Византийская музыка

Культура Византии
Искусство
Аристократия и бюрократия
Военное дело
Архитектура
Танцы
Кулинария
Одежда
Экономика
Историография
Быт
Византийский язык
Садоводство
Дипломатия
Монеты
Право
Литература
Музыка
Медицина
Образование
Философия
Наука

Музыка Византии не представляет собой стилистически единого культурного феномена.

Суждения о ней носят в большой степени гипотетический характер в связи с полным отсутствием нотных памятников светского музицирования и невозможностью расшифровки древнейших (конца X в.) памятников церковного (православного) пения. Уверенно расшифровываемые церковно-певческие рукописи (а также теоретические трактаты, описывающие традицию византийского церковного пения), которые дошли до нас, датированы значительно позже того времени, которое по общему признанию является временем расцвета Византийской империи.

История

Истоки

Согласно утверждениям некоторых музыковедов и критиков, в частности греков, византийская музыка претерпела сильное влияние древнегреческой музыкальной культуры. Советские музыковеды К. К. Розеншильд и Ю. В. Келдыш находили влияние персидской, еврейской, сирийской и армянской песенности и предполагали влияние позднеантичной греческой музыки. Также нужно отметить римское влияние, так как в состав Византии вошли такие культурные центры, как Александрия и Антиохия. Исследователь византийской культуры Е. Герцман считает, что византийская музыка является продолжением позднеантичной.

Церковное пение

Нотация византийской церковной музыки представляет собой региональную разновидность невменной нотации. В ней обычно выделяют четыре типа, соответствующих четырём стадиям исторического развития системы:

• ранневизантийская (другое название — палеовизантийская); отмечается в рукописях X — первой половины XII вв.;
• средневизантийская (другие названия — медиавизантийская, круглая) — в рукописях с последней четверти XII до 1400 г.;
• поздневизантийская и поствизантийская — в рукописях и раннепечатных книгах с начала XV в. до 1814 г.

Звуковысотная линия распевов, записанных в системе средневизантийской нотации (и позже), расшифровывается. Ритм (например, иррациональное удлинение отдельных звуков, ферматы и паузы), исполнительские нюансы (например, динамические акценты, глиссандо, агогика) и богатая орнаментика (например, орнаментальная микрохроматика и вибрато), также «закодированные» в оригинальных невмах, расшифровываются неоднозначно и поныне составляют предмет полемики (зачастую весьма острой) специалистов-византологов. Традиция музыкальной интерпретации рукописей палеовизантийской нотации утрачена.

В 1814 г. так называемые Три дидаскала (другие обозначения реформы — «Хрисанфова нотация» и «Новый метод») предложили метод упрощённой расшифровки древних нотных рукописей, который получил распространение в практике современного греческого богослужения как основной. В XX в. попытки расшифровки византийской нотации умножились. Начиная с 1936 г. на Западе редакторами (под руководством Эгона Веллеса) серии научных изданий Monumenta Musicae Byzantinae (MMB) был предложен свой способ расшифровки нотных рукописей. Их транскрипции передают мелодику как строго диатоническую, а ритмику как «свободную речевую». Эта «свобода», однако, в 5-линейной современной транскрипции MMB зафиксирована в виде всего лишь двух длительностей — четвертей и восьмых; таким образом, транскрипции редакторов MMB сильно напоминают (устаревшие) ритмизованные транскрипции григорианского хорала. Альтернативные (в основном, касающиеся ритма, реже мелодий) транскрипции памятников византийской нотации предложили видные западные учёные — немец Эвальд Яммерс (1962) и голландец Я. ван Бизен. Метод Бизена развил грек И. Арванитис, который настаивал на бинарной ритмике в византийских стихирах и ирмосах. В России ритмические транскрипции Арванитиса поддержала ученица И.Е.Лозовой М.Г.Школьник, которая приложила к византийским памятникам ритмическую систему, известную по русским (позднейшим) двоезнаменникам и музыкально-теоретическим трактатам. В самой Греции наиболее дерзкую попытку реставрации византийской церковной музыки предпринял Симон Карас (1903-1999), воспитавший целую школу своих последователей (один из самых ярких её представителей — Ликург Ангелопулос). Адепты неовизантийской традиции «трёх дидаскалов» отвергли реконструкцию Караса, охарактеризовав её как «непрофессиональную» и даже «еретическую».

Рецепция

Византийская традиция легла в основу певческих традиций православных церквей, отправляющих богослужение по византийскому обряду. При том что рецепция византийской традиции пения в Древней Руси, как таковая, не подвергается сомнению, «музыкально-технические» частности таковой рецепции, а особенно взаимодействие локального и греческого стилей в русской церковной музыке — предмет острой полемики в исследованиях отечественных и зарубежных музыковедов-историков.

Литература

• Wellesz E. A history of Byzantine music and hymnography. Oxford, 1961.
• Velimirovič M. Litugical drama in Byzantium and Russia // Dumbarton Oaks Papers 16 (1962).
• Jammers E. Musik in Byzanz, im päpstlichen Rom und in Frankenreich. Der Choral als Musik der Textaussprache. Heidelberg, 1962.
• Velimirovič M. The influence of the Byzantine chant on the music of the Slavic countries // Byzantine Studies 13 (1966).
• Biezen J. van. The middle Byzantine Kanon-notation of Ms. H. A palaeographic study with a transcription of 13 Kanons and a Triodion. Bilthoven, 1968.
• Conomos D. Byzantine hymnography and Byzantine chant. Brookline, Mass.: Hellenic College Press, 1984.
• Е. Герцман. [books.google.ru/books?ei=3i4UT9HkBcSg4gTa6vjDAw&hl=ru&id=yvkiAAAAMAAJ&dq=%D0%B2%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%BC%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0&q=#search_anchor Византийское музыкознание]. — Музыка, 1988. — 254 с.
• Rhythm in Byzantine chant. Acta of the congress held at Hernen Castle in November 1986. Hernen: A.A.Bredius Foundation, 1991. ISBN 90 71333 03 5.
• Giannelos D. La musique byzantine, le chant ecclésiastique grec, sa notation et sa pratique actuelle. Paris, 1996.
• Arvanitis I. The rhythmical and metrical structure of Byzantine heirmoi and stichera as a means to and a result of a new rhythmical interpretation of Byzantine chant // Le chant byzantin: état des recherches (colloque à l'Abbaye de Royaumont, 1996), ed. Christian Hannick et Marcel Pérès. Iasi, 2003 (= Acta Musicae Byzantinae 6)
• Conomos D. Music as religious propaganda: Venetian polyphony and a Byzantine response to the Council of Florence // Abba: the tradition of Orthodoxy in the West. Festschrift for Bishop Callistos (Ware) of Diokleia, edd. John Behr, Andrew Louth, Dimitri Conomos. Crestwood (NY), 2003, pp. 111–134.
• Лингас А. Византийская империя: Церковное пение // Православная энциклопедия. Т.8. Москва, 2004, сс.350-359.
• Арванитис И. Византийская нотация // Православная энциклопедия. Т.8. Москва, 2004, сс.360-376.

• Гл. ред. Ю. В. Келдыш. Музыкальная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1973. — Т. 1. — С. 774-778. — 1070 с.
• Savas J. Savas, N. Dufault. [books.google.ru/books?id=wm0XAQAAIAAJ&dq=Byzantine+music&hl=ru&sa=X&ei=D8oNT9zgIMOzhAec-vSlBA&ved=0CDwQ6AEwAQ Byzantine music: theory and practice]. — Holy Cross Orthodox Press, 1975. — 107 с. — ISBN 9780916586249.

Ссылки

• [analogion.com/site/html/index.html Портал Analogion] (посвящён истории и современным исполнительским интерпретациям византийского церковного пения; греч. и англ.)
• [www.monachos.net/content/liturgics/liturgical-studies/108-early-christian-and-byzantine-music-history-and-performance Conomos, Dimitri. Early Christian and Byzantine music: history and performance (англ.)]
• [stanthonysmonastery.org/music/History.htm Conomos, Dimitri. A brief survey of the history of Byzantine and post-Byzantine chant (англ.)]
• [www.csbi.ro/gb/index.html Centrul de Studii Bizantine Iaşi (публикатор научной серии «Acta Musicae Byzantinae», PDF)]
• [psaltika.ru/index.php Московская школа византийского пения "Псалтика"] (материалы по истории византийской музыки, переводы с греческого)
• [analogion.com/site/html/Kekragarion-FirstMode.html Подборка аудиозаписей одного и того же византийского песнопения в интерпретации различных музыкантов XX в.]

Отрывок, характеризующий Византийская музыка

– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.