Вибре, Анн Дени Виктор Юро де
Анн Дени Виктор Юро, 7-ой маркиз де Вибре (4 октября 1767, Париж — 8 июля 1843, замок Шеверни, Луар и Шер) — французский политик, пэр Франции, ультрароялист.
К началу французской революции был офицером кавалерии. Не приняв революцию, эмигрировал вместе с отцом, стал полковником и адъютантом Месье[1], будущего короля Карла Х. Служил в Армии Принцев (Armée des émigrés) — вооружённом формировании эмигрантов, сражавшемся против революционной Франции в рядах её противников.
Во времена Наполеона маркиз был среди основателей тайно организации Рыцарей Веры (Chevaliers de la Foi) — фактически, тайной политической партии роялистов, действовавшей в самой Франции и организованной по образцу масонской ложи.
В 1815 году, после возвращения Бурбонов во Францию, стал членом палаты пэров. Голосовал за смертный приговор маршалу Нею, национальному герою Первой империи.
Был последовательным ультрароялистом и сторонником правящей династии, вызывавшей растущее раздражение народа. В 1830 году, после новой революции, вынужден был оставить палату пэров, но преследованию не подвергся.
Жил в замке Шеверни, который принадлежал его роду с пятнадцатого века, и который он снова выкупил в годы Реставрации.
Награды
- Шевалье ордена Святого Духа.
- Шевалье Ордена Святого Людовика.
- Шевалье Ордена Почётного легиона.
- Шевалье Ордена Лилии.
Напишите отзыв о статье "Вибре, Анн Дени Виктор Юро де"
Примечания
- ↑ Месье — титул наследника престола. Роялисты считали королём бездетного Людовика XVIII, который фактически находился в изгнании, а его младшего брата — законным наследником.
Отрывок, характеризующий Вибре, Анн Дени Виктор Юро де
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.