Видал, Гор

<tr><th style="">Род деятельности:</th><td class="note" style=""> прозаик, драматург, публицист </td></tr><tr><th style="">Направление:</th><td class="" style=""> история, сатира </td></tr><tr><th style="">Жанр:</th><td class="" style=""> роман, эссе, драма </td></tr><tr><th style="">Язык произведений:</th><td class="" style=""> английский </td></tr><tr><th style="">Дебют:</th><td class="" style=""> «Уилливо» (1946) </td></tr><tr><th style="">Награды:</th><td class="" style="">

Гор Видал
Gore Vidal
Гор Видал в 2008 году
Имя при рождении:	Юджин Луис Видал
Место рождения:	Вест-Пойнт штат Нью-Йорк, США
Место смерти:	Голивуд-Хиллз</span>ruen, Лос-Анджелес, Калифорния, США

</td></tr> </table>

Ю́джин Лю́тер Гор Вида́л (англ. Eugene Luther Gore Vidal; 3 октября 1925 года, Вест-Пойнт, США — 31 июля 2012 года, Голивуд-Хиллз, США) — американский писатель, эссеист, кино- и театральный драматург, признанный классик американской литературы второй половины XX века. Заметная фигура культурной и политической жизни США на протяжении последних шестидесяти лет.

Биография

Родился 3 октября 1925 года в городе Вест-Пойнт (штат Нью-Йорк, США) в семье авиаинструктора военной академии Юджина Лютера Видала, впоследствии ставшего основателем авиакомпании «TWA». Со стороны отчима его родственницей являлась Жаклин Кеннеди. Впоследствии писатель стал использовать в качестве имени фамилию своего деда по материнской линии Томаса Прайора Гора, сенатора от Демократической партии в Оклахоме. Некоторое время Гора Видала ошибочно считали родственником современного политика-демократа Альберта Гора.

Детские и юношеские годы будущий писатель провёл в Вашингтоне. Видал посещал школы в Нью-Мексико и Вашингтоне. Затем Видал продолжил образование в престижной Академии Филлипса в Эксетере (штат Нью-Гэмпшир). Закончив Академию в 1943 году, Гор Видал был призван в резерв Армии США. Его служба проходила на флоте в Беринговом море. Армейские впечатления легли в основу дебютного романа писателя «Уилливо» (1946), озаглавленного по названию ураганного арктического ветра уилливо, сводящего с ума матросов, героев книги. После успеха своей первой книги Гор Видал предпринял путешествие в Гватемалу и Европу.

Публикация романа «В жёлтом лесу» (1947) осталась почти незамеченной. Однако третья книга Гора Видала «Город и столп» (1948) произвела фурор. Писатель одним из первых в американской литературе обратился к теме гомосексуальности. Авторская смелость была встречена неоднозначно, например, газета The New York Times на несколько лет отказалась рецензировать книги писателя.

Именно после публикации романа «Город и столп» Видала стали воспринимать как одного из самых первых и бескомпромиссных защитников сексуальной свободы. Его книга «Разговор о сексе. Собрание произведений о сексе» представляет собой сборник из эссе на литературные темы и темы культуры, в котором представлены его взгляды, а также его общественная кампания, направленная на ниспровержение традиционных американских взглядов на секс. В данной книге он сосредоточился на антисексуальном наследии христианства, иррациональных и разрушительных законах, касающихся секса, феминизма, гетеросексизма, гомофобии, борьбы сексуальных меньшинств за свои права и т. д. В эссе он часто возвращается к мотиву своей главной идеи, а именно изменяемости сексуальной идентичности. Видал утверждает, что, «наши представления о том, что является правильным сексуальным поведением, обычно основаны на религиозных текстах, тексты же неизменно интерпретируются правителями для того, чтобы контролировать своих подчиненных».

Последующие романы Видала в 1950-х оказались неудачными. Он даже выпустил без особого успеха несколько детективов под псевдонимом Эдгар Бокс (Edgar Box). В 1950 году Видал возвращается в Нью-Йорк и пишет пьесы. Первая его пьеса с антивоенной тематикой, «Визит на малую планету», была поставлена около 400 раз. В драме «Самый достойный» (1960) Видал критикует мир политики, а также мир обывателей, погрязших в лицемерии и махинациях.

В 1950-е и 1960-е годы Гор Видал пишет в основном пьесы, которые также были переведены и на русский язык. Среди его романов выделяются исторические саги: «Бэрр», «Линкольн», «1876», «Империя», «Голливуд» и «Вашингтон, округ Колумбия», в том числе и из античной истории — «Император Юлиан» (1964), «Сотворение мира» (1981).

Однако при всей популярности исторических романов Видала его самым нашумевшим произведением стал сатирический, с оттенком откровенной скандальности, роман о современной Америке «Майра Брекенридж» (1968). Автор высмеивает в нём все явления американского общества, даже такие его идеалы, как американская мечта. В книге разрушаются барьеры и табу на волне «сексуальной революции». В 1974 вышло продолжение книги — «Майрон».

В 1992 году Видал написал «Репортаж с Голгофы. Евангелие от Гора Видала», содержащее отличное от традиционного истолкование корней христианства. В 1995 году он опубликовал автобиографию под названием «Палимпсест. Мемуары». В 1997 году сыграл роль руководителя центра по подготовке астронавтов в фантастическом триллере «Гаттака».

Гор Видал на протяжении шестидесяти лет блистал своим остроумием, эрудицией и неподражаемым голосом как в многочисленных интервью, так и в своих произведениях, в которых он высказывал мнение по широкому ряду вопросов на социополитические, сексуальные, исторические и литературные темы. В 1993 году он получил Национальную книжную премию за эссе «Соединённые Штаты (1952—1992)».

В 2000 году Видал опубликовал сборник эссе под названием «Последняя империя». С тех пор он издал такие произведения, как «Почему нас ненавидят? Бесконечная война для бесконечного мира», «Полная сновидений война: кровь ради нефти и хунты Чейни-Буша», и «Имперская Америка». Как уже можно судить по названиям произведений, они содержат серьёзную и резкую критику, а также анализ американского экспансионизма, военного-индустриального комплекса, ЦРУ и актуальной администрации.

В последние 20 лет Видал попеременно жил в США и Италии, часто путешествуя из одной страны в другую. В 2003 году году он приобрёл виллу в Равелло (Италия), хотя его основным местом жительства остался Лос-Анджелес. Видалу на протяжении всей его жизни приписывали многочисленные гомосексуальные связи (среди прочих, с писателем Джеком Керуаком). В феврале 2005 года года скончался Ховард Остен (англ. Howard Austen), с которым Видал прожил 55 лет.

В 2006 году Видал был удостоен французского Ордена искусств и словесности. В апреле 2009 года принял приглашение стать почётным президентом Американской гуманистической ассоциации на место покойного Курта Воннегута.

Умер 31 июля 2012 года в Лос-Анджелесе от осложнений после пневмонии.

Политические взгляды и деятельность

В 1960 году Гор Видал безуспешно баллотировался в Палату представителей США от демократов. В 1970 году он был одним из основателей и руководителей Народной партии. В 1982 году он участвовал на выборах в сенат от Калифорнии и на первом туре выборов занял второе место. Он высказывался в поддержку леволиберальных кандидатов на президентских выборах, поддержав возможные кандидатуры Ральфа Нейдера в 1972 году и Денниса Кучинича в 2009 году (одновременно он выступил жёстким противником Джерри Брауна на праймериз Демократической партии в 1982 году).

Вместе с тем, Видал является последовательным критиком политической системы США, которые он уже давно окрестил полицейским государством, где демократы и республиканцы борются за интересы концернов, а средства массовой информации являются лишь их инструментом. В 1970-х он писал:

В США существует только одна партия — партия имущих,… имеющая два крыла: республиканское и демократическое. Республиканцы тупее, коснее и более догматичны в своей поддержке неограниченного (laissez-faire) капитализма, чем демократы — те симпатичнее, приятнее и чуточку коррумпированнее (по крайней мере, до недавнего времени) и скорее, чем республиканцы, готовы делать мелкие уступки, когда бедные, чёрные и антиимпериалисты выходят из-под контроля. Но, по сути, между двумя партиями различий нет. Оригинальный текст (англ.)   There is only one party in the United States, the Property Party...and it has two right wings: Republican and Democrat. Republicans are a bit stupider, more rigid, more doctrinaire in their laissez-faire capitalism than the Democrats, who are cuter, prettier, a bit more corrupt—until recently... and more willing than the Republicans to make small adjustments when the poor, the black, the anti-imperialists get out of hand. But, essentially, there is no difference between the two parties.

В 1968 году разгорелся крупный политический скандал, когда Гор Видал и правоконсервативный обозреватель Уильям Бакли в эфире ABC News обменялись взаимными оскорблениями. Видал, возмущённый тем, что его оппонент обозвал участников жестоко подавленных полицией антивоенных протестов во время съезда Демократической партии в Чикаго (а именно левых активистов, державших вьетконговский флаг) «пронацистскими» демонстрантами, объявил, что Бакли сам «про-криптонацист», на что тот пригрозил Видалу физически дать сдачи, в придачу назвав «голубым» (queer).

В 1997 году, наряду с другими известными актёрами и руководителями Голливуда, Гор Видал подписал открытое письмо немецкому канцлеру Гельмуту Колю, опубликованное в газете International Herald Tribune, в котором заявлялось о недопустимости ущемления религиозных прав последователей саентологии в Германии.

В 2003—2004 годах Видал участвовал в демонстрациях против войны в Ираке. Он также входил в консультативный совет «The World Can’t Wait» — левой организации, считающей, что администрация Буша должна быть осуждена международным трибуналом за военные преступления.

Гор Видал был одним из пяти человек, которым известный террорист Тимоти Маквей разрешил присутствовать при своей казни. Писатель и Маквей до этого долгое время переписывались. Видал критиковал расправу ФБР над группой сектантов, которая, по словам Маквея, толкнула его на совершение террористического акта.

Лучшим президентом США за последние 50 лет в 2005 году назвал Билла Клинтона.

Библиография

Документальная проза

• Rocking the Boat (1963)
• Reflections Upon a Sinking Ship (1969)
• Секс, смерть и деньги / Sex, Death and Money (1969)
• Homage to Daniel Shays (1973)
• Matters of Fact and of Fiction (1977)
• Вторая американская революция / The Second American Revolution (1982)
• Армагеддон? / Armageddon? (1987) (UK only)
• К дому / At Home (1988)
• A View From The Diner’s Club (1991) (UK only)
• Screening History (1992)
• Закат и падение Американской империи / Decline and Fall of the American Empire (1992)
• Соединённые Штаты: эссе 1952—1992 / United States: essays 1952—1992 (1993)
• Палимпсест: воспоминания / Palimpsest: a memoir (1995)
• Виргинские острова / Virgin Islands (1997) (UK only)
• The American Presidency (1998)
• Sexually Speaking: Collected Sex Writings (1999)
• Последняя империя: эссе 1992—2000 / The Last Empire: essays 1992—2000 (2001)
• Вечная война ради вечного мира или Почему нас все ненавидят / Perpetual War for Perpetual Peace or How We Came To Be So Hated (2002)
• Сонная война: Кровь ради нефти и хунта Чейни — Буша / Dreaming War: Blood for Oil and the Cheney-Bush Junta (2002)
• Inventing a Nation: Washington, Adams, Jefferson (2003)
• Imperial America: Reflections on the United States of Amnesia (2004)
• Point to Point Navigation : A Memoir (2006)

Пьесы

• Визит на малую планету / Visit to a Small Planet (1957)
• Самый достойный / The Best Man (1960)
• On the March to the Sea (1960—1961, 2004)
• Ромул / Romulus (перевод пьесы Фридриха Дюрренматта) (1962)
• Выходные / Weekend (1968)
• Drawing Room Comedy (1970)
• An evening with Richard Nixon (1970)
• On the March to the Sea (2005)

Романы

• Уилливо / Williwaw (1946)
• В жёлтом лесу / In a Yellow Wood (1947); назван по строчке из стихотворения Роберта Фроста «Другая дорога»
• Город и столп / The City and the Pillar (1948, рус. перевод 2003)
• The Season of Comfort (1949)
• A Search for the King (1950)
• Dark Green, Bright Red (1950)
• Суд Париса / The Judgment of Paris (1953)
• Мессия / Messiah (1955)
• A Thirsty Evil (1956) (рассказы)
• Юлиан Отступник / Julian (1964, рус. перевод 1994)
• Вашингтон, округ Колумбия / Washington, D.C. (1967, рус. перевод 1989)
• Майра Брекинридж / Myra Breckinridge (1968, рус. перевод 2002)
• Две сестры / Two Sisters (1970)
• Вице-президент Бэрр / Burr (1973, рус. перевод 1977)
• Майрон / Myron (1975, рус. перевод 2002)
• 1876 / 1876 (1976, рус. перевод 1986)
• Калки / Kalki (1978, рус. перевод 2000)
• Сотворение мира / Creation (1981, рус. перевод 1999)
• Duluth (1983)
• Линкольн / Lincoln (1984)
• Империя / Empire (1987, рус. перевод 1999)
• Голливуд / Hollywood (1989)
• Репортаж с Голгофы: Евангелие от Гора Видала / Live from Golgotha: the Gospel according to Gore Vidal (1992)
• Смитсоновский институт / The Smithsonian Institution (1998)
• Золотой век / The Golden Age (2000)
• Тучи и Затмения: Сборник коротких рассказов / Clouds and Eclipses : The Collected Short Stories (2006) (рассказы)

(Вице-президент Бэрр; Линкольн; 1876; Вашингтон, округ Колумбия — тетралогия).

Под псевдонимом

• A Star’s Progress (aka Cry Shame!) (1950) (как Кэтрин Эверард)
• Thieves Fall Out (1953) (как Кэмерон Кэй)
• Death Before Bedtime (1953) (как Эдгар Бокс)
• Death in the Fifth Position (1954) (как Эдгар Бокс)
• Death Likes It Hot (1954) (как Эдгар Бокс)

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/VIDAL_GOR.html Краткая биография и обзор творчества]
• [www.inosmi.ru/translation/234128.html Гор Видал об 'утраченной американской культуре'] («Newsweek», 23 апреля 2007)
• [www.inosmi.ru/translation/225242.html Гор Видал. Президент Иона] («The Nation», 01 февраля 2006)
• [www.inosmi.ru/translation/223348.html Интервью с Гором Видалом] («The Nation», 27 октября 2005)
• [www.inosmi.ru/translation/220365.html Гор Видал. Неладно что-то в королевстве огайском] («The Nation», 16 июня 2005)
• [www.inosmi.ru/translation/216993.html Гор Видал. Иран следующий, кто потом?] («The Independent», 09 февраля 2005)
• [www.inosmi.ru/translation/214503.html Гор Видал. Имперская амнезия] («In These Times», 10 ноября 2004)
• [www.inosmi.ru/translation/182410.html Гор Видал: Мы — патриоты] («Rebelion», 30 мая 2003)
• [www.inosmi.ru/translation/172587.html Интервью с Гором Видалом] («La Vanguardia», 28 февраля 2003)
• [www.christinesmith.us/id33.html Гор Видал. Фрагменты выступлений] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (4001 день)) (англ.)
• [www.greatertalent.com/speakers/speakers.php?speakerid=284 Гор Видал: легендарный писатель и социальный критик] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (4001 день)) (англ.)
• [www.inthesetimes.com/site/main/article/vidal_never_more_vital Статья о Горе Видале в In These Times, ноябрь 2005 года] (англ.)

Интервью:

• [gadflyonline.com/archive/July99/archive-gore-vidal.html Биограф Америки. Интервью с Гором Видалом, июль 1999 года] (англ.)
• [wiredforbooks.org/gorevidal Гор Видал. Интервью 1992 года (RealAudio)] (англ.)
• [www.theparisreview.com/media/3917_VIDAL.pdf Гор Видал. Программное интервью для The Paris Review, осень 1974 года] (англ.)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Видал, Гор

На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.