. Канонада продолжалась до 18 часов. Андийский редут, в который было брошено примерно 1000 ядер, гранат и бомб, представлял собою почти груду развалин. Затем все батареи обратили свой огонь на аул, а в это время, три батальона под командованием полковника Баженова атаковали Андийский редут. Защитники редута встретили атакующих залпом; в то же время с соседнего редута горцев было сделано несколько выстрелов картечью. Но сопротивление не остановило атакующих. 5-я стрелковая рота Тенгинского полка, под командованием подпоручика Данибекова добежав до редута в несколько минут расправилась с защитниками редута, которые уцелели после артобстрела. Одновременно со штурмом редута полковник Чертков, начала движение в сторону Ведено. Горцы стали сжигать свои дома и покидать аул. К 22 часам горцы покинули аул и редуты. На следующий день, с рассветом русские войска заняли Ведено.

Конница бросилась к Дарго, сопровождаемая залпами из орудий и ружей, а также и из горы стреляли в нас из орудий. Мы вышли против них с конницей и орудиями и мужественно защищались, бросая в центр русских ядра и гранаты и стояли твёрдо, так что не могли расстроить ряды наши, и мы нисколько не понесли потерь. Русские отступили и мы возвратились. В эту ночь все наибы собрались в доме у Шамиля и просили его, чтобы он вышел из Дарго. Шамиль [58] согласился удовлетворить их просьбы и, оставив в Дарго сына своего Кази-Мухаммада с 3500 чел. и 13 наибами, сам же с приближенными и некоторыми наибами вышел и остановился в с. Эрсеной в 3,5 верстах от Дарго. Потом каждый день происходили перестрелки и схватки. Русские окружили Дарго, однако же Евдокимов не смог взять Дарго штурмом, но перехитрил мюридов. Он траншеями дошёл до Ведено, начал бросать ядра, бомбы и гранаты, что очень ослабило осажденных. В четверг 23 рамазана целый день продолжалась сильная канонада со всех орудий по Дарго, так что залпы слились в один протяжный гул и кроме дыма и пыли ничего не было видно. К вечеру, когда осажденные приготовились к совершению намаза, русские вдруг, как саранча, бросились с криком с 4-х сторон на Дарго, мусульмане не в силах были выдержать штурма, бежали, там оставалась горсть храбрецов, чтобы забрать оставшиеся пожитки, и взяв их, пришли вслед за главными силами в Харачи.

— [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/Arabojaz_ist/Gadzi-Ali/text2.htm Описание Гаджи-Али (см. поход Евдокимова в Ведено)]

Итоги и последствия

Гаджи-Али — житель селения Чох, который был секретарем Шамиля и очевидцем событий, в своих воспоминаниях пишет:

По взятии Дарго-Ведено, Шамиль, не видя средств удержать за собою чеченцев, приказал им вторично собраться, и они собрались в сел. Эрсеной. Шамиль сказал им: «Во всем Дагестане храбрее вас нет, чеченцы! Вы свечи религии, опора мусульман, вы были причиною восстановления ислама после его упадка. Вы много пролили русской крови, забрали у них имения, пленили знатных их. Сколько раз вы заставляли трепетать их сердца от страха. Знайте, что я товарищ ваш и постоянный ваш кунак, пока буду жив. Ей-богу, я не уйду отсюда в горы пока не останется ни одного дерева в Чечне». Но чеченцы, не видя никакой пользы от его речи, оставили его и разбрелись по домам. Шамиль потерял всякую надежду, возвратился с приверженцами в селение Ичичали.

— [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/Arabojaz_ist/Gadzi-Ali/text2.htm Воспоминания очевидца о Шамиле]

Потери сторон

В течение 12 дней пока шли инженерные работы, потери русской армии в разных перестрелках составили:

убитыми: 9 человек нижних чинов.

ранеными: одного штаб-офицера (Ряжского полка майор Бахтинский), 4-х обер-офицеров (артиллерии капитан Арсеньев и поручик Макаров; Ряжского полка капитан Курин и Кабардинского подпоручик Терентьев) и 68 нижних чинов.

В результате самого штурма было убито два рядовых; ранено: один обер-офицер (флигель-адъютант, капитан барон Корф, пулею в ногу) и 23 человека нижних чинов.

Примерно 50 тел мюридов было обнаружено на следующий день в ауле.

Ситуация на северо-восточном Кавказе после взятия Ведено

Аул Ведено, который был 14 лет резиденцией Шамиля, имел большое значение в глазах горцев. Горцы смотрели на него, как на столицу Имамата, как на административный центр, из которого исходили все распоряжения, как на опорный пункт и гнездо мюридизма. Занятие этого аула, нанесло окончательный удар по могуществу Шамиля в Чечне. После взятия Ведено, Шамиль, не имея возможности оставаться в Чечне, перебрался в Гуниб, где и был пленен спустя всего лишь несколько месяцев; а Кавказская война продолжавшаяся почти 40 лет — была окончена.

Награды

После взятия Ведено Барятинский послал Евдокимову 50 георгиевских крестовв, и 200 знаков отличия для храбрых воинов.

Император Александр II пожаловал Евдокимову Орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия третьей степени, и титул графа.

Главнокомандующий Кавказской армией, наместник Барятинский получил от Императора грамоту следующего содержания:

"Будучи призваны Нами к предводительствованию доблестными войсками кавказской армии, вы самым блистательным образом оправдали доверие Наше, благоразумными и твёрдо принятыми мерами положив прочные основания к постепенному покорению издавна враждебных нам горских племен Кавказа. Руководимые вами вожди кавказских войск внесли много новых громких имен в летописи кавказской славы, и, ныне, двухлетние мужественные усилия войск левого крыла Кавказской линии доставили новое торжество оружию нашему взятием укрепленного аула Веденя, главного местопребывания предводителя непокорных нам Горцев. В изъявление душевной к вам признательности, за отличные труды ваши на пользу вверенного вам края, и совершенного Нашего к вам благоволения, Всемилостивейше пожаловали Мы вас кавалером Императорского ордена Нашего Св. Равноапостольного Князя Владимира первой степени с мечами над орденом, коего знаки, при сем препровождая, повелеваем вам возложить на себя и носить по установлению. «Александр»

— [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/RV/4_1859.htm Известия с Кавказа // Русский вестник, № 4. 1859]

См. также

• Имам Шамиль
• Кавказская война
• Северо-Кавказский имамат

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/Barjatinskij_A_I/briefe_evdokimov.htm Письма князя Барятинского генералу Евдокимову].
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/Arabojaz_ist/Gadzi-Ali/text2.htm Воспоминания Гаджи-Али о Шамиле].
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/Veden/text.htm статья о взятии Ведено в журнале «Военный сборник» № 4 1859 год]
• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/RV/4_1859.htm статья о взятии Ведено написанная со слов Евдокимова в журнале «Русский Вестник»; 4 1859 год]
• [www.a-u-l.narod.ru/Chichagova-M-N_Shamil_na_Kavkaze_i_v_Rossii.html#glava07 Чичагова М. Н. биографический очерк "Имам Шамиль на Кавказе и в России, гл. 7 ]

Отрывок, характеризующий Взятие аула Ведень

26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.