Виельгорский, Иосиф Михайлович

Иосиф Михайлович Виельгорский
Портрет работы неизвестного художника. Середина 1830-х годов
Дата рождения:	13 (25) февраля 1817(1817-02-25)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	2 (14) июня 1839(1839-06-14) (22 года)
Место смерти:	Рим, Италия
Отец:	Виельгорский, Михаил Юрьевич
Мать:	Бирон, Луиза Карловна
Разное:	дядя Виельгорский, Матвей Юрьевич

Граф Ио́сиф Миха́йлович Виельго́рский (Вьельго́рский; 13 [25] февраля 1817, Санкт-Петербург — 2 [14] июня 1839, Рим) — адъютант и камер-паж цесаревича Александра Николаевича, сын Михаила Виельгорского. Друг Н. В. Гоголя, отношениям с которым посвящена неоконченная повесть «Ночи на вилле». Умер молодым от туберкулёза. Гоголь принял самое близкое участие в болезни своего друга и присутствовал при его кончине.

Биография

Родился 13 февраля 1817 года в семье русского музыкального деятеля, композитора-дилетанта Михаила Виельгорского (1788—1856) и Луизы Карловны Бирон (1791—1853). Он был старшим сыном в семье, кроме него были брат Михаил и дочери Анна, Аполлинария, Софья. Аполлинария Михайловна (1818—1884), фрейлина, с 1843 года замужем за А. В. Веневитиновым, братом поэта Д. В. Веневитинова. Софья Михайловна (1820—1878), фрейлина, первая жена В. А. Соллогуба. Анна Михайловна (1823—1861), с 1858 года жена князя Александра Ивановича Шаховского (1822—1891).

Согласно семейному преданию Виельгорских, в Анну Михайловну был влюблён Н. В. Гоголь, который одно время рассчитывал жениться на ней, но, будучи уверен, что Л. К. Виельгорская откажет ему в неравном браке для своей дочери, своё предложение ей так и не сделал. Дом Виельгорских современниками единодушно считался одним из ведущих музыкальных центров столицы, «маленьким министерством изящных искусств», как говорил Гектор Берлиоз, и «лучшим приютом для всех музыкальных знаменитостей нашего времени», по мнению А. Н. Серова. Гоголь был дружен со всем семейством Виельгорских, но в особенности, с Иосифом и с Анной.

Образование. Наследник Александр Николаевич

<center>Родители

</div> </div> С десяти лет судьба Иосифа Виельгорского была тесным образом связана с судьбой наследника русского престола. В 1827 году В. А. Жуковский возвратился в Россию, и император Николай I распорядился с осени этого года начать образование Александра Николаевича. Наряду с ним полный курс обучения должны были проходить два сверстника: Александр Паткуль и Иосиф Виельгорский. Всех мальчиков поселили вместе в Зимнем дворце. План воспитательных и образовательных работ, составленный В. А. Жуковским, предусматривал следующий режим дня. Подъём в 6 часов утра. Затем утренняя молитва, завтрак, подготовка к занятиям. Учёба начинались в 7 часов, а заканчивалась в полдень. С 9 до 10 часов утра в занятиях был предусмотрен перерыв. С 12 часов до 14 предполагалась прогулка, затем обед, затем снова прогулка, игры и отдых до 17 часов. С 17 до 19 часов вечерние учебные занятия, с 19 часов до 20 часов — гимнастика и спортивные игры. В 20 часов ужин. После ужина свободное время и писание дневников. В 22 часа сон.

По воскресениям и праздникам вместо учёбы утренние часы отводились назидательному чтению, ручной работе и гимнастике. Жуковский преподавал русский язык, грамматику, начальные понятия по физике и химии. Весною 1828 года совоспитанники переехали из Зимнего дворца в Павловск. В это время наследник, оставшись на какое-то время без родителей, избегал общения с товарищами. Занятия в Павловске продолжались до начала июля, после чего начались итоговые полугодовые экзамены. Они длились четыре дня. По русскому языку и словесности экзаменовал В. А. Жуковский, по французскому языку и географии Ф. А. Жилль, Закон Божий — Герасим Павский, немецкий язык — М. А. Эртель, английский язык — Альфри и польский язык С. А. Юрьевич, арифметика и геометрия — Э. Д. Коллинс.

Следующие годовые экзамены проходили с 24 января по 2 февраля 1829 года. Экзамен происходил в присутствии государя императора и государыни императрицы. Наследник получил две оценки «отлично», Виельгорский — пять, Паткуль — одну. Дважды в год воспитатели подсчитывали, кто и сколько собрал денег на благотворительные дела. По мысли К. К. Мердера, право делать добро предоставлялось ученикам как величайшая награда. Учащиеся должны были своим прилежанием и поведением заслужить право делать добро. Обычные благотворительные мероприятия в государстве совершались именем государя, но особо отличившиеся ученики обладали привилегией совершать благодеяния от своего имени.

После окончания экзамена с заключительным словом к учащимся обратился В. А. Жуковский: «Скажу одним словом — Великому князю: владей собой! будь деятелен! Виельгорскому: будь постоянен и откровенен! Паткулю: не будь легкомыслен!»

Совоспитанники для Александра Николаевича были подобраны не случайным образом. Из троих молодых людей своими способностями и успехами более всех превосходил И. М. Виельгорский. Наследник, по замыслу педагогов, должен был ориентироваться на него, стремиться к аналогичным результатам. А. О. Смирнова писала: «Это товарищество было нужно, как шпоры для ленивой лошади. Вечером первый <к императору Николаю I-му> подходил тот, у кого были лучшие баллы, обыкновенно бедный Иосиф, который краснел и бледнел <…> Наследник не любил Виельгорского, хотя не чувствовал никакой зависти: его прекрасная душа и нежное сердце были далеки от недостойных чувств. Просто между ними не было симпатии. Виельгорский был слишком серьёзен, вечно рылся в книгах, жаждал науки, как будто спеша жить, готовил запас навеки».

<center>А. В. Паткуль и наследник престола, соученики Виельгорского

А. В. Паткуль уступал своими способностями всем остальным и тем самым компенсировал чувство собственного достоинства будущего императора России. Воспитатели наследника В. А. Жуковский и К. К. Мердер полагали, что их образовательный план работал успешно. Главный недостаток наследника, по их мнению, заключался в следующем: «Великий князь, от природы готовый на всё хорошее, одарённый щедрой рукой природы всеми способностями необыкновенно здравого ума, борется теперь со склонностью, до сих пор его одолевавшей, которая, при встрече малейшей трудности, малейшего препятствия, приводила его в некоторый род усыпления и бездействия».

Изменения в поведении Александра Николаевича летом 1828 года, считали высокопоставленные педагоги, следует приписать заслугам Иосифа Виельгорского, его благотворному влиянию на более инертного и апатичного наследника. С. С. Татищев характеризует Виельгорского как примерного юношу, «который с благородным поведением, всегдашней бодростью и необыкновенной точностью в исполнении долга соединял милую детскую весёлость и искреннюю дружескую привязанность к царственному сотоварищу».

С 1829 года добавились новые предметы: естественная история — преподаватель К. Б. Триниус, химия — А. Б. Кеммерер, всеобщая история — Ф. И. Липман. Чистописание — А. Р. Рейнгольд, фехтование — И. Е. Сивербрик, хореография — Огюст Вестрис. С 21 июля 1829 года в Стрельне началось практическое обучение военному делу. В 1830 году преподавателя английского языка Альфри заменил С. И. Варранд. Географию и статистику России стал читать К. И. Арсеньев, П. А. Плетнёв — русскую словесность. Летом 1830 вновь строевая служба. Николай Павлович писал К. К. Мердеру: «Я хочу, чтобы все трое несли в это время службу наравне с кадетами, обедая особо, но, впрочем, соблюдая всё, что с других требоваться будет. <…> Скоро, с помощью Божией, воротимся; признаться, с нетерпением жду минуту обнять милых ребят».

В последующие годы образование шло без изменений. В 1831 году наследник получил титул цесаревича. Химию вместо Кеммерера стал вести академик Г. И. Гесс. По состоянию здоровья в 1832—1833 гг. совоспитанников сначала покинул В. А. Жуковский, а затем К. К. Мердер. В конце 1833 года Жуковский вернулся к своим обязанностям воспитателя, однако К. К. Мердер в начале 1834 года умер в Риме.

Военная карьера. Болезнь и смерть

Военное образование Иосиф получил в Пажеском корпусе. С 24 декабря 1833 года он назначен камер-пажом. 22 декабря определён прапорщиком на службу в лейб-гвардии Павловский полк с назначением состоять при наследнике цесаревиче. Вместо умершего К. К. Мердера новым наставником совоспитанников был назначен А. А. Кавелин, возглавлявший до этого Пажеский корпус.

4 мая 1834 года Иосифу было объявлено высочайшее благоволение. 21 апреля 1835 года он произведён в подпоручики. 26 марта 1839 года — поручик. В 1837 году наследник Александр Николаевич отправился в ознакомительное путешествие по России, в ходе которого он посетил 29 губерний Европейской части, Закавказья и Западной Сибири, а в 1838—1839 годах побывал в Европе. В этих путешествиях его должны были сопровождать совоспитанники и адъютанты государя А. В. Паткуль и, отчасти, И. М. Виельгорский.

С. С. Татищев писал, что наследник цесаревич начал своё заграничное путешествие со Швеции, где пробыл с А. А. Кавелиным, В. А. Жуковским, И. М. Виельгорским, А. В. Паткулем, В. И. Назимовым и другими наставниками и адъютантами более двух недель. Однако М. А. Веневитинов, сын Аполлинарии Виельгорской и племянник Иосифа Виельгорского, позднее писал, что сведения Татищева нуждаются в уточнении. Виельгорского не было в свите наследника за границей. Иосиф Виельгорский покинул Россию весной 1838 года, но уже в Берлине с ним начались припадки болезни (кровохарканье), которые не позволили ему продолжить совместное путешествие. 12/24 июня Виельгорский, посоветовавшись с Назимовым, расстался с Александром Николаевичем и его свитой.

Из Берлина он направился в Карлсбад, Эмс, Баден-Баден, затем в Италию. В Италии он вновь увиделся с цесаревичем в октябре на Комском озере и в декабре 1838 года. Следовательно, по версии Веневитинова, в Швеции Виельгорский не мог быть, как не мог быть адъютантом будущего государя в этом путешествии.

По этой же причине Иосиф Виельгорский не смог сопровождать наследника в его российском путешествии 1837 года, сообщает М. А. Веневитинов. И в прошлый раз, по дороге в Сибирь, Виельгорский вынужден был вернуться из Казани в Петербург. В европейском путешествии связь наследника и Иосифа из-за болезни Виельгорского полностью не прекращалась, Александр Николаевич писал Виельгорскому письма. Веневитинов опубликовал письмо цесаревича от 19 апреля (1 мая) 1839 года, в котором извещал товарища о том, что государь произвёл его в поручики и уповал на выздоровление Виельгорского.

Современные исследователи сообщают, что Виельгорский никогда не отличался крепким здоровьем, а случайное ранение при опробовании новых сапёрных мин в Красном Селе в 1837 году явилось толчком к более серьёзному заболеванию туберкулёзом, которое с этих пор стало быстро развиваться в молодом организме.

Внешние изображения
	[skorbim.com/usr/memory/import/18240/1189.jpg Фото могилы Иосифа Виельгорского на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры в Санкт-Петербурге]

Умер Иосиф Михайлович от скоротечного туберкулёза 2 июня 1839 года в Риме. Похоронен в Санкт-Петербурге, Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры.

Рим

<center>Письмо императора Николая I к графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому</center> <center>20-го июня (2 июля) 1839 г. Петергоф</center> С каким тяжёлым чувством, с каким горем я получил несчастное ваше извещение, вы можете легко вообразить, Михайло Юрьевич! Привыкнув столь долгое время видеть бедного Иосифа наравне и почти неразлучно с сыном, почти не видел между ими никакой разницы, и милый нрав и отличные его достоинства ещё более укрепляли во мне сии чувства. Я уверен был, что в нём сын мой будет иметь не только друга, но совершенного и отличного во всём помощника, своим родителям в честь и справедливую гордость. Но Провидение определило иначе! Смеем ли мы роптать? — Перенесём со смирением удар сей, и с умилением в сердце будем просить милосердного Бога, да упокоит чистую, беспорочную душу, нами оплакиваемую. Ваша твёрдость духа, Михайло Юрьевич, мне известна; я уверен, что вы как добрый христианин смирили скорбь вашу и примером сим укрепили дух бедной несчастной графини; с нетерпением жду, как она перенесла сию ужасную весть!
Примите ещё раз уверение в моём искреннем участии и в отличном моём уважении.

Николай

Последние полгода своей короткой биографии Иосиф по настоянию врачей провёл в Риме. Сюда он приехал 15 ноября. Здесь он поближе познакомился с Н. В. Гоголем, З. А. Волконской, А. А. Ивановым и другими русскими, проживавшими в это время в Риме. Первая встреча с Гоголем состоялась 20 декабря. Михаил Погодин в марте 1839 года так передавал свои впечатления от встреч с юным аристократом и с княгиней З. А. Волконской: «Познакомился с молодым графом Виельгорским, который занимается у неё в гроте, по предписанию врачей пользоваться как можно более свежим воздухом. Рад был удостовериться, что он искренно любит русскую историю и обещает полезного делателя. Его простота, естественность меня поразили. Не встречал я человека, до такой степени безыскусственного, и очень удивился, найдя такого в высшем кругу, между воспитанниками двора».

В другом письме М. П. Погодин сообщал: «Молодой граф Виельгорский показывал мне свои материалы для литературы русской истории. Прекрасный труд, — но приведёт ли Бог кончить. Румянец на щеках его не предвещает добра. Он работает, однако же, беспрестанно». Полтора месяца спустя Гоголь в отчаянии писал М. П. Погодину: «Иосиф, кажется, умирает решительно. Бедный, кроткий, благородный Иосиф. Не житьё на Руси людям прекрасным; одни только свиньи там живущи!…».

Эпизод с З. А. Волконской

Накануне смерти Виельгорского произошло событие, связанное с попыткой обратить умирающего в католичество. За больным ухаживали Н. В. Гоголь, Е. Г. Черткова, графиня М. А. Воронцова. Дело происходило на вилле Волконской. Тут же был князь Н. Г. Репнин-Волконский, читавший над умирающим молитвы. Иосиф причащался в саду. На какой-то момент Гоголь отлучился прогуляться и поискать православного священника для совершения исповеди Виельгорского. В последний момент к умирающему юноше хозяйка, княгиня Зинаида Александровна Волконская, яростная католичка по отзыву княжны В. Н. Репниной-Волконской, пригласила аббата Жерве. Она склонилась над умирающим и тихо сказала аббату: «Вот теперь настала удобная минута обратить его в католичество».

Но благородный аббат упрекнул княгиню: «Княгиня, в комнате умирающего должна быть безусловная тишина и молчание». По рассказу Варвары Репниной-Волконской, тётка ещё что-то пошептала над телом умирающего, после чего она воскликнула: «J'ai vu son âme sortir tout-à-fait catholique». На такой шаг Зинаиду Волконскую могло натолкнуть то обстоятельство, что мать Иосифа — графиня Луиза Карловна, — формально принадлежала к католицизму, но при этом она не была ревностной католичкой.

Однако Гоголь для совершения таинства исповеди и причащения привел на виллу хозяйки православного священника. Он лично читал отходную молитву об умершем Иосифе. После этого эпизода, рассказывала В. Н. Репнина-Волконская, «Волконская резко изменила своё отношение к Гоголю». Гоголь был до этого желанным гостем в пышном салоне княгини, а после случившегося Зинаида Александровна возненавидела его. Этот же источник сообщает другой эпизод с Волконской и Виельгорским. Ослабленный болезнью молодой человек перед кончиной не мог есть сам, и ему помогали Е. Г. Черткова и Гоголь, они, например, держали тарелку, когда он ел. Однако, когда Черткова собралась покинуть Рим по настоянию её мужа, то Иосиф Виельгорский из чувства благодарности к Елизавете Григорьевне за её уход, помощь и заботу о нём снял с пальца кольцо и подарил его Чертковой. Зинаида Волконская, увидев это, с недовольством произнесла: «c'est immorale!». В. Н. Репнина-Волконская заметила по этому поводу, что когда Виельгорский угасал, то, по мнению З. А. Волконской, у него не должно было остаться никакого земного чувства.

Но это недовольство не оказалось продолжительным. Несмотря на недоразумение возле умирающего Виельгорского З. А. Волконская и Н. В. Гоголь продолжали встречаться, а в феврале 1841 года на её вилле состоялось благотворительное чтение Гоголем «Ревизора».

«Явление Мессии» Александра Иванова

Искусствоведу Н. Г. Машковцеву удалось выяснить некоторые детали работы известного живописца Александра Иванова над своей знаменитой картиной «Явление Христа народу». В 1934 году Машковцев обнаружил этюд головы дрожащего мальчика. Этот этюд представлял собой один из многочисленных ранних вариантов изображения дрожащего мальчика, который на картине вместе с отцом выходит обнажённым из воды Иордана после омовения. На другом эскизе изображён профиль головы отца с узнаваемым очертанием Гоголя. На этюде головы мальчика видна плохо различимая надпись «гр. Виельгорск…» Фигуры дрожащих от холода отца и сына глубоко символичны. В окончательном варианте эта одна из самых пластически прекрасных групп картины, считает Н. Г. Машковцев.

Отец приготовился вытереть сына куском сухой материи, но, по мысли исследователя, в этой мизансцене могла быть заложена мысль самого Гоголя: художник должен отобразить не только физическую дрожь от холода, но и метафизическую дрожь перед страхом Божиим. Тот факт, что Александр Иванов использовал в качестве моделей своих римских знакомых, широко известен. Но то, что на эскизе изображён именно Иосиф Виельгорский, и что эскиз принадлежит кисти Иванова, вызвал в среде искусствоведов дискуссии. Однако Машковцев постарался доказать на ряде косвенных признаков правоту своей догадки.

С этим выводом Н. Г. Машковцева соглашается гоголевед Игорь Виноградов. Он пишет, что дружба 30-летнего писателя и 22-летнего юноши была во многом дружбой наставника и ученика. Н. В. Гоголь познакомил Виельгорского с Александром Ивановым, и об этом в записной книжке Виельгорского сделана запись 20 декабря 1838 года: «Гоголь. Открытие нового Корреджио». В. И. Шенрок указывает, что под «новым Корреджио» безусловно имеется ввиду Александр Иванов.

После смерти Иосифа Гоголь продолжал пропагандировать творчество Александра Иванова его отцу. В 1846 году Гоголь написал письму графу Михаилу Виельгорскому о бедственном положении Иванова в Риме. Он просил графа Виельгорского познакомить русскую публику с творчеством выдающегося русского художника и попытаться помочь ему со сбором необходимых средств для существования. В этом же году, в сентябре, Гоголь переделал письмо в статью «Исторический живописец Иванов» для сборника «Выбранные места из переписки с друзьями». Гоголь писал Виельгорскому: «Не скупитесь, деньги все вознаградятся. Достоинство картины уже начинает обнаруживаться всеми».

Жизненная драма

Биография И. М. Виельгорского не содержала в себе ничего необыкновенного: Иосиф не успел зарекомендовать себя выдающимся творчеством, он не сверкал остроумием в салонах, не был во главе кружка единомышленников, но тем не менее, в памяти тех, с кем он столкнулся, Иосиф оставил самое благоприятное впечатление о своей одарённости, нравственной чистоте и характере цельной личности. Будучи товарищем детских игр и учёбы наследника российского престола, Иосиф Виельгорский в будущем мог совершить самую блестящую карьеру, о которой только могли мечтать отпрыски иных приближённых ко двору семейств. Об этом мечтал его отец, об этом неоднократно говорил сам государь Николай Павлович. На это рассчитывали его друзья, в частности Н. В. Гоголь.

Дружба с Гоголем. «Ночи на вилле»

Игорь Виноградов предполагает, что знакомство Гоголя с Иосифом Виельгорским могло произойти ещё в 1832 году, когда Гоголь помогал В. А. Жуковскому в составлении синхронистических таблиц по истории для преподавания курса всемирной истории наследнику цесаревичу, А. В. Паткулю и Иосифу Виельгорскому. Преподаванием словесности этим молодым людям занимался П. А. Плетнёв, ещё один друг и покровитель Гоголя. Но это косвенные указания на возможное знакомство. Прямых свидетельств этому нет. Есть лишь одно признание Гоголя А. С. Данилевскому: «Мы давно были привязаны друг к другу, давно уважали друг друга, но сошлись тесно, неразрывно и решительно братски только, увы, во время его болезни».

Результатом знакомства Гоголя и Иосифа Виельгорского стала повесть «Ночи на вилле», не законченная автором. Это произведение — своеобразный литературный памятник И. М. Виельгорскому, «полный мрачной экзальтации, впитавший в себя напряжённое отчаяние весенних римских ночей 1839 года, проведённых рядом с умирающим», как пишут современные исследователи. Гоголевед Ю. В. Манн пишет, что благодаря американскому учёному Саймону Карлинскому стала популярной версия о том, что в «Ночах на вилле» проявились гомосексуальные наклонности Гоголя. Манн считает, что за проявления дружеских чувств Гоголя к Виельгорскому принять гомосексуальную любовь очень сложно. Гомосексуальная связь в царской России была под строжайшим запретом. Поэтому, если принять версию Карлинского, «то придётся видеть во всём этом не просто невольное саморазоблачение, но сознательную, аффектированную демонстрацию порока, что едва ли возможно» в применении к Гоголю.

Напишите отзыв о статье "Виельгорский, Иосиф Михайлович"

Примечания

Комментарии

Литература

• Столетие военного министерства. Указатель биографических сведений, архивных и литературных материалов, касающихся чинов общего состава по канцелярии военного министерства с 1802 до 1902 г. включительно. Книга 1, стр. 180.
• Веневитинов М. А. Несколько слов о графе Иосифе Михайловиче Виельгорском // Русская старина. — СПб., 1898. — № 1. — С. 97—100.
• Самовер Н.В., Лямина Е.Э. «Бедный Иосиф». И. М. Виельгорский. Дневник. Письма // Российский фонд культуры Наше наследие. — М., 1998. — № 46. — С. 38—39. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0234-1395&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0234-1395].
• Виноградов Игорь К истории отношений Гоголя с Виельгорскими (в Италии и России). // Российский фонд культуры Наше наследие. — М., 1998. — № 46. — С. 56—59. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0234-1395&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0234-1395].
• Виельгорский И. М. Журнал 1838 года. Письма // Российский фонд культуры Наше наследие. — М., 1998. — № 46. — С. 40—55. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0234-1395&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0234-1395].
• Лямина Е. Э., Самовер Н. В. [books.google.ru/books?id=VVFpAAAAQBAJ&pg=PA509&lpg=PA509&dq=виельгорский+иосиф+михайлович&source=bl&ots=wf1FyyPSzb&sig=we97ZUC3C1ebblRu2DHYJZvYLXg&hl=ru&sa=X&ei=A-nYUsfnLOXV4wTq5IGYAQ&ved=0CGgQ6AEwEA#v=onepage&q=виельгорский%20иосиф%20михайлович&f=false «Бедный Жозеф»: жизнь и смерть Иосифа Виельгорского]. — М.: Яз. рус. культуры, 1999. — С. 218. — 559 с., [8] л. ил., портр., факс. с. — («Studia historica»). — 1000 экз. — ISBN 5-7859-0089-0.

Отрывок, характеризующий Виельгорский, Иосиф Михайлович

– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.