Византийская Испания

История Испании

Доисторическая Иберия

Завоевание Испании Римом

Римская Испания

Средневековая Испания

Вестготы

Королевство Галисия

Византийская Испания

аль-Андалус

Реконкиста

Испанская империя

Католические короли

Габсбургская Испания

Испания эпохи Просвещения

Испания нового и новейшего времени

Революция в Испании

Первая Испанская Республика

Испанская реставрация

Вторая Испанская Республика

Гражданская война в Испании

Франкистская Испания

Современная Испания

См. также

Искусство Испании

Портал «Испания»

Византийская Испания (также Спания, лат. Provincia Spaniae) — владения Восточной Римской империи в Испании в 552—624 годах, на землях, отвоеванных войсками императора Юстиниана у королевства вестготов.

Завоевание

Поводом для экспедиции в Испанию послужило обращение к императору вестготского аристократа Атанагильда, поднявшего восстание против короля Агилы I. Атанагильд просил оказать ему военную помощь, вероятно, обещая взамен, что вестготы снова признают себя федератами империи. По другому предположению, он уступал византийцам территорию на юге полуострова, который вестготы и так не контролировали.

Юстиниан воспользовался случаем вернуть Испанию под власть империи и весной 552 года отправил туда экспедицию во главе с патрицием Либерием. Покорение южной Испании облегчалось тем обстоятельством, что на этой территории сохранились римские порядки, власть местных магнатов, а жители, исповедовавшие ортодоксальное христианство, были враждебны готам-арианам. К тому же портовые города юга имели прочные торговые связи с Востоком.

К этому времени владения Византии уже вплотную приблизились к Испании В ходе Вандальской войны византийцы овладели африканским побережьем, крайним пунктом их владений на западе был Септем (Сеута), находившийся напротив испанского берега; Балеарские острова также были отвоеваны у вандалов.

Детали кампании нам неизвестны. Прокопий о ней вообще не упоминает, а сообщения Иордана и Исидора Севильского слишком скудны. К моменту высадки имперских войск Агила уже был убит и Атанагильд занял престол. Сторонники Агилы, впрочем, ещё продолжали сопротивление, а потому помешать византийцам король не мог. Договор с империей он соблюдать не собирался и через некоторое время начал с византийцами войну, результатов которой мы также не знаем. Очевидно, что для вестготов она была не слишком удачной, так как они не смогли изгнать византийцев и не смогли помешать им организовать на юге полуострова свою провинцию.

Однако, как полагают исследователи, и византийцы в Испании не встретили тёплого приема. Местная романская знать, не подчинявшаяся готам, не хотела признавать и власть императора. Не имея достаточной поддержки со стороны местного населения, оставалось рассчитывать только на военную силу, но Юстиниан, занятый войной на нескольких фронтах, не мог направить в Испанию значительных контингентов. Поэтому с мечтами о завоевании полуострова пришлось распроститься и ограничиться небольшими территориями. Около 554 года был заключён мирный договор, установивший границу византийских владений.

Границы и управление

Вопрос о границах Византийской Испании является давним предметом споров. Сведения в источниках очень скудные, а данные археологии могут быть интерпретированы по-разному. Существуют две крайние точки зрения: одни исследователи предполагают, что византийцы овладели всем югом Иберийского полуострова, включая его западное окончание (современную Алгарви), другие считают, что провинция состояла из нескольких приморских анклавов без хинтерланда, связь между которыми осуществлялась по морю.

Ряд исследователей полагает, что первоначальной столицей провинции была Кордуба, однако, есть серьёзные сомнения в том, что византийцы вообще владели Кордубой и Гиспалисом. Скорее всего, эти города были независимы и от вестготов и от империи. Если это так, то столицей с самого начала являлась Картагена Спартария (Картахена), бывший центр римской провинции Карфагенская Испания.

В административном отношении Спания подчинялась преторианскому префекту Африки. Возможно, что в состав новой провинции вошли Балеарские острова, бывшие во времена Римской империи частью Испанского диоцеза.

Патриций Либерий если и управлял провинцией, то очень недолго, так как уже в 553 году он вернулся в Константинополь. Постоянные войны с вестготами требовали объединения в одних руках военной и гражданской власти, по образцу Африки и Италии, где были созданы экзархаты.

Войны с Леовигильдом

Вестготский король Леовигильд воспользовался осложнением внешнеполитического положения Византии, на италийские владения которой в 568 году напали лангобарды, и в 570 году начал военные действия, перейдя Бетис и опустошив значительную часть византийских территорий. В следующем году он добился ещё больших успехов: с помощью предателя захватил хорошо укреплённый Асидон (Медина-Сидония), и оттеснил византийцев к побережью. Только отсутствие флота не позволило ему довести дело до конца и изгнать из Испании имперские войска. Затем он подчинил Кордубу, до этого времени сохранявшую независимость. В 572 году был заключён мир, по которому к вестготам отходила долина Бетиса, а византийцы сохраняли только узкую прибрежную полосу.

Следующее столкновение с вестготами произошло во время гражданской войны в 580-х годах. Сын Леовигильда Герменегильд провозгласил себя королём и поднял мятеж против отца при поддержке испано-римской знати. Его опорой были города Бетики: Кордуба, Гиспалис и Эмерита Августа (Мерида). Герменегильд перешёл в ортодоксальную (католическую) веру и рассчитывал на поддержку единоверцев: византийцев и свевов. Он вступил в переписку с императорами Тиберием II и Маврикием, а епископ Леандр Севильский, один из лидеров романской аристократии, отправился в Константинополь просить помощи.

Византийское правительство было не в состоянии направить в Испанию дополнительные силы, а местных войск было недостаточно. Король свевов Мирон в 583 году двинулся на помощь, но был разбит и погиб. Византийцы воспользовались гражданской войной и присоединили к своим владениям Кордубу, однако, в 584 году Леовигильд снова захватил её.

Коменциол

Победы Леовигильда угрожали византийцам потерей владений в Испании. Граница с вестготами настолько приблизилась к Картагене, что стала видна из города. Для исправления ситуации Маврикий послал в Испанию опытного военачальника Коменциола. В Картахене сохранилась надпись в его честь, датированная 589/590 годом. Коменциол именуется там патрицием, магистром войск (magister militum Spaniae) и ректором провинции. Он объединил в своих руках военное командование и гражданское управление, занимаясь, по свидетельству папы Григория I, даже назначением и смещением епископов.

Коменциолу удалось отвоевать часть территории, захваченной вестготами, и к 589 году вернуть Асидон.

Падение Византийской Испании

В 602 году Маврикий был свергнут и убит, после чего началась затяжная война с персами. Этим воспользовался вестготский король Виттерих, начавший войну с византийцами с целью овладения южной Бетикой и выхода к проливу. Возможно, в это время вестготы снова захватили Асидон.

Решительную победу над византийцами одержал король Сисебут. Византийцы были разбиты в двух сражениях и наместник провинции патриций Цезарий просил у вестготского короля мира. Тот согласился на переговоры, и в Константинополь было направлено совместное посольство. Императору, однако, было не до испанских дел, и послы вернулись ни с чем. Либо Ираклий согласился на сдачу Картагены и большей части территории. Также была потеряна Малака (Малага), второй по значению город провинции.

В 623—625 годах король Свинтила захватил почти все остатки византийских владений. По-видимому, все, что осталось у византийцев, это несколько пунктов в районе нынешнего Альхесираса, что вкупе с обладанием Септемом позволяло контролировать Гибралтарский пролив. Провинция Спания перестала существовать, её остатки были включены в Мавретанию II.

Экономика

Установление византийской власти вызвало оживление торговли на юге Испании. В Картагене был открыт монетный двор, который чеканил не только золотые солиды (монету чеканили и вестготы, но у них она была просто символом суверенитета), но и мелкую разменную монету, обеспечивавшую нужды торговли. Произошло возрождение рыночной экономики, пришедшей в упадок за время господства варваров. Помимо Картагены, возросла роль Малаки, ставшей важным транзитным пунктом для североафриканского импорта.

Вместе с тем, постоянные войны с вестготами и закрытие границы прервали экономические связи городов Византийской Испании с прочими городами полуострова и привели к переориентации на торговлю с Африкой и Востоком. Ожесточенные войны и частые набеги подрывали хозяйство в пограничных районах, а на саму провинцию легло бремя имперской налоговой системы. Это вызывало недовольство населения, чем пользовались вестготские короли.

При этом вестготское завоевание принесло новые беды, нанеся непоправимый вред местной экономике. Варвары намеренно разрушали взятые города, порты и торговые центры были разрушены повсеместно. Уничтожая порты, вестготы хотели воспрепятствовать возможной высадке византийцев, а нанося удар по торговым центрам, они ослабляли позиции торговцев — общественной группы, наиболее тесно связанной с Восточной империей.

Культурное влияние Византии

В регионах Пиренейского полуострова, оказавшихся в VI веке под властью Византийской империи, на местную культуру значительное влияние оказывала культура византийской Африки. Данный факт объясняется давними, а при византийцах вновь возобновившимися, связями Южной Испании с Северной Африкой, которую Юстиниан также аннексировал, создав административную единицу Африканский экзархат с центром в Карфагене. Данный факт подтвержают археологические раскопки двух церквей: в Альгезаресе к югу от г. Мурсия и в Сан-Педро-де-Алькантара близ современного г. Малага. В окрестностях г. Картахена были также обнаружены многочисленные амфоры и глиняная посуда североафриканского производства, что говорит об активных торговых связях испанских и африканских владений империи.

Византия оказала культурное влияние и на Толедское королевство. С конца VI века вестготские короли начали подражать византийцам в организации придворного чиновного аппарата и в не­которых внешних атрибутах власти монарха. Историки права отмечают обширные заимствования готскими законодателями юридических норм из кодекса Юстиниана. Сильное влияние Византия оказала на испанскую церковь: от манеры писания икон и формы литургии, до характера монастырских уставов.

Археологические данные свидетельствуют, что с середины VI века предметы и украшения, изготовленные в готском стиле, выходят из моды, и все более широкое распространение получает ремесленная продукция, носящая отпечаток византийского стиля. Архитектура также обнаруживает значительное византийское влияние.

См. также

• Мусульманская Испания

Литература

• Goubert P. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/rebyz_0258-2880_1945_num_3_1_928 L’administration de l’Espagne byzantine : I. Les Gouverneurs de l’Espagne byzantine] // Études byzantines, t. 3, 1945. pp. 127—142
• Goubert P. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/rebyz_0258-2880_1944_num_2_1_911 Byzance et l’Espagne wisigothique (554—711)] // Études byzantines, t. 2, 1944. pp. 5-78
• Корсунский А. Р. К вопросу о византийских завоеваниях в Испании VI—VII вв. // Византийский Временник. Т. XII. с. 33—45
• Циркин Ю. Б. Испания от античности к Средневековью. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, Нестор-История, 2010. — 456 с. — ISBN 978-5-8465-1024-1 ; ISBN 978-5-98187-528-1.

Ссылки

• [www.historik.ru/books/item/f00/s00/z0000047/st022.shtml Внешняя политика Юстиниана. Попытка Реставрации Римской империи на Западе]
• [www.vostlit.info/Texts/rus/Isidor_S/frametext.htm Исидор Севильский. История готов]

Отрывок, характеризующий Византийская Испания

Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.