Виа ди Рипетта
| Виа ди Рипетта | |
| итал. Via di Ripetta | |
 Виа ди Рипетта | |
| Общая информация |
|---|
Виа ди Рипетта (Via di Ripetta) — улица в центре Рима, связывающая Пьяцца дель Пополо с пересечением улиц Виа делла Скрофа, Виа ди Монте Брианцо и Виа делла Фонтана ди Боргезе. Наряду с Виа дель Корсо и Виа дель Бабуино является одним из лучей, расходящихся на юг от Пьяца дель Пополо. До улицы можно добраться со станций Фламино — Пьяцца-дель-Пополо и Спанья Линии A Римского метрополитена.
Содержание
История
Виа ди Рипетта существовала ещё в конце I века до н. э. В начале XVI века улица была отстроена по приказу Папы римского Льва X и стала назваться Виа Леонина (Via Leonina). В 1704 году на Тибре был построен порт Рипетта, тогда же улица приобрела своё современное название. Хотя в "Дневниках Микеланджело" порт упоминается от января 1506 года: «Я еще был в дороге, когда первые партии мрамора стали прибывать в римский порт Рипетта.»[1] Порт был разрушен в 1893 году для постройки моста Кавур, а улица сохранила имя до наших дней.
Достопримечательности
На Виа ди Рипетта расположены Мавзолей Августа, дворец Каппони-делла-Пальма XVI века, здание консерватории XVII века, Институт изящных искусств XIX века, церкви Санта-Мария-Портае-Парадизи, Сан-Рокко-ин-Аугустео, Сан-Джироламо-дельи-Скьявони.
На Виа ди Рипетта родились итальянские политики Элеонора Пиментел Фонсека (Eleonora Pimentel Fonseca) и Анжело Брунетти (Angelo Brunetti).
Напишите отзыв о статье "Виа ди Рипетта"
Примечания
- ↑ [m.tululu.org/bread_52198_161.xhtml "Дневник Микеланджело Неистового". Кристофанелли Роландо]
Ссылки
- [www.romasegreta.it/via_di_ripetta.html Страница об улице] (итал.)
Отрывок, характеризующий Виа ди Рипетта
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
