Виды рода Тюльпан
Поделись знанием:
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Ботаники XXI века включают в род Тюльпан более восьмидесяти видов. Систематика рода чрезвычайно сложна, запутана, подвержена регулярным пересмотрам и к настоящему времени (2014) не выяснена до конца. Род включает несколько широко распространённых, полиморфных видов (тюльпан Геснера, тюльпан лесной, тюльпан двуцветковый и другие), каждый из которых в современном понимании включает десятки форм, ранее описанных как отдельные виды и разновидности. Некоторые малоизученные растения, например, тюльпан албанский, признаются в ранге вида лишь потому, что для квалифицированного суждения об их месте в систематике не хватает объективных данных.
Содержание
История вопроса
Первое научное описание тюльпана составил в 1561 году Конрад Геснер[1]. Тюльпан, описанный Геснером, вырос в Аугсбурге из семян, привезённых из Османской империи, и впервые зацвёл в 1559 году[2]; это было растение с широко раскинутыми, сильно гофрированными листьями и тёмно-красным, приятно пахнущим цветком лилиецветного типа на невысоком цветоносе. По мнению современных ботаников, «аугсбургский тюльпан» принадлежал к виду Tulipa suaveolens (тюльпан Шренка)[3]. Другие формы тюльпана, описанные в середине XVI века Ожье де Бусбеком и Пьером Белоном, запаха не имели и, скорее всего, были сложными садовыми гибридами[4] — ранними формами не известного в дикой природе гибридного вида, ныне называемого тюльпаном Геснера. В 1601 году Карл Клузиус дал первое сравнительное описание всех известных европейцам форм тюльпанов и предложил их деление на раннецветущие (тюльпан Клузиуса), промежуточные (тюльпан Шренка) и позднецветущие (тюльпан Геснера)[5].
В XVII веке Западная Европа пережила увлечение тюльпанами. Наибольшее распространение получили тюльпан Геснера и выведенные на основе тюльпана Шренка сорта группы Дюк ван Толь; в садах Северной Европы разводили привезённый из Ливии[6] тюльпан лесной[7]. В Италии, Франции, Швейцарии сформировались природные популяции одичавших тюльпанов Геснера; интродуцированный тюльпан лесной заселил Северную Европу до Шотландии и южных областей Скандинавии включительно[8][7]. К середине XVIII века, когда Карл Линней создавал основы научной систематики, увлечение тюльпанами давно прошло; любимым цветком европейцев XVIII века был гиацинт[9][10]. Линней, живший в 1730-е годы в Нидерландах, был знаком с культивировавшимися там садовыми тюльпанами, но при работе над Genera Plantarum (1737) намеренно отказался от описания культурных форм[11]. В 1753 году он опубликовал в Species plantarum первое научное описание трёх видов рода Tulipa: тюльпана Геснера, тюльпана лесного и привезённого из Эфиопии Tulipa breyniana (ныне Baeometra uniflora[de] из семейства Безвременниковые)[12]. Четвёртый вид, ныне тюльпан одноцветковый, Линней описал под именем Ornitogallum uniflorum[13]. Понятие типового вида рода Линней не использовал; по мнению ван Раамсдонка и Зонневельда, образцом рода Tulipa для него был именно тюльпан Геснера[14][15] — в том безвозвратно утраченном виде, в котором он существовал в XVIII веке[16]. В последующие века смешение геснеровского описания тюльпана Шренка и линнеевского описания тюльпана Геснера породило ошибочные мнения об идентичности или прямой преемственности этих двух видов. Современные ботаники это мнение отрицают: дикорастущий тюльпан Шренка и садовый тюльпан Геснера — безусловно разные виды[17].
Во второй половине XVIII века ботаники описали ряд средиземноморских форм, большинство которых в современной систематике считаются формами тюльпана Геснера; в ранге вида признаются лишь описанный в 1776 году Петером Палласом Tulipa biflora (тюльпан двуцветковый) и описанный в 1794 году Альбрехтом Ротом Tulipa suaveolens[18]. В 1803—1815 году Пьер-Жозеф Редуте обобщил накопленные знания в фундаментальном труде «Лилейные». Редуте описал как новые виды Tulipa agenensis (тюльпан аженский[fr]) и Tulipa clusiana (тюльпан Клузиуса), не зная, что эти растения уже были описаны как Tulipa praecox и Tulipa oculis-solis. Хотя в последующих изданиях «Лилейных» Редуте исправил эту ошибку, предложенные им названия закрепились в ботанической номенклатуре, а параллельно признававшееся название Tulipa praecox применялось к обоим этим видам[19]. В 1820-е и 1830-е годы, по мере описания новых видов, произошло первое дробление рода: Дэвид Дон выделил из Tulipa род Orythyia (типовой вид — тюльпан одноцветковый), Константэн Рафинеск выделил «североамериканские» роды Liriactis (тюльпан звёздчатый), Liriopogon (тюльпан лесной) и Podonix (тюльпан двуцветковый). Описанные Рафинеском таксоны были отвергнуты последующими систематиками, а Orythia признаётся в ранге подрода рода Tulipa[20].
Во второй половине XIX века на волне колонизации Средней Азии ботаники открыли среднеазиатские центры происхождения тюльпанов и описали десятки новых, неизвестных до того видов. В 1873 году Эдуард Регель обобщил описания 26 известных к тому времени видов и предложил схему классификации рода, основанную на наличии или отсутствии опушения тычинок (в первую очередь), листочков околоцветника («лепестков») и кроющих чешуй луковиц[21]. Работа Регеля осталась незамеченной в Европе, но предложенное им деление верхнего уровня использовалось последующими систематиками, начиная с Пьера Буассье[21]. В классификации Джона Бейкера (1874) род делился на два подрода, Orythiya (тюльпаны с явно выраженным столбиком пестика) и Eutulipe (тюльпаны без столбика пестика), в составе последнего выделялось пять секций. В классификации Буассье бейкеровский Eutulipe был разделён на две части — Eriostemones (с опушёнными тычинками) и Leiostemones (c голыми тычинками). Предложенное Буассье деление и названия секций используются по сей день; секция Leiostemones, в 1980-е годы окончательно признанная типовой для рода Тюльпан, ныне называется подродом Tulipa.
В 1935 году из рода Tulipa был выделен род Amana — мелкоцветковые растения, заселившие Китай, Корею и Японию. К 1940 году число видов рода Tulipa, признанных в фундаментальной для своего времени работе А. Д. Холла, достигло сотни. Рост числа видов был вызван в том числе тем, что Холл сохранил ранг видов за «дикими» формами тюльпана Геснера из группы Neotulipae[22] и считал плоидность достаточным критерием для обособления видов. Холл описывал виды по садовым образцам, часто выращенным из семян неизвестной видовой чистоты; как следствие — многие из описанных им видов были впоследствии признаны недействительными или понижены в ранге. З. П. Бочанцева описала в 1962 году 83 вида, произраставших на территории СССР[23]. К 2008 году, по данным ботанических садов Кью, были описаны 418 видов и разновидностей рода Тюльпан[24], к 2014 году число когда-либо описанных таксонов достигло 518[25].
В последней четверти XX века систематика рода была подвергнута ревизии. В работе Сторка (1984) число видов было сокращено до сорока. В последней по времени работе, основанной преимущественно на сравнительном морфологическом анализе и лишь отчасти на цитогенетических данных (ван Раамсдонк и де Фриз, 1995), были признаны 55 видов, упорядоченные в два подрода и восемь секций. Так как авторы включили в обзор только растения, изученные ими лично, то многие формы остались вне рамок их исследования. В работе Зонневельда (2009), составившего первую сравнительную таблицу масс геномов видов рода Tulipa, эти недостающие виды были добавлены, и число видов возросло до 87 (в том числе 25 видов, описанных по образцам, недоступным ван Раамсдонку и де Фризу)[26]. В последней по времени обзорной работе, выпущенной в 2013 году коллективом кураторов ботанических садов Кью и Королевского садоводческого общества (2013) и основанной преимущественно на цитогенетических данных, признаются 78 видов[27]. Авторы этого обзора, как и Зонневельд, делят род на четыре подрода — Clusianae (4 вида), Eriostemones (16 видов[28]), Orithyia (4 вида) и Tulipa (54 вида)[27]. От подразделения подрода Tulipa на секции они отказались; по их мнению, при имеющихся данных такое подразделение не может быть обосновано, да и не нужно с практической точки зрения[29].
Все современные авторы поддерживают выделение из рода Tulipa рода Amana и не поддерживают повышение статуса подродов Clusianae и Orythiya до отдельных родов. Единой, общепризнанной кладограммы рода пока не существует, но монофилия рода Tulipa признаётся всеми авторами[30].
Проблемы систематики
 |
|
| Tulipa tarda (слева) и Tulipa urumiensis (справа) — две формы, различающиеся лишь окраской цветка, в XXI веке признаются одним видом | |
Современные авторы отмечают чрезвычайную сложность систематики рода[31][32] — как в силу объективных, заложенных природой свойств тюльпанов, так и вследствие системных и субъективных ошибок предшествующих поколений ботаников.
Ботаники прошлого стремились описать любую вновь найденную форму как самостоятельный вид[33]. Виды описывались как по гербарным образцам, в отрыве от природных популяций живых растений, так и по живым экземплярам неизвестного происхождения из ботанических садов и частных коллекций[34]. В силу естественной изменчивости тюльпанов эти образцы часто имели внешний облик, нехарактерный для диких растений данного вида или, напротив, сходный с растениями других видов[35]. Ещё З. П. Бочанцева (1962) отмечала, что культивируемый в Европе «Tulipa dasystemon» идентичен дикому тюльпану позднему из долины Чу[36]; в работах современных авторов подобные «совпадения» выявлены десятками[37]. Среди типовых образцов неизбежно оказывались садовые гибриды; ботанические описания таких гибридных форм невозможно однозначно сопоставить ни с одной из дикорастущих форм, а сами описанные образцы давно утрачены. Для многих видов утрачены и гербарные образцы, и какие-либо сведения об их происхождении, однако их ботанические названия давно вошли в цветоводческую практику и существуют в ней независимо от научной ботанической номенклатуры[38].
Типовой и наиболее важный экономически вид рода, тюльпан Геснера (Tulipa ×gesneriana, «садовый тюльпан»), в природном состоянии не обнаружен. Он существует только как сложная совокупность множества культурных сортов и их одичавших потомков[39][40][41]. Фонд культивируемых сортов непрерывно обновляется: из 10—12 тысяч[42] сортов, выведенных человеком, в XXI веке культивируется менее двух тысяч[43][44]. Вид не имеет живого типа[45]: линнеевский лектотип Tulipa ×gesneriana сохранился в гербарии[46], но его нельзя сопоставить ни с одним ныне существующим сортом[16]. Невозможно и установить облик предков одичавших садовых тюльпанов, заселивших Средиземноморье, а затем описанных как самостоятельные виды. Многие из этих описаний нельзя увязать ни с одной из реально существующих популяций, поэтому неизвестно, к какому из трёх интродуцированных в Средиземноморье видов подрода Tulipa (Tulipa agenensis, тюльпан Геснера, тюльпан Шренка) относились их прототипы[47]. Не менее сложно и спорно и внутреннее устройство расселившегося от Португалии до Байкала вида тюльпан лесной.
Многие виды тюльпанов в естественных условиях скрещиваются и образуют фертильные, устойчивые межвидовые гибриды; в районах совместного обитания базовых видов формируются комплексы гибридных форм с неясным таксономическим положением. Например, вид, описанный Бочанцевой под именем тюльпан чимганский (Tulipa tschimganica)[48], c большой долей вероятности является естественным гибридом между тюльпаном сомнительным и тюльпаном Кауфмана[de] (Tulipa dubia × Tulipa kaufmanniana)[49]. Современные ботаники этот вид признают с обязательной пометкой о гибридной природе вида (Tulipa ×tschimganica), а другой гибрид тех же видов, Tulipa anadroma — не признают[49].
Тюльпаны — изменчивые растения, легко адаптирующиеся к смене условий обитания. Любой из более чем тридцати морфологических признаков, используемый в систематике и кладистике луковичных, может варьировать в пределах вида и потому не может служить абсолютным критерием в определении вида[50]. Плоидность, сама по себе, не может служить таксономическим критерием[51]. Известно как минимум тринадцать видов, в природных популяциях которых сосуществуют диплоидные и полиплоидные формы, например, в составе вида тюльпан Клузиуса встречаются формы с 24, 36, 48 и 60 хромосомами[52]. В современной систематике эти признаки используются только в увязке с цитогенетическими данными о массах геномов. Наборы из множества морфологических и цитогенетических признаков сжимаются методом главных компонент, а затем анализируются средствами канонического анализа[en][53][24]. При этом ни одно из проведённых сравнительных исследований не является полным из-за невозможности собрать в рамках одной работы живые образцы всех известных таксонов.
Список видов
В основе данного списка — последняя по времени обзорная работа британских и американских специалистов (Кристенхуз и соавторы, 2013). Список из 78 таксонов, признанных в этой работе в ранге вида, дополнен рядом таксонов, признаваемых ван Раамсдонком и де Фризом (1995) или Зонневельдом (2009), но не признаваемых Кристенхузом и соавторами. Структура списка с делением на четыре подрода и алфавитный порядок перечисления подродов и видов заимствованы у Кристенхуза и соавторов. Массы геномов (C-value) и плоидность видов приводятся по Зонневельду (2009); случаи, когда его трактовка состава вида существенно отличается от мнения Кристенхуза и соавторов, отмечены сносками. Природные и интродуцированные ареалы приводятся по Кристенхузу и соавторам (2013).
Легенда:
Типовой вид подрода
Вид признаётся всеми тремя источниками без оговорок, при этом границы вида в разных систематиках могут различаться
Новый, малоизученный вид
Вид не признаётся хотя бы одним из трёх источников, или признаётся условно, с оговорками
| Ботаническое название Автор и год описания |
Русское название | Распространение | Признаётся видом | C-value пг |
Примечания | ||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1995 | <center>2013 | ||||||
| <center>Подрод Clusianae (Baker) Zonn. | |||||||
| Tulipa clusiana Redouté 1803[54] |
Тюльпан Клузиуса, Тюльпан Делеклюза | Север Ирака, Иран, Афганистан, предгорья Гималай в Пакистане. Интродуцирован по всему Средиземноморью от Португалии до Турции. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>30,92X …79,85X |
Изменчивый, широко распространённый вид. Известен в описаниях Клузиуса («Tulipa praecox», 1611) и Беслера (1613). Имеет более десяти синонимов, которые ранее признавались отдельными видами[55]. |
| Tulipa harazensis Rech.f. 1990 |
Север Ирана | <center>нд | <center>нд | <center>усл. | <center>нд | Малоизученный вид, вероятно близкий к Tulipa montana. Статус таксона достоверно не известен[56]. | |
| Tulipa linifolia Regel 1884 |
Тюльпан льнолистный[57] | Север Ирана, Таджикистан, Афганистан | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>31,82X | Синонимы:Tulipa afghanica, Tulipa batalinii, Tulipa maximowiczii. Культивируется как группа сортов 'Tulipa Batalinii'[58]. |
| Tulipa montana Lindl. 1827 |
Тюльпан горный | Юг Туркмении, Иран | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>32,52X | Вид переопределён в XXI веке по неотипу из Хорасана, так как единственный прототип (иллюстрация в работе Линдли) признан недостоверным. Синонимы: Tulipa chrysantha, Tulipa giselae, Tulipa wilsoniana[58]. |
| <center>Подрод Eriostemones (Boiss.) Raamsd. | |||||||
| Tulipa australis Link 1799 |
Северная Африка. Интродуцирован в Испании и Португалии. В большей части своего ареала сосуществует с Tulipa sylvestris ssp. sylvestris | <center>+ | <center>- | <center>- | <center>62,02X | В большинстве современных систематик — строго диплоидный подвид Tulipa sylvestris ssp. australis[59][60]. | |
| Tulipa aucheriana Baker 1883 |
Иран | <center>+ | <center>- | <center>- | <center>64,62X | В систематике Зонневельда синоним, в систематике Кристенхуза и соавторов — разновидность Tulipa humilis[61][62] | |
| Tulipa biebersteiniana Schult.f 1829 |
Тюльпан Биберштейна[63] | Причерноморье, Кавказ, Иран | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>56,72X | По версии Введенского (1935), Холла (1940), Кристенхуза и соавторов (2013) является синонином Tulipa sylvestris subsp. australis[64]. По версии Зонневельда, разница масс геномов Tulipa biebersteiniana и Tulipa sylvestris достаточно велика, чтобы считать их разными видами[65]. |
| Tulipa biflora Pall. 1776 |
Тюльпан двуцветковый[66] | От Македонии на западе до северо-запада Китая на востоке. На юге ареал захватывает Синайский полуостров и Левант, на севере — Украину, юг России, Казахстан. Лектотип «из прикаспийских пустынь». | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>55,72X …110,84X[67] |
Широко распространённый, чрезвычайно изменчивый вид. Имеет более десяти синонимов, которые ранее признавались отдельными видами. Вопрос о включении Tulipa polychroma в состав Tulipa biflora окончательно не решён[68]. |
| Tulipa bifloriformis Vved. 1935 |
Тюльпан ложнодвуцветковый[69] | Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. Голотип — «глинистые холмы вокруг Ташкента» (1923). | <center>+ | <center>- | <center>+ | <center>56,62X | Малоизученный таксон, близкий к Tulipa turkestanica (по мнению Зонневельда — синоним Tulipa turkestanica[70]). Карликовая форма, ранее описанная как Tulipa orthopoda, может претендовать на статус отдельного вида[71]. |
| Tulipa binutans Vved. 1952 |
Тюльпан дваждыпоникающий[72] | Киргизия | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>59,42X | В систематике Кристенхуза и соавторов синоним Tulipa biflora, в систематике ван Раамсдонка и де Фриза синоним Tulipa sogdiana[73][71]. |
| Tulipa celsiana Redouté 1804 |
Северная Африка, Греция | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>66,02X | Под этим названием были описаны несколько различных форм. Действующее, хронологически первое описание (Редуте) относится к североафриканскому растению, которое ван Раамсдонк и де Фриз относят к виду Tulipa australis, а Кристенхуз и соавторы к Tulipa sylvestris[74][60]. | |
| Tulipa cinnabarina К.Perss. 2000 |
Южная и центральная Турция | <center>+ | <center>нд | Новый вид, близкий к Tulipa orphanoidea и Tulipa humilis. Синоним: Tulipa karamanica[75]. | |||
| Tulipa cretica Boiss. & Heldr. 1854 |
Тюльпан критский | Крит | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>60,52X | [75] |
| Tulipa dasystemon (Regel) Regel 1879 |
Тюльпан волосистотычиночный[76] | Казахстан, Киргизия, север Китая. Голотип — горы в окрестностях Алма-Аты. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>51,52X …99,64X[77] |
Синонимы: Tulipa dasystemonoides, Tulipa paradasystemon, Tulipa neustruevae[78] (по Зонневельду, Tulipa dasystemonoides и Tulipa neustruevae — правомерно выделенные виды[79]). Культивируемый в европейских хозяйствах «Tulipa dasystemon», как указывала ещё в 1962 году Бочанцева[80], в действительности является формой Tulipa urumiensis (синоним: Tulipa tarda)[78]. |
| Tulipa dasystemonoides Vved. 1935 |
Тюльпан ложно-волосисто-тычиночный[81] | Голотип — Таласский Алатау, долина реки Майдантал[81][82] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>57,72X | Признаётся как вид Зонневельдом[61]. Ван Раамсдонком и де Фриз (1995) и Кристенхуз с соавторами (2013) считают его формой Tulipa dasystemon[78]. |
| Tulipa hageri Heldr. 1874 |
Греция, Малая Азия | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>57,72X | В систематике Кристенхуза и соавторов — группа культиваров Tulipa orphanoidea[83] | |
| Tulipa humilis Herb. 1844 |
Тюльпан карликовый | Юг Турции, Азербайджан, Ливан, Сирия, север Ирака, север Ирана | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>65,02X | Изменчивый вид. Известны шесть синонимов, ранее описанных как отдельные виды. Один из них, Tulipa kurdica, по мнению Рехингера (1990) и Уилфорда (2006), может быть вновь признан видом[62]. |
| Tulipa kolbintsevii Zonn. 2012 |
Тюльпан Колбинцева[84] | Джунгарский Алатау, долина Таскоры. | <center>sp.nov. | <center>+ | <center>48,02X | Новый вид, отличающийся малой массой генома. Описан по культивируемым в Нидерландах образцах[85], природные популяции — северный склон Джунгарского Алатау, обращённый к Алакольской котловине[86]. | |
| Tulipa koyuncui Eker & Babaç 2010 |
Турция. Голотип — перевал Гюзельдере. | <center>+ | <center>нд | Новый вид, сходный с Tulipa biflora[87]. | |||
| Tulipa neustruevae Pobed. 1949 |
Тюльпан Неуструевой[88] | Ферганский хребет, Чаткальский хребет[88] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>54,82X | Вид выделен Е. Г. Победимовой из популяций Tulipa dasystemonoides[88]. В систематике Кристенхуза и соавторов — синоним или равнинная форма Tulipa dasystemon[89]. |
| Tulipa orithyioides Vved. 1935 |
Тюльпан оритиевидный | Таджикистан, Узбекистан | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>58,32X | Вид, сходный с Tulipa urumiensis. Отличается более выраженным столбиком пестика, при этом не может быть отнесён в подрод Orithyia. Синоним: Tulipa subbiflora[90]. |
| Tulipa orphanidea Boiss. & Heldr. 1862 |
Тюльпан Орфанида | Балканский полуостров, Крит, острова Эгейского моря | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>59,62X …115,94X |
Изменчивый вид, образованный изолированными островными и материковыми популяциями. Имеет более десяти синонимов, которые ранее признавались отдельными видами (Ван Раамсдонк и де Фриз признают две формы этого вида отдельными видами, Tulipa doerferi и Tulipa whittallii[60]). В индивидуальных популяциях нередко сосуществуют растения различных форм (бывших «видов»)[91]. |
| Tulipa orthopoda Vved. 1935 |
Тюльпан прямоножковый | Казахстан | <center>нд | <center>+ | <center>- | <center>59,32X | Карликовый ранний тюльпан, сходный с Tulipa bifloriformis. Кристенхуз и соавторы допускают возможность признания Tulipa orthopoda, но до поступления новых данных включают эту форму в Tulipa bifloriformis[71]. |
| Tulipa patens C.Agardh ex Schult. & Schult.f 1829 |
Тюльпан поникающий[92] | Казахстан, южный Урал, Заволжье, Западная Сибирь | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>55,02X | В систематике Кристенхуза и соавторов считается синонимом Tulipa sylvestris[93]. В систематике ван Раамсдонка и де Фриза (1995—1997) считается синонимом Tulipa biebersteiniana[60]. |
| Tulipa polychroma Stapf 1885 |
Тюльпан многоцветный[94] | Иран, восточное Закавказье[94] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>57,02X | В систематике Кристенхуза и соавторов — синоним Tulipa biflora[95]. |
| Tulipa primulina Baker 1882 |
Алжир, Марокко | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>64,22X | В систематике Кристенхуза и соавторов понижен до подвида — Tulipa sylvestris subsp. primulina (Baker) Maire & Weiller 1958[89]. | |
| Tulipa pulchella (Regel) Baker 1874 |
Турция, север Ирана[96] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>61,72X | В систематике Кристенхуза и соавторов — разновидность Tulipa sylvestris var. pulchella[62]. | |
| Tulipa regelii Krasn. 1886 |
тюльпан Регеля[97] | Юг и восток Казахстана (Прибалхашье[97]). Голотип — гора Андракай, долина реки Курты | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>52,42X | [91] |
| Tulipa riparia Knjaz., Kulikov & E.G. Philippov 2001 |
Тюльпан прибрежный | Южный Урал | <center>нд | Малоизученный вид, вероятно близкий к Tulipa biebersteiniana. Статус таксона достоверно не известен. | |||
| Tulipa saxatilis Sieber ex Spreng. 1825 |
Тюльпан скальный, или Тюльпан наскальный | Острова юга Эгейского моря, Крит, западная Турция. Интродуцирован в материковой Греции и в Италии. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>62,72X …93,13X |
Синонимы: Tulipa beccariana, Tulipa chrysobasis, Tulipa bakeri[91]. |
| Tulipa sogdiana Bunge 1852 |
Тюльпан согдийский[98] | Узбекистан[95]. Эндемик Кызылкумов и Каракумов[98] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>57,42X | В систематике Кристенхуза и соавторов — синоним Tulipa biflora[95]. |
| Tulipa sprengeri Baker 1894 |
Тюльпан Шпренгера | Голотип — Амасья, Турция. Вероятно, в дикой природе вымер. Интродуцирован в Европе | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>64,62X | Вид известен лишь по культивируемым потомкам растений, привезённых в Европу в 1892 году. В культуре размножается семенами (в том числе самосевом), но не вегетативно[99][65]. |
| Tulipa sylvestris L. 1753 |
Тюльпан лесной[100] | Растёт повсеместно от Португалии до Восточной Сибири. Интродуцирован в Европе до Шотландии, южного побережья Скандинавии, Прибалтики включительно и в США. Разграничение природного и интродуцированного ареалов на практике невозможно. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>62,02X …120,94X[101] |
Чрезвычайно широко распространённый и изменчивый вид. Известны более сорока синонимов, описанных в ранге вида. Современные ботаники делят вид на три подвида (australis, primulina, sylvestris), допускают возможность разделения Tulipa sylvestris на три вида, но признают невозможность точно разграничить их. Вопрос о включении Tulipa biebersteiniana и Tulipa patens в состав Tulipa sylvestris окончательно не решён[74]. Зонневельд считает их, а также Tulipa primulina и Tulipa celsiana, отдельными видами[60]. |
| Tulipa tarda Stapf 1933 |
Тюльпан поздний[102] | Северо-запад Ирана, Киргизия, Казахстан | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>51,52X | См. ниже примечания к Tulipa urumiensis. |
| Tulipa turkestanica (Regel) Regel 1875 |
Тюльпан туркестанский[103] | Киргизия, Таджикистан, Узбекистан (Памиро-Алай, Тянь-Шань[103]). Голотип — Хива | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>56,22X …114,24X |
Вид, близкий к Tulipa bifloriformis[49]. |
| Tulipa turkomanica B.Fedtsch. 1932 |
Тюльпан туркменский[104] | Туркмения | <center>нд | <center>+ | <center>нд | <center>76,33X | Признаётся как вид Рехингером и соавторами[105] и Зонневельдом
[61]. |
| Tulipa urumiensis Stapf 1932 |
Тюльпан поздний | Северо-запад Ирана, Киргизия, Казахстан. Голотип — потомки луковиц, присланных из Урмии. | <center>- | <center>- | <center>+ | <center>51,52X | Синоним — Tulipa tarda Stapf 1933 (в систематике Зонневельда, напротив, видом признаётся Tulipa tarda, а его синонимом — Tulipa urumiensis). Две формы отличаются только окраской цветка: у Tulipa urumiensis он чисто жёлтый, у Tulipa tarda жёлтый с белым. К этому же виду относятся культивируемый в Европе «Tulipa dasystemon»[106]. |
| <center>Подрод Orythiya (D. Don) Baker | |||||||
| Tulipa heteropetala Ledeb. 1829 |
Алтайские горы, север Казахстана. Голотип — Бухтарминск | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>39,42X | [56] | |
| Tulipa heterophylla (Regel) Baker 1874 |
Тюльпан разнолистный | Юг Казахстана, Киргизия, северо-запад Китая | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>37,52X | [56] |
| Tulipa sinkiangensis Z.M.Mao 1980 |
Северо-запад Китая. Голотип — окрестности Урумчи | <center>нд | <center>нд | <center>усл. | <center>нд | Малоизученный вид, близкий к Tulipa heterophylla (возможно, его синоним)[99]. | |
| Tulipa uniflora (L. 1757) Besser ex Baker 1874 |
Тюльпан одноцветковый | Сибирь, Казахстан, Монголия, север Китая. Неотип — Синяя сопка (Алтай). Наиболее далеко распространившийся на восток вид рода. | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>38,32X | Синоним: Tulipa mongolica[107]. |
| <center>Подрод Tulipa | |||||||
| Tulipa affinis Botschantz. 1961 |
Тюльпан родственный[108] | Голотип — Туркестанский хребет, окрестности кишлака Чурбек[108] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>52,52X | По Бочанцевой — вид, сходный с Tulipa ingens, но обладающий уникальной формой цветка[108]. По Кристенхузу и соавторам, все морфологические особенности Tulipa affinis укладываются в диапазон изменчивости Tulipa fosteriana, поэтому первый считается синонимом второго[109][110]. |
| Tulipa agenensis Redouté 1804 |
Северо-запад Ирана. Интродуцирован по всему Средиземноморью, от Сирии до Португалии. Видовое название — по городу Ажен. | <center>+ | <center>- | <center>+ | <center>88,33X | В систематике Зонневельда признан под именем Tulipa praecox Tenore[111]. Во всех иных современных систематиках признаётся под именем Tulipa agenensis в силу приоритета описания Редуте. Исторический синоним — Tulipa oculis-solis DC. Изменчивый, мозаичный вид, включающий около пятнадцати локальных форм, ранее описанных в ранге вида. Малоизученные родственные виды Tulipa aleppensis, Tulipa cypria, признаваемые условно, могут также быть поглощены в состав Tulipa agenensis[112]. | |
| Tulipa albanica Kit Tan & Shuka 2010 |
Тюльпан албанский | Албания, провинция Кукес | <center>+ | <center>нд | Новый вид, принадлежащий к комплексу Tulipa scardica[113]. | ||
| Tulipa alberti Regel 1877 |
Тюльпан Альберта[114] | Казахстан, Киргизия | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>52,42X | В систематике ван Раамсдонка — де Фриза включает как синонимы Tulipa vvedenskyi, Tulipa butkovii. В систематиках Зонневельда и Кристенхуза и соавторов эти формы признаются полноценными видами[113]. |
| Tulipa aleppensis Boiss. ex Regel 1873 |
Тюльпан алеппский | Сирия. Голотип — из полей близ Алеппо | <center>+ | <center>+ | <center>усл. | <center>95,33X | Синоним — Tulipa sintenisii. Все современные авторы признают Tulipa aleppensis с оговорками. Возможно, это одна из множества форм Tulipa agenensis[113], возможно — это триплоидная форма нормально диплоидного Tulipa julia[115][116]. |
| Tulipa altaica Pall. ex Spreng. 1825 |
Тюльпан алтайский | Алтай, Казахстан, северо-запад Китая | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>44,92X | Ван Раамсдонк и де Фриз считают Tulipa altaica и Tulipa kolpakowskiana гетеротипными синонимами. Из двух видов они признают Tulipa altaica по приоритету Палласа[117]. В других систематиках признаются оба этих вида. Синонимы — Tulipa tarbagataica Tan & Wei, Tulipa gesneriana v. lutea Regel[118]. |
| Tulipa anisophylla Vved. 1935 |
Тюльпан неравнолистный | Таджикистан. Голотип — правый берег реки Пяндж | <center>- | <center>+ | <center>усл. | <center>43,42X | Растения из комплекса родственных форм Tulipa altaica, Tulipa anisophylla, Tulipa kolpakowskiana, Tulipa korshinskyi. Не признаётся как вид ван Раамсдонком и де Фризом, признаётся условно Кристенхузом и соавторами[117][118]. |
| Tulipa armena Boiss. 1859 |
Тюльпан армянский | Турция, Закавказье, северо-запад Ирана. Голотип — горы между Эрзурумом и Испиром. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>51,82X …75,53X |
Сложный, изменчивый вид с нормально красными цветками. Синонимы — Tulipa galatica, Tulipa gumusanica, Tulipa lutea (все — c жёлтыми цветками), Tulipa wilmottae, Tulipa mucronata. Форма Tulipa armena var. lycica, по мнению Кристенхуза и соавторов, является самостоятельным видом — Tulipa foliosa[119]. |
| Tulipa banuensis Grey-Wilson 1974 |
Афганистан. Голотип — к востоку от с. Бану в долине Андараб | <center>нд | <center>нд | <center>+ | <center>нд | Вид, сходный c Tulipa praestans[95]. | |
| Tulipa berkariensis Rukšans 2007 |
Казахстан, долина Беркара | <center>nom. illeg. |
<center>nom. prov. |
<center>50,92X | В систематике Кристенхуза и соавторов — синоним Tulipa kaufmanniana. По мнению Зонневельда, массы геномов этих видов различаются настолько, что Tulipa berkariensis следует признать видом[120]. | ||
| Tulipa borszczowii Regel 1868 |
Тюльпан Борщова[121] | Казахстан. Голотип «из приаральских Каракумов»[121] | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>41,62X | Синоним — Tulipa aurata, недействительное название Tulipa glaucophilla[71]. |
| Tulipa botschantzevae S.N.Abramova & Zakal. 1973 |
Тюльпан Бочанцевой | Копетдаг (юг Туркменистана, северо-восток Ирана). Голотип — к юго-западу от станции Бахарден | <center>нд | <center>нд | <center>+ | <center>нд | [71] |
| Tulipa butkovii Botschantz. 1961 |
Тюльпан Буткова[122] | Западный Тянь-Шань, долины рек Майдантал, Акбулак-Карасай и их притоков[122]. Голотип — горы близ Ташкента | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>53,92X | В систематике ван Раамсдонка и де Фриза считается синонимом Tulipa albertii. Зонневельд и Кристенхуз и соавторы считают Tulipa butkovii отдельным видом из-за особой морфологии его цветка[71]. |
| Tulipa carinata Vved. 1971 |
Тюльпан килеватый[123] | Памир и примыкающие к нему северные области Афганистана | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>54,22X | [71] |
| Tulipa cypria Stapf ex Turrill 1934 |
Тюльпан кипрский | Кипр | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>78,83X | Вид, близкий к Tulipa agenensis (возможно — его островная, изолированная форма)[78]. |
| Tulipa didieri Jord. 1846 |
Савойя. Голотип — Сен-Жан-де-Морьен | <center>+ | <center>- | <center>- | <center>70,13X | См. Tulipa ×gesneriana. Ван Раамсдонк и де Фриз выделили Tulipa didieri (с синонимами Tulipa grengiolensis, Tulipa marjolettii, Tulipa planifolia) в отдельный вид, основываясь на анализе методом главных компонент[124]. Во всех иных современных систематиках все указанные названия — синонимы Tulipa ×gesneriana. | |
| Tulipa dubia Vved. 1935 |
Тюльпан сомнительный[125] | Киргизия, Казахстан, Узбекистан. Голотип — долина реки Чотан[125] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>54,73X | [78] |
| Tulipa eichleri Regel 1874 |
Тюльпан Эйхлера[126] | По Регелю и Введенскому — Иран, восточное Закавказье[126]. По Зоневельду и Рехингеру — Азербайджан[107], по ван Раамсдонку и де Фризу — Памиро-Алай[115] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>62,72X[127] 50,82X[128] |
Рехингер, Зонневельд и ван Раамсдонк с де Фризом признавали под этим именем три разные формы закавказской или памиро-алайской флоры. Культурные формы «Tulipa eichleri», сходные с Tulipa lanata, не принадлежат ни к одной из них[115][129]; форма Tulipa eichleri 'Excelsa' — потомок Tulipa persica[91]. В систематике Кристенхуза и соавторов Tulipa eichleri — синоним Tulipa undulatifolia[107]. |
| Tulipa faribae Ghahr., Attar & Ghahrem.-Nejad 2007 |
Тюльпан Фарибы | Иран. Голотип — Загросские горы в провинции Керманшах | <center>усл. | <center>нд | Новый вид, сходный с Tulipa suaveolens и с Tulipa systola (возможно, форма последнего)[78] | ||
| Tulipa ferganica Vved. 1935 |
Тюльпан ферганский[130] | Киргизия, Узбекистан. Голотип — долина реки Кугарт[130] | <center>- | <center>+ | <center>усл. | <center>44,82X | Растения из комплекса Tulipa altaica, Tulipa ferganica, Tulipa iliensis, Tulipa kolpakowskina. По ван Раамсдонку и де Фризу — разновидность Tulipa iliensis; по Кристенхузу и соавторам — признаётся условно[109][131]. |
| Tulipa florenskyi Woronow 1924 |
Тюльпан Флоренского[132] | Иран. Голотип — растения Тбилисского ботанического сада, выращенные из луковиц, привезённых из Султанабада | <center>нд | <center>+ | <center>- | <center>64,22X | Растения, обычно включаемые в состав Tulipa systola (по Бочанцевой, также близкие к Tulipa julia[133]). Зонневельд признаёт их видом, основываясь на отличия в массе генома[134][49]. |
| Tulipa foliosa Stapf 1885 |
Центр и юг Турции | <center>нд | <center>нд | <center>+ | <center>нд | Растения, традиционно считавшееся разновидностью Tulipa armena var. foliosa. Кристенхуз и соавторы выделяют его в отдельный вид, опираясь на работу Тюркташа (2013). В их версии синонимы Tulipa foliosa — Tulipa ciliatula, Tulipa concinna, Tulipa heterochroma[109]. | |
| Tulipa fosteriana W.Irving 1906 |
Тюльпан Фостера[135] | Памир, Таджикистан, Киргизия, Узбекистан, Афганистан | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>51,92X | Синонимы — Tulipa affinis, Tulipa victoris nom. inval.[109]. Распространённый в культуре вид, прародитель сортов классов тюльпаны Фостера и Дарвиновы гибриды. |
| Tulipa ×gesneriana L. 1753 |
Тюльпан Геснера | В природе не обнаружен. Существует только в культуре и в популяциях одичавших потомков культурных растений. Лектотип — лист 425.2 из линеевского гербария[136][46]. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>69,22X[137] | Сложный гибрид множества неустановленных исходных видов, предположительно обособившийся от них ещё до интродукции в Европе (середина XVI века). Известны более сорока синонимов, описанных в ранге вида[138]. |
| Tulipa greigii Regel 1873 |
Тюльпан Грейга[139] | Северо-запад Ирана, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Казахстан | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>53,42X | Синонимы — Tulipa krauseana, Tulipa mogoltavica, Tulipa altaica var. karatavica. Распространённый в культуре вид, прародитель сортов класса тюльпаны Грейга. Легко скрещивается с Tulipa kaufmannina, Tulipa ×gesneriana, Tulipa fosteriana[56]. |
| Tulipa heweri Raamsd. 1998 |
Афганистан. Голотип — перевал Саланг | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>47,72X | Новый вид, близкий к Tulipa praestans[56]. | |
| Tulipa hissarica Popov & Vved. 1935 |
Тюльпан гиссарский[140] | Таджикистан. Голотип — перевал Мура на Гиссарском хребте[140] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>42,82X | Малоизученный, но бесспорно самостоятельный, генетически изолированный вид[56]. |
| Tulipa hoogiana B.Fedtsch. 1910 |
Тюльпан Хуга | Юг Туркмении, север Ирана | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>48,82X …73,63X |
Вид из группы сходных, но географически изолированных видов Tulipa fosteriana, Tulipa ingens, Tulipa hoogiana, Tulipa lanata. Синонимы — Tulipa amabilis, Tulipa sovietica, Tulipa ingens f. pallida[56]. В систематике ван Раамсдонка и де Фриза — гетеротипный синоним Tulipa tubergeniana[141]. |
| Tulipa hungarica Borbás 1873 |
Тюльпан венгерский | Болгария, интродуцирован в Румынии | <center>+ | <center>+ | <center>усл. | <center>65,62X | Синонимы — Tulipa urumoffi, Tulipa rhodopea, Tulipa aureolina. Один из немногих таксонов, близких к Tulipa ×gesneriana, по-прежнему признаваемый (с оговорками) в ранге вида. Возможно, его популяции в Болгарии и Румынии — одичавшие потомки ранних гибридов, выращивавшихся в Османской империи; возможно, Tulipa hungarica — один из предков Tulipa ×gesneriana. Растения, культивируемые под названием Tulipa hungarica в Нидерландах, не принадлежат к этому виду[85]. |
| Tulipa iliensis Regel 1879 |
Тюльпан илийский | Казахстан, Киргизия, северо-запад Синьцзяна | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>41,02X[142] | В систематике ван Раамсдонка и де Фриза Tulipa iliensis, Tulipa kolpakowskiana и Tulipa ferganica являются синонимами Tulipa altaica[143]. Кристенхуз и соавторы признают родство этих таксонов, но сохраняют за ними ранг видов. Синоним — Tulipa thianschanica[85]. |
| Tulipa ingens Hoog 1902 |
Тюльпан великий[144] | Таджикистан, Узбекистан (Памиро-Алай, долина реки Зеравшан[144]) | <center>+ | <center>- | <center>+ | <center>52,52X, 54,02X[145] |
Современные ботаники считают Tulipa ingens и Tulipa tubergeniana одним видом (исключение — Уилфорд, 2006). Зонневельд (ошибочно) сохранил ранг вида за описанным позже Tulipa tubergeniana Hoog 1904; в иных систематиках признаётся описанный первым Tulipa ingens[85]. |
| Tulipa julia K.Koch 1849 |
Тюльпан Юлия | Восток Турции, Ливан, Закавказье, север Ирана | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>61,62X | Вид, близкий к Tulipa systola. В систематике ван Раамсдонка и де Фриза включает как синоним Tulipa stapfii, в систематике Кристенхуза и соавторов включает синоним Tulipa kaghyzmanica. Зонневельд отмечает, что представители этого вида культивируются в ботанических садах под именами Tulipa armena, Tulipa aleppensis, Tulipa stapfii[146]. |
| Tulipa karabachensis Grossh. 1936 |
Тюльпан карабахский[147] | Азербайджан. Голотип — пастбища близ горы Зиарат в Гадрутском районе[147] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>65,62X | Синоним — Tulipa confusa. По ван Раамсдонку и де Фризу Tulipa karabachensis — синоним Tulipa suaveolens, по Кристенхузу и соавторам форма Tulipa armena. Зонневельд признаёт их видом, основываясь на отличия в массе генома[148][95]. |
| Tulipa kaufmanniana Regel 1877 |
Тюльпан Кауфмана[149] | Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан. Голотип — долина реки Чирчик[150] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>53,22X | Распространённый в культуре вид, прародитель сортов класса тюльпаны Кауфмана. Легко скрещивается с Tulipa greigii, Tulipa albertii, хуже — с Tulipa ×gesneriana, Tulipa fosteriana[151]. Синоним — Tulipa berkariensis Rukšans[56]. По Зонневельду, название Tulipa berkariensis незаконно, однако сами эти растения отличаются от Tulipa kaufmanniana настолько, что их следует выделить в новый вид[120]. |
| Tulipa kolpakowskiana Regel 1875 |
Тюльпан Колпаковского[152] | Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, северо-восток Афганистана, северо-запад Синьцзяна. Голотип — окрестности Алма-Аты. | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>41,62X | См. Tulipa altaica. Кристенхуз и соавторы, признавая Tulipa kolpakowskiana, признают возможность его объединения с Tulipa altaica. Синонимы — Tulipa triphylla, Tulipa aristata. В природе легко скрещивается с Tulipa ostrowskiana, образуя комплексы переходных форм[87]. |
| Tulipa korolkowii Regel 1875 |
Тюльпан Королькова[153] | Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. Голотип — Фариж[153] | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>41,52X | Ван Раамсдонк и де Фриз считают этот таксон синонимом Tulipa tetraphylla[110]. Синонимы — Tulipa rosea, Tulipa nitida[87] (последний признаётся Зонневельдом в ранге вида). |
| Tulipa korshinskyi Vved. 1935 |
Тюльпан Коржинского[154] | Памиро-Алай. Голотип — Сары-Даш[154] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>44,02X | [110] |
| Tulipa kosovarica Kit Tan, Shuka & Krasniqi 2011 |
Косово | <center>+ | <center>нд | Новый вид, принадлежащий к комплексу Tulipa scardica[87]. | |||
| Tulipa kuschkensis B.Fedtsch. 1932 |
Тюльпан кушкинский[155] | Афганистан, Иран, юг Туркменистана. Голотип — окрестности Кушки | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>53,32X | Вид, сходный с Tulipa hoogiana и Tulipa undulatifolia[87]. |
| Tulipa lanata Regel 1884 |
Тюльпан шерстистый[133] | Афганистан, север Пакистана, Таджикистан, Туркменистан, западные Гималаи | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>52,52X …78,92X |
Вид, сходный с Tulipa hoogiana, Tulipa fosteriana, Tulipa ingens, Tulipa undulatifolia. Отличается от всех родственных видов сплошным опушением стебля и листьев[87]. |
| Tulipa lehmanniana Merckl. 1852 |
Тюльпан Лемана[156] | Афганистан, восток Ирана, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>42,42X …67,62X[157] |
Вид из сложного комплекса форм, сложившегося вокруг Tulipa systola и Tulipa julia. Сходен с Tulipa borszczowii и Tulipa korolkowii. Синонимы — Tulipa behmiana, Tulipa zenaidae[58] (последний признаётся Зонневельдом в ранге вида). |
| Tulipa lemmersii Zonn., Peterse & J.Groot 2012 |
Казахстан. Голотип — горы близ Шымкента. | <center>+ | <center>+ | <center>36,42X | Новый вид, принадлежащий к комплексу Tulipa altaica[58]. | ||
| Tulipa micheliana Hoog 1902 |
Тюльпан Микели[158] | Иран, горная Туркмения, Памиро-Алай[158] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>48,02X | В систематике Кристенхуза и соавторов — пестролистная форма Tulipa undulatifolia, схожая с Tulipa greigii. Авторы отмечают вероятную путаницу с образцами «Tulipa micheliana», описанными разными исследователями[159]. По Зонневельду, Tulipa micheliana родственна Tulipa greigii, имеет и пестролистные, и чисто зелёные формы, и признаётся в ранге вида[160]. |
| Tulipa mogoltavica Popov & Vved. 1935 |
Тюльпан моголтавский[161] | Таджикистан (Тянь-Шань). Голотип — «с лужайки среди камней на вершине боковых отрогов хребта» Моголтау[162][161] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>51,62X | Вид, формой цветка и размером луковицы близкий к Tulipa greigii. Встречается, в том числе, в ангренских популяциях Tulipa greigii[161]. В систематиках Зонневельда и Кристенхуза и соавторов — синоним этого вида[110][56]. |
| Tulipa nitida Hoog 1902 |
Тюльпан блестящий[163] | Памиро-Алай. Описан по культурным растениям «из Бухары»[163] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>38,62X | Вид, сходный с Tulipa korolkowii[164][110] |
| Tulipa ostrowskiana Regel 1884 |
Тюльпан Островского[165] | Казахстан, Киргизия | <center>- | <center>+ | <center>+ | <center>77,44X | Вид из комплекса Tulipa behmiana, Tulipa kolpakowskiana, Tulipa ostrowskiana, Tulipa tetraphylla. Легко скрещивается с Tulipa kolpakowskiana и Tulipa kolpakowskiana, образуя множество гибридных форм[91]. Ван Раамсдонк и де Фриз считают этот таксон синонимом Tulipa tetraphylla[110]. |
| Tulipa persica (Lindl.) Sweet 1830 |
Тюльпан персидский | Северо-запад Ирана | <center>нд | <center>нд | <center>усл. | <center>нд | По описанию Линдли — вид, близкий к Tulipa agenensis. Вероятно, именно к нему принадлежат культурные формы «Tulipa eichleri» 'Excelsa'[91]. |
| Tulipa platystemon Vved. 1935 |
Тюльпан широкотычиночный | Киргизия. Голотип — Сары-Бия | <center>нд | <center>нд | <center>+ | <center>нд | Малоизученный вид, известный только в описании Введенского. По описанию — двуцветковый, жёлтый тюльпан, близкий к Tulipa anisophylla[91]. |
| Tulipa praecox Tenore 1811 |
Тюльпан ранний | См. Tulipa agenensis | <center>+ | <center>+ | nom. illeg. |
<center>57,92X …90,43X |
См. Tulipa agenensis. В систематике ван Раамсдонка и де Фриза в ранге вида признаются и Tulipa agenensis, и Tulipa praecox; в систематике Зонневельда признаётся только Tulipa praecox[117][60]. |
| Tulipa praestans H.B.May 1903 |
Тюльпан превосходящий[166] | Таджикистан. Неотип — шибляк на склонах соляной горы Ходжа-Мумин | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>50,12X | Один из немногих стабильно многоцветковых видов. В систематике Кристенхуза и соавторов (и только в ней) синоним — Tulipa subpraestans. Распространён в культуре как в виде сортов ('Fusilier', 'Unicum' и др.), так и в виде фирменных «форм» ('Van Tubergen’s variety')[99]. |
| Tulipa rhodopea (Velen.) Velen. 1922 |
Тюльпан родопский | Болгария. Голотип — окрестности Асеновграда. | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>68,62X | Растения, обычно признаваемые разновидностью Tulipa hungarica v. rhodopea. Зонневельд признаёт их видом, основываясь на отличия в массе генома[134][95]. |
| Tulipa scardica Bornm. 1923 |
Косово и Македония | <center>нд | <center>- | <center>+ | <center>нд[167] | Зонневельд считает этот таксон синонимом Tulipa ×gesneriana[168]. По мнению Кристенхуза и соавторов, Tulipa scardica — базовый вид комплекса балканских видов или форм Tulipa albanica, Tulipa kosovarica, Tulipa serbica. Эти виды или формы близки к Tulipa agenensis, но бесспорно отличны от него[99]. | |
| Tulipa scharipovii Tojibaev 2009 |
Тюльпан Шарипова | Узбекистан. Голотип — горы близ посёлка Уйгурсай | <center>+ | <center>нд | [99] | ||
| Tulipa schmidtii Fomin 1909 |
Тюльпан Шмидта[169] | Закавказье, север Ирана. Голотип — гербарные образцы[169] растений из Ленкоранского района | <center>нд | <center>+ | <center>+ | <center>57,92X | Вид, близкий к Tulipa hoogiana[99]. |
| Tulipa schrenkii Regel 1873 |
Тюльпан Шренка[170] | См. Tulipa suaveolens | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>61,52X | См. Tulipa suaveolens. |
| Tulipa serbica Tatic & Krivošej 1997 |
Тюльпан сербский | Сербия. Голотип — гора Рогозна близ Доня-Каменицы | <center>нд | <center>нд | <center>+ | <center>нд | Новый вид, принадлежащий к комплексу Tulipa scardica[99]. |
| Tulipa sosnowskyi Achv. & Mirzoeva 1950 |
Тюльпан Сосновского | Азербайджан, Армения | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>63,42X | Вид из комплекса Tulipa fosteriana, Tulipa ingens и др.[99]. |
| Tulipa stapfii Turrill 1934 |
Тюльпан Штапфа | Иран. Голотип — окрестности Хамадана | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>52,72X | Растения, обычно включаемые в состав видов Tulipa julia или Tulipa systola. Зонневельд признаёт их видом, основываясь на отличия в массе генома[134][49]. |
| Tulipa suaveolens Roth 1794 |
Тюльпан Шренка (синоним) | Крым, Турция, Закавказье, Иран, Казахстан | <center>+ | <center>+! | <center>+ | <center>61,72X[171] | Широко распространённый в природе и в культуре вид с неясными границами. В систематиках ван Раамсдонка — де Фриза и Кристенхуза с соавторами Tulipa suaveolens и Tulipa schrenkii — полные синонимы; из двух названий признаётся наиболее ранее Tulipa suaveolens Roth 1794. Другие синонимы — Tulipa monticola, Tulipa odoratissima, Tulipa oxypetala, Tulipa splendens, Tulipa turcarum, Tulipa volgensis[172]. В систематике Зонневельда Tulipa suaveolens и T.schrenkii — два родственных, но разных вида. Название Tulipa suaveolens по Зонневельду относится исключительно к культурным сортам группы 'Duc van Tol', а названия Tulipa schrenkii и Tulipa karabachensis — исключительно к диким формам[173]. |
| Tulipa subpraestans Vved. 1935 |
Тюльпан превосходный[174] | Памиро-Алай[174] | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>45,72X | Кристенхуз и соавторы считают Tulipa subpraestans садовой формой (синонимом) Tulipa praestans[91]. |
| Tulipa subquinquefolia Vved. 1946 |
Тюльпан почтипятилистный | Таджикистан. Голотип — Кулябский район | <center>- | <center>нд | <center>+ | <center>нд | [64] |
| Tulipa systola Stapf 1885 |
Тюльпан систола | Закавказье, восток Турции, Левант, Синайский полуостров | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>56,12X | Широко распространённый, сложный мозаичный вид, родственный Tulipa julia. Синонимы — Tulipa carrieri, Tulipa florenskyi, Tulipa levieri, Tulipa stapfii, Tulipa strausii, Tulipa sultanabadensis (по ван Раамсдонку и де Фризу, также Tulipa ulophylla). Выделение этих видов не исключается, но крайне затруднено сложностью в разграничении их друг от друга[49]. |
| Tulipa talassica Lazkov 2011 |
Тюльпан таласский | Киргизия, окрестности Таласа | <center>усл. | <center>нд | Новый вид, принадлежащий к комплексу Tulipa altaica, Tulipa iliensis и др. Признаётся условно, до проведения сравнительных исследований[49]. | ||
| Tulipa tetraphylla Regel 1875 |
Тюльпан четырёхлистный[175] | Казахстан, Киргизия, северо-запад Синьцзяна. Голотип — долина реки Кочкур[175] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>40,12X …79,94X |
Синонимы — Tulipa kesselringiana, Tulipa brachystemon, Tulipa corynestemon[49]. Во всех трёх цитируемых систематиках границы вида различаются. По ван Раамсдонку и де Фризу к Tulipa tetraphylla относятся только тетраплоидные формы комплекса Tulipa tetraphylla, T.behmiana, Tulipa ostrowskiana[117]; по Зонневельду — и диплоиды, и тетраплоиды, но не Tulipa ostrowskiana (который у Зонневельда строго тетраплоидный)[176]. |
| Tulipa ×tschimganica Botschantz. 1961 |
Тюльпан чимганский[177] | Киргизия. Растёт на высотах не ниже 1400 м[177]. Голотип — горы близ Ташкента[178] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>53,72X | Этот вид — природный гибрид между Tulipa dubia и Tulipa kaufmanniana. Синоним — Tulipa anadroma. Кристенхуз и соавторы отмечают, что Tulipa anadroma отличается от Tulipa ×tschimganica настолько, что его признание может быть оправдано[49]. |
| Tulipa tubergeniana Hoog 1904 |
Тюльпан Тубергена[179] | Памиро-Алай | <center>+ | <center>+ | <center>- | <center>53,52X | В систематике Кристенхуза и соавторов это синоним Tulipa ingens[107]. В систематике Ван Раамсдонка и де Фриза это полноценный вид, имеющий гетеротипный синоним Tulipa hoogiana[141]. |
| Tulipa ulophylla Wendelbo 1967 |
Иран. Голотип — село Сиа Бише, шахрестан Амоль, провинция Мазендеран | <center>- | <center>- | <center>+ | <center>55,82X[180] | Синоним — Tulipa wendelboi[181]. В систематике ван Раамсдонка и де Фриза Tulipa ulophylla — синоним Tulipa systola[117]. | |
| Tulipa undulatifolia Boiss. |
Греция, западная Турция, остров Лесбос, Закавказье. Голотип — гора Тартали близ Смирны. | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>51,22X …76,83X |
Синонимы, по Кристенхузу и соавторам (2013) — Tulipa boeotica, Tulipa euanthiaea, Tulipa eichleri, Tulipa micheliana, Tulipa strangulata. Форма, описанная как Tulipa micheliana, отличается красным рисунком на листьях по типу Tulipa greigii[107]. Зонневельд признаёт отдельными видами Tulipa eichleri, Tulipa micheliana; ван Раамсдонк и де Фриз объединяют их в Tulipa eichleri[110]. | |
| Tulipa uzbekistanica Botschantz. & Sharipov 1971 |
Тюльпан узбекистанский | Узбекистан. Голотип — «низкогорья к югу от шоссе Дехканабад-Дербент, южный склон перевала Таллы»[182] | <center>- | <center>- | <center>+ | <center>нд | Вид, сходный с Tulipa fosteriana и Tulipa ingens; отличается от них фактурой и опушением покровной чешуи[182]. |
| Tulipa vvedenskyi Botschantz. 1954 |
Тюльпан Введенского[183] | Таджикистан. Голотип — Западный Тянь-Шань «в окрестностях кишлака Тюрк в долине реки Ангрен»[183][182] | <center>+ | <center>+ | <center>+ | <center>51,42X | Крупноцветковый вид, формой цветка схожий с Tulipa greigii. Листья сильно опушены, но не окрашены[184][182]. |
| Tulipa zenaidae Vved. 1935 |
Тюльпан Зинаиды[185] | Киргизия, горы Тянь-Шань. Голотип — Шекуле, Александровский хребет[185] | <center>- | <center>+ | <center>- | <center>39,82X | Один из немногих тюльпанов, склонный образовывать в естественных условиях изрезанные («попугайные») формы[185]. Вид признан Зонневельдом после генетического исследования «правильных» образцов из долины Мерке (Казахстан). Образцы, считавшиеся до того типом Tulipa zenaidae, всеми исследователями (включая Зонневельда) признаются формой Tulipa lehmanniana[186][58]. |
Напишите отзыв о статье "Виды рода Тюльпан"
Примечания
- ↑ Pavord, 2014, «The honour belongs to … Gesner … who saw the first tulip in April 1559…».
- ↑ Pavord, 2014, «sprung from a seed which has come from Constantinople or as other say from Cappadocia…».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 285: «it is probable that Gesner’s tulip was similar to T. suaveolens (or an early selection of it)».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 285: «De Busbecq stated that the flowers were beautiful but without scent … the tulips described by Belon and De Busbecq were more complex garden tulip hybrids».
- ↑ Swan, C. From Blowfish to Flower Still Life Painting // Merchants and Marvels: Commerce Science and Art in Early Modern Europe / ed. P. Smith, P. Findlen. — Routledge, 2013. — P. 109—136. — ISBN 9781135300289., p. 120.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 287: «…the typical subspecies being from Libya, commonly naturalized in Europe…».
- ↑ 1 2 Kowarik, I.; Wohlgemuth, J. Tulipa sylvestris (Liliaceae) in Northwestern Germany: a non-indigenous species as an indicator of previous horticulture // Polish Botanical Studies. — 2006. — Vol. 22. — P. 317—331.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 281 (список в тексте и рисунок 1).
- ↑ De Hertogh, A. et al. Globalization of the Flower Bulb Industry // Ornamental Geophytes: From Basic Science to Sustainable Production / ed. Kamenetsky, R., Hiroshi, O.. — CRC Press, 2012. — P. 1—16. — ISBN 9781439849248.: «After 1700 hyacinth came into fashion … until 1890, when tulip regained its prominence»
- ↑ Увлечение гиацинтом и «гиацинтовый кризис» 1730-х годов подробно описаны в Krelage, E. H. Bloemenspeculatie in Nederland: De Tulpomanie van 1636-'37 en de Hyacintenhandel 1720-'36. — Amsterdam: P.N. van Kampen & Zoon, 1942.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 287: «he dismissed all fancy cultivars and colour forms created by humans…».
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, p. 25.
- ↑ Perruzzi, L. and Jarvis, C.E. Typification of Linnaean names in Liliaceae // Taxon. — 2009. — Vol. 58. — P. 1359—1365.
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 243.
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, p. 25: «T. gesneriana was the first species known to Linnaeus and probably the only one…».
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 287: «…we believe that there probably is no extant garden tulip to which the name T. gesneriana really applies…».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 287: «of which only T. biflora Pallas (Pallas, 1776), a specimen of which is in the Linnean Herbarium, and T. suaveolens (Roth, 1794) are presently in use…».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 287: «a name that was later taken up for a form of T. agenensis (T. praecox Ten.; Tenore, 1811)…».
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 9.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 14.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 17: «В СССР известно 83 вида тюльпанов».
- ↑ 1 2 Zonneveld, 2009, p. 218.
- ↑ Govaerts, R. [apps.kew.org/wcsp/qsearch.do World Checklist of Selected Plant Families: Genus Tulipa L.]. Kew Gardens.
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 217.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 296 (table 5).
- ↑ В таблице на с. 296 Tulipa subbiflora ошибочно включён в список действительных видов. В подробном описании на с. 318 эта форма названа синонимом Tulipa orithyioides.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 296: «At this time, it does not appear to be necessary or, indeed, warranted to accept sections in subgenus Tulipa».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 293: «The monophyly of Orithyia, with only one species sampled, is still untested…».
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 217: «Despite the existence of a large body of literature on Tulipa, taxonomy is generally considered to be difficult.».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «The taxonomy of tulips is notoriously difficult for several reasons».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «In the past it was common practice to describe every form found in the wild or of putative wild origin in gardens as new species».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «Species have been described from cultivation, based on plants of unknown origin…».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «different from the species in the strict sense being named, but these fall within the diversity of another species observed in the wild.».
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 146-147.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 220-234 (таблица 2).
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «poorly understood and unsatisfactory names, particularly in the horticultural literature».
- ↑ Marasek, 2012, p. 91: «which is the collective name given to a large number of varieties of unknown origin.».
- ↑ Cullen, 2011, p. 77: «an extremely complex species from which most of the garden cultivars have been derived.».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 309: «A complex hybrid only known from cultivation, escaping and sometimes naturalizing in France, Italy, Norway, Russia, Spain, Switzerland and Turkey».
- ↑ Juodkaite, R. et al. Selection and presentation of tulip (Tulipa L.) species and cultivars to the Lithuanian Plant Genetic Resources // Biologija. — 2008. — № 2. — P. 139-146.: «it is supposed that this number is about 10—12 thousands»
- ↑ По статистике нидерландских цветоводческих хозяйств за 2010—2014 годы, Bloembollenkeuringsdienst (BKD). Voorlopige statistiek voorjaarsbloeiers 2013-2014. — Lisse: BKD, 2014.
- ↑ Динамика угасания фонда сортов в XX веке приведена в Силина, З. М. Тенденции мировой селекции // Цветоводство : журнал. — 1983. — № 2. — С. 15-17.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 302: «T. ×gesneriana, the type of the genus, a complex hybrid without typical plants currently in cultivation…».
- ↑ 1 2 См. фотографии линнеевского лектотипа: [linnean-online.org/3825/ LINN 425.2 Tulipa gesneriana (фото подлинного образца)]. The Linnean Society..
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «a long list of synonyms for T. agenensis, T. ×gesneriana and T. suaveolens, many of which are difficult to assign to any natural population…».
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 114-116.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Christenhusz, 2013, p. 325.
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 218: «that there is hardly any character that is not variable within a species…».
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 295: «Some species names are based on differences in ploidy alone. These … do not represent natural species».
- ↑ Marasek, 20012, p. 94.
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, pp. 20-25.
- ↑ Зонневельд, ван Раамсдонк и де Фриз отдают приоритет описания Декандолю (DC 1804)
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 307-308.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Christenhusz, 2013, p. 313.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 84.
- ↑ 1 2 3 4 5 Christenhusz, 2013, p. 317.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 281, 287, 321.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Zonneveld, 2009, p. 233.
- ↑ 1 2 3 Zonneveld, 2009, p. 234.
- ↑ 1 2 3 Christenhusz, 2013, p. 314.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 118.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 321.
- ↑ 1 2 Zonneveld, 2009, p. 239.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 136.
- ↑ Sensu stricto Zonneveld, не включая формы Tulipa polychroma
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 305-306.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 132.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 230, 239.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Christenhusz, 2013, p. 306.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 135.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 234, 242.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, pp. 321-324.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 307.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 139.
- ↑ Sensu stricto Zonneveld, не включая формы Tulipa dasystemonoides и Tulipa neustruevae
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Christenhusz, 2013, p. 308.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 229, 239.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 146—147.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 137.
- ↑ [flower.onego.ru/lukov/tulipa/24.html Tulipa dasystemonoides - Тюльпан ложноволосистотычиночный].
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 318.
- ↑ [www.plantarium.ru/page/view/item/48956.html Виды рода Тюльпан]: информация о таксоне в проекте «Плантариум» (определителе растений и иллюстрированном атласе видов).
- ↑ 1 2 3 4 Christenhusz, 2013, p. 315.
- ↑ Zonneveld, B. Tulipa kolbintsevii Zonn., a new species from Eastern Kazakhstan // Plant Systematics and Evolution. — 2012. — Vol. 298, № 7. — P. 1293-1296.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Christenhusz, 2013, p. 316.
- ↑ 1 2 3 Бочанцева, 1962, с. 138.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 324.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 317-318.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Christenhusz, 2013, p. 319.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 120.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 322.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 123.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Christenhusz, 2013, p. 305.
- ↑ [apps.kew.org/wcsp/namedetail.do?name_id=310198 Tulipa pulchella (Regel) Baker, J. Linn. Soc., Bot. 14: 289 (1874).]. Kew Gardens.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 116.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 122.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Christenhusz, 2013, p. 320.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 117.
- ↑ Sensu stricto Zonneveld, не включая формы (виды) Tulipa biebersteiniana, Tulipa celsiana, Tulipa patens, Tulipa primulina
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 141.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 129.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 131.
- ↑ [apps.kew.org/wcsp/acceptedRef.do?name_id=289958 Tulipa turcomanica B.Fedtsch. in B.A.Fedtschenko & al., Fl. Turkm. 1: 306 (1932).]. Kew Gardens.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 326-327.
- ↑ 1 2 3 4 5 Christenhusz, 2013, p. 326.
- ↑ 1 2 3 Бочанцева, 1962, с. 54.
- ↑ 1 2 3 4 Christenhusz, 2013, p. 309.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Zonneveld, 2009, p. 232.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 233, 237.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 302-303.
- ↑ 1 2 3 Christenhusz, 2013, p. 303.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 67.
- ↑ 1 2 3 Van Raamsdonk, 1995, p. 33.
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 238.
- ↑ 1 2 3 4 5 Van Raamsdonk, 1995, p. 39.
- ↑ 1 2 Christenhusz, 2013, p. 304.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 304, 305.
- ↑ 1 2 Zonneveld, 2009, pp. 232, 237.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 88.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 61.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 51.
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, p. 23.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 112.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 80.
- ↑ Данные азербайджанского образца, признаваемого Зонневельдом как Tulipa eichleri.
- ↑ Данные культурной формы «Tulipa eichleri».
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 236.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 101.
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, pp. 39, 40.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 42.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 43.
- ↑ 1 2 3 Zonneveld, 2009, pp. 233, 242.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 48.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 287, фото на p. 288.
- ↑ Среднее по 25 образцам форм, культивируемых как «природные» тюльпаны группы Neotulipae. Кроме диплоидных, распространены и тетраплоидные формы (в подсчёт не включены)
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 309—312.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 71.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 106.
- ↑ 1 2 Van Raamsdonk, 1995, p. 40.
- ↑ Среднее по десяти образцам, включая один «Tulipa ferganica» с нетипичным для этого вида C-value
- ↑ Van Raamsdonk, 1995, p. 29.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 45.
- ↑ Данные двух форм «Tulipa ingens», отнесённых Зонневельдом к виду Tulipa tubergeniana
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 225.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 79.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 233, 238, 242.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 107.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 108.
- ↑ Marasek, 2012, p. 91.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 97.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 90.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 104.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 34.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 86.
- ↑ Исключая образцы Tulipa zenaidae, который Зонневельд считает отдельным видом
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 76.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 317, 326.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 232, 236, 237.
- ↑ 1 2 3 Бочанцева, 1962, pp. 74—75.
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 312-313.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 91.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 92.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 95.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 57.
- ↑ Единственный образец «Tulipa scardica», включенный в таблицу геномных масс Зонневельда, по мнению её автора, является формой Tulipa ×gesneriana.
- ↑ Zonneveld, 2009, p. 227.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 82.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 94.
- ↑ Исключая формы, которые Зонневельд относит к виду Tulipa schrenkii
- ↑ Christenhusz, 2013, pp. 320, 321.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 233, 238, 239.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 59.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 103.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 222, 232.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 114.
- ↑ Возможно, ошибка в источнике. Бочанцева (1962, с. 114) пишет, что «образцы были привезены из многих районов Западного Тянь-Шаня: ущелье Большого Чимгана, долина Чаткала и Акбулака, из Ташкентского заповедника.»
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 32.
- ↑ Данные единственного образца, который Зонневельд причислил к Tulipa systola.
- ↑ Christenhusz, 2013, p. 325-326.
- ↑ 1 2 3 4 Christenhusz, 2013, p. 327.
- ↑ 1 2 Бочанцева, 1962, с. 64.
- ↑ Бочанцева, 1962, с. 64—65.
- ↑ 1 2 3 Бочанцева, 1962, с. 99.
- ↑ Zonneveld, 2009, pp. 222, 232, 242.
Источники
- Бочанцева, З. П. Тюльпаны. Морфология, цитология и биология. — Ташкент: Изд. АН УзССР, 1962.
- Christenhusz, M. et al. Tiptoe through the tulips – cultural history, molecular phylogenetics and classification of Tulipa (Liliaceae) // Botanical Journal of the Linnean Society. — 2013. — Vol. 172. — P. 280-328.
- Cullen, J. et al. The European Garden Flora Flowering Plants: A Manual for the Identification of Plants Cultivated in Europe. — Cambridge University Press, 2011. — ISBN 9780521761475.
- Marasek-Ciolakowska, A. et al. Breeding and Genetics in genus Tulipa // Floriculture and Ornamental Biotechnology. — 2012. — Vol. 6.1. — P. 90-97. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1749-0294&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1749-0294].
- Meerow, A. Taxonomy and Phylogeny // Ornamental Geophytes: From Basic Science to Sustainable Production / ed. Kamenetsky, R., Hiroshi, O.. — CRC Press, 2012. — P. 17-56. — ISBN 9781439849248.
- Pavord, A. The Tulip. — Bloomsbury Publishing, 2014. — ISBN 9781408859032. (электронная книга Google)
- Van Raamsdonk, L.W.D. Species relationships and taxonomy in Tulipa subg. Tulipa (Liliaceae) // Plant Syst Evol. — 1995. — Vol. 195. — P. 13-44.
- Rudall, P. et al. Consider the Lilies: Systematics of the Liliales // Monocots: Systematics and Evolution: Systematics and Evolution / ed. Wilson, K. and Morrison, D.. — 2000. — P. 347-359. — ISBN 9780643099296.
- Zonneveld, J. M. [link.springer.com/article/10.1007/s00606-009-0203-7 The systematic value of nuclear genome size for ‘‘all’’ species of Tulipa L. (Liliaceae)] // Plant Syst Evol. — 2009. — Vol. 281. — P. 217-245. — DOI:10.1007/s00606-009-0203-7.
Литература
- Введенский, А. И. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/flora_sssr1935_4.djvu Род 272. Тюльпан — Tulipa] // Флора СССР : в 30 т. / гл. ред. В. Л. Комаров. — М.—Л. : Изд-во АН СССР, 1935. — Т. IV / ред. тома В. Л. Комаров. — С. 320—464. — 760 + XXX с. — 5175 экз.</span>
- Иващенко, А. А. [flower.onego.ru/lukov/tulipa/0.html Тюльпаны и другие луковичные растения Казахстана]. — Алматы: ИД «Две Столицы», 2005. — 192 с. — ISBN 9965-9593-3-1.
- Силина, З. М. Декоративные травянистые растения для открытого грунта СССР. В 2 т. / Н. А. Аврорин. — Л.: Наука, Лен. отд., 1977. — Т. 2. — С. 221—277.
- Шарипов, А., Пратов, У. Тюльпаны Средней Азии (на узбекском и русском языках). — Ташкент: Ӱзбекистон миллий энциклопедияси, 1997. — 145 с.
Ссылки
- [www.ars-grin.gov/cgi-bin/npgs/html/splist.pl?12489 Список видов рода Тюльпан на сайте GRIN] (англ.) (Проверено 29 апреля 2009)
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Marasek, 20012 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Виды рода Тюльпан
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.
Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
