Видение Розы (балет)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Видение розы»)
Перейти к: навигация, поиск
Призрак Розы
фр. Le Spectre de la rose

Тамара Туманова в балете «Призрак Розы» (1940)
Композитор

Карл Мария Вебер

Автор либретто

Жан-Луи Водойе по мотивам стихотворения Теофиль Готье

Хореограф

Михаил Фокин

Сценография

Леон Бакст

Первая постановка

19 апреля 1911

Место первой постановки

Зал Гарнье, Монте-Карло

«Виде́ние Ро́зы» или «При́зрак Ро́зы» (фр. Le Spectre de la rose) — одноактный балет Михаила Фокина на музыку пьесы Карла Марии фон Вебера «Приглашение к танцу[en]» (1819) по мотивам стихотворения Теофиля Готье «Видение розы». Был поставлен в труппе Русского балета Дягилева, декорации и костюмы — Леона Бакста.

Премьера состоялась 19 апреля 1911 года в Монте-Карло, в Зале Гарнье. Главные роли исполняли Вацлав Нижинский (Призрак Розы) и Тамара Карсавина (Девушка).





История

Вебер был одним из первых композиторов, объединившим несколько вальсов в одну пьесу, снабженную общим сюжетом. По его замыслу эта музыка воспоминание девушки о первом бале. В 1841 году французский композитор Гектор Берлиоз оркестровал фортепьянную пьесу. [1]

Балет был поставлен Михаилом Фокиным для «Русского балета» в 1911 году, первом сезоне, когда организационно оформилась постоянная балетная труппа. Идею балета сформулировал французский поэт Жан-Луи Водойе, на основании нескольких строки стихотворения Теофиля Готье.

Он был поставлен вместе с балетом «Нарцисс» при открытии сезона в Монте-Карло и встетил восторженный приём.

Вацлав Нижинский был первым и, согласно распространенному мнению, непревзойдённым исполнителем мужской партии этого балета. С ним же связаны и значимые даты его биографии. Премьера балета была первым выступлением после увольнения из Мариинского театра и одновременно первым спектаклем созданной постоянной труппы Дягилева. В 1916 году Вацлаву Нижинскому удалось выехать из Австро-Венгрии, где он был интернирован в Будапеште. Он прибыл в Америку по приглашению С.П. Дягилева и его первое выступление состоялось 12 апреля 1916 года на сцене Метрополитен опера в этом балете, а 26 сентября 1917 года в этом же балете он в последний раз вышел на сцену.

30 декабря 1919 года с показа четой Фокиных в Метрополитен Опера хаус этого балета началась деятельность Михаила Фокина в Америке.

Сюжет

В основу сюжета положено стихотворение Теофиля Готье, в котором юная девушка беседует с призраком цветка, с которым накануне танцевала на балу:

Развей девические грёзы,
Что нежный сон тебе соткал,
Гляди, гляди, я призрак розы,
Тобою сорванной на бал.
Ещё вчера была одета
Я утра трепетной росой,
Но в суете и блеске света
Ты вечер провела со мной.
Перевод И. Лихачёва

Согласно сюжету Теофиля Готье и драматургии балета Le Spectre de la rose — это одновременно и призрак розы (кавалер с бала в образе розы) и видение (сновидение, воображение) девушки под впечатлением от первого бала в её жизни. Девушка, вернувшаяся с бала, опускается в кресло и засыпает. Ей снится, что в окне появляется призрак розы, который, пройдя полупустую комнату, приглашает её танцевать. Их танец обрывается с первыми лучами солнца. Призрак розы начинает таять, и девушка просыпается.

Другие постановки

Источник

  • Балет: энциклопедия. — Советская энциклопедия, 1981.

Напишите отзыв о статье "Видение Розы (балет)"

Примечания

  1. [www.belcanto.ru/ballet_rose.html Л. Михеева Балет на музыку Вебера «Призрак розы»]
  2. [www.liepa.ru/projects/saisons-russes-xxi-century/spectre-de-la-rose/ Видение Розы] // Русские сезоны XXI века

Отрывок, характеризующий Видение Розы (балет)

Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?