Видлицкая операция
Видлицкая операция | |||
Основной конфликт: Гражданская война в России Оборона Петрограда Первая советско-финская война Олонецкий поход | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
Победа РККА, | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Видлицкая операция (27 июня — 8 июля 1919) — наступательная операция РККА и РККФ против «Олонецкой добровольческой армии» во время Гражданской войны в России. Составная часть Первой советско-финской войны, Олонецкого похода и Обороны Петрограда.
Наступление «Олонецкой добровольческой армии» между Ладожским и Онежским озером началось и развивалось в крайне сложных для Советской власти условиях — одновременно с наступлением белых войск Юденича на Петроград с запада и наступлением интервентов на Петрозаводск.
21 апреля 1919 года части «Олонецкой добровольческой армии» (около 2 тыс.) захватили посёлок Видлица и подготовили в этом районе тыловую базу для обеспечения дальнейшего наступления в направлении Петрограда.
24 апреля 1919 года, развивая наступление, части «Олонецкой добровольческой армии» временно заняли Олонец, но вскоре были оттуда выбиты.
В это же время советское командование подготовило наступательную операцию с целью разгромить белофинских войск и ликвидации «Междуозерного плацдарма» комбинированным ударом сухопутных войск и военно-морских сил. К участию в операции были привлечены следующие силы:
- 47-й и 87-й стрелковые полки 1-й стрелковой дивизии;
- 1-й финский советский стрелковый полк;
- 11 кораблей Онежской военной флотилии:
- посыльное судно № 1 («Петрозаводск»), на котором находился флаг командира флотилии;
- сторожевые корабли «Ласка» и «Выдра»;
- минный заградитель «Яуза»;
- канонерские лодки № 1 («Интернационал»), № 2 («Коммунист») и № 4;
- плавучая батарея;
- три транспортных парохода («Гарибальди», «Сом» и «Балмашов»).
- два эсминца — «Уссуриец» и «Амурец» из состава Балтийского флота.
Командование советскими войсками осуществляли начальник Олонецкого участка М. П. Гусаров, комиссар Э. А. Рахья и командующий Онежской военной флотилией Э. С. Панцержанский.
27 июня 1919 года в 05:25 советские корабли подошли к Видлице и после подавления системы обороны противника артиллерийским огнём высадила десанты: 500 бойцов в устье реки Видлица и 200 бойцов — севернее устья реки Тулокса. Одновременно на четырёх участках фронта перешли в наступление силы 1-й стрелковой дивизии РККА[1].
В дальнейшем, корабли РККФ продолжали поддержку огнём наступления сухопутных частей и провели бой с флотилией противника и гидросамолётами противника на Ладожском озере.
В результате наступательной операции, белофинны были разгромлены и отброшены за линию государственной границы. Советскими войсками были захвачены богатые трофеи — 12 артиллерийских орудий, 30 миномётов и пулемётов, 2000 винтовок, один легковой автомобиль, склады с боеприпасами и продовольствием, запасы медикаментов[2].
Память, отражение в культуре и искусстве
- карельская сказительница А. Ф. Никифорова (р. 1888 г.) являлась автором руны о Видлицком десанте
- Видлицкая операция упоминается в повести Константина Паустовского «Озёрный фронт», впервые опубликованной в «Роман-газете» в 1934 году.
Источники
- Большая советская энциклопедия / под ред. А. М. Прохорова. 3-е изд. Том 5. М., «Советская энциклопедия», 1971. стр.34
- И. Черников. Видлицкая операция. // «Моделист-Конструктор», № 11, 1978.
Напишите отзыв о статье "Видлицкая операция"
Примечания
Это заготовка статьи о битве или сражении. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи о Гражданской войне в России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Видлицкая операция
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.