Византийская икона Божией Матери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Византийская икона Божией Матери

Фрагмент иконы «Нечаянная радость со 120 чудотворными иконами Богоматери» (первая половина XIX века)
Дата появления:

7 апреля 732 года

Иконографический тип:

Одигитрия

Дата празднования

7 (20) апреля, 1 (14) мая

Византийская икона Божией Матери — икона Богородицы, почитаемая в Православной церкви. Празднование совершается 7 апреля и 1 мая (по юлианскому календарю).

По преданию икона была явлена 7 апреля 732 года. История её неизвестна, в Россию она была принесена из Рима и перед ней молился Пётр I в благодарность о победе в Полтавской битве.

Византийская икона относится к иконописному типу Одигитрия. Богородица изображена поколенно, на её левой руке изображён младенец Иисус. Его голова повёрнута от Богородицы вправо, правая рука благословляет, а левой он касается Богородицы. В руках Девы Марии, обнимающей Богомладенца, скипетр и держава. Головы Марии и Иисуса увенчаны коронами. Данная иконография, по мнению Н. П. Кондакова является влиянием на греческую живопись итальянского искусства и может быть датирована XVI веком. В русской иконописи царские регалии в руках Богородицы появляются на иконах с XVII века.

Гравированное изображение Византийской иконы, выполненное Г. П. Тепчегорским было включено в свод чудотворных икон, составленный в 1715—1716 годах. Известные клейма с изображением Византийской иконы на иконах конца XVIII века (например, «Явленные иконы Богородицы», конец XVIII — начало XIX века, Череповецкое музейное объединение).

Напишите отзыв о статье "Византийская икона Божией Матери"



Литература

Отрывок, характеризующий Византийская икона Божией Матери

– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.