Визер, Фридрих фон

Фридрих фон Визер
Friedrich von Wieser
Дата рождения:	10 июля 1851(1851-07-10)
Место рождения:	Вена, Австро-Венгерская империя
Дата смерти:	22 июля 1926(1926-07-22) (75 лет)
Место смерти:	Бруннвинкель, Австрия
Страна:	Австро-Венгрия Австро-Венгрия→ Австрия Австрия
Научная сфера:	экономика
Место работы:	Пражский университет, Венский университет
Альма-матер:	Венский университет
Научный руководитель:	Карл Менгер
Известные ученики:	Фридрих фон Хайек
Известен как:	создатель теории вменения, автор терминов «предельная полезность» и «альтернативные издержки»

Фри́дрих Ви́зер (нем. Friedrich von Wieser; 10 июля 1851, Вена — 22 июля 1926, Бруннвинкель) — экономист, представитель австрийской школы в политической экономии.

С 1903 профессор политэкономии в Венском университете. Совместно с К. Менгером и Э. Бём-Баверком разрабатывал теорию предельной полезности и ввёл этот термин. Опровергал марксистскую теории трудовой стоимости и прибавочной стоимости. Создал теорию вменения, согласно которой каждому из трёх факторов производства — труду, земле и капиталу — вменяется определённая часть ценности созданного ими продукта. Выдвинул теорию денег, определяя их ценность в зависимости от соотношения денежных и реальных доходов.

Биография

Родился в Вене 10 июля 1851 года. Его отец был интендантом австрийской армии во время австро-прусско-итальянской войны 1859 года, за что был возведён в дворянское звание. Впоследствии стал бароном, тайным советником и вице-президентом австрийского управления по аудиту. По окончании Бенедиктинской гимназии, где он подружился с Ойгеном фон Бём-Баверком, продолжил обучение на юридическом факультете Венского университета. Впоследствии поступил на государственную службу и некоторое время работал в министерстве финансов.

С целью углубления знаний по экономике продолжил её изучение в университетах Гейдельберга и Лейпцига. В 1883 году получил место приват-доцента в Венском университете и защитил докторскую диссертацию. После публикации книги нем. Ursprung und Hauptgesetze des wirthschaftlichen Werthes Карл Менгер рекомендовал Визера к занятию должности профессора в университете Праги. Преподавал в нём до 1902 года. В Праге женился на Марианне Вольф. В 1903 году Менгер передал ему заведование кафедрой в университете Вены. Преподавательская деятельность фон Визера прерывалась лишь один раз. В 1917—1918 гг. занимал должность министра торговли Австро-Венгерской империи. В 1922 году ушёл на пенсию, сохранив звание почётного профессора.

Умер 22 июля 1926 года в деревне Бруннвинкель под Зальцбургом от пневмонии. Захоронен в Вене.

Основные теории

Концепция альтернативных издержек

Фридрих фон Визер ввел сам термин предельной полезности и понятие альтернативных издержек.

Теория альтернативных издержек описана в монографии «Теория общественного хозяйства» 1914 года. Согласно ней:

• производительные блага представляют собой будущее. Их ценность зависит от ценности конечного продукта
• ограниченность ресурсов определяет конкурентность и альтернативность способов их использования
• издержки производства имеют субъективный характер и зависят от альтернативных возможностей, которыми приходится жертвовать при производстве некоего блага
• действительная стоимость (полезность) любой вещи есть недополученные полезности других вещей, которые могли быть произведены с помощью других ресурсов, истраченных на производство данной вещи. Данное положение известно также как закон Визера
• вменение осуществляется на основе альтернативных издержек — издержек утраченных возможностей

Вклад теории альтернативных издержек фон Визера в экономическую науку состоит в том, что она является первым описанием принципов эффективного производства.

Теория вменения

Ф. фон Визер ввёл в экономическую науку «теорию вменения». Сам термин «вменение» используется (лат. emplicit) в юриспруденции. Согласно юридическим трактовкам преступление может быть вменено убийце, хотя его причинами можно считать поведение жертвы, недостатки воспитания, общественный строй и т. д. Точно так же экономисты вменяют доход лишь основным экономическим факторам, несмотря на то, что в процессе производства имеется большое количество предпосылок

Согласно теории вменения ценность потребительских благ обуславливает оценку производственных ресурсов. Потребительские блага наделяют ценностью те факторы производства, которые принимают участие в их изготовлении. При этом учёный исходил из предпосылок:

• Индивиды не в состоянии непосредственно оценивать далёкие от них факторы производства, которые не связаны с конечным потреблением. Исходя из этого, продуктивные блага (труд, капитал) оцениваются опосредованно — через предельную полезность потребительских товаров, которые изготовлены с их помощью
• Считал возможным распределение доходов между основными факторами производства (труд, капитал, земля). Ф. фон Визер отмечает, что проблема распределения дохода стоит как перед изолированным хозяйством, так и перед первобытным народом, современным обществом и «будет существовать также и в экономике социалистического государства, если таковое когда-либо будет воздвигнуто». В приводимых примерах он указывает, что любой производитель оценивает, что даёт ему каждый рабочий, машина, вложение:

Подсчитано, что на капиталоемких предприятиях Германии денежный доход на каждого занятого составляет около 4000 марок, а на некапиталоёмких — около 2000 марок. Очевидно, нельзя объяснить добавочный доход в размере 2000 марок лишь как результат труда, применяемого на капиталоёмких предприятиях, так же, как и на капиталоэкстенсивных предприятиях нельзя весь доход объяснить применяемым на них трудом; в обоих случаях только часть дохода идёт на счёт непосредственно применяемого труда, а весь остаток должен — если мы абстрагируемся от доли предпринимателя — зачисляться на счет участвующего в данном производстве капитала. Ни один предприниматель не сможет без существенного ущерба вести расчеты по-иному, и образцовое социальное государство должно вести расчеты таким же образом.

Предложенная Визером теория вменения входит в принципиальные противоречия с марксизмом и трудовой теорией стоимости. Учёный в своей «Теории об общественном хозяйстве» вначале описывает базовые аргументы коммунистической идеологии. В частности, один из основных её лозунгов заключается в том, что земля и капитал в качестве необходимых вспомогательных средств труда не могут находиться в частной собственности, а должны принадлежать рабочему классу, организованному в мировом масштабе. Доли дохода от их использования не должны доставаться капиталистам и землевладельцам в качестве дохода, а должны распределяться лишь непосредственно между рабочими. Теория вменения, предполагающая распределение доходов между факторами производства (трудом, капиталом и землёй), согласно Визеру, разбивает один из аргументов марксистов о том, что «доходы, получаемые землевладельцами и капиталистами, произведены за счет рабочих, создающих весь доход, и поэтому для этих доходов нет иного объяснения, кроме эксплуатации».

На момент создания теории вменения в экономической науке признанной была трудовая теория стоимости. Ознакомившись с трудами предшественников, Визер отмечает, что лишь в сочинениях Давида Рикардо был ясно показан один из очевиднейших случаев вменения: «если на лучшем поле при одинаковой обработке получают больший доход, чем на худшем, то легко понять, что для этого добавочного дохода решающим фактором является не труд, а качество поля, и такой доход без обиняков можно назвать добавочным доходом лучшего поля».

Решение проблемы вменения учёный видел в построении систем уравнений различных комбинаций производственных факторов. К примеру, если производственные блага x, y, z, при различных сочетаниях которых производится продукт с определённой ценностью, то представляется возможным определить вклад каждого из факторов в ценность продукта.

• Производство 1: X + Y = 300
• Производство 2: 6X + Z = 900
• Производство 3: 4Y + 3Z = 1700

Путём несложных математических действий можно определить, что фактор X = 100, Y = 200, Z = 300.

Социальная экономика

В последние годы жизни Визер занялся изучением социологии. Проблемы социальной экономики описаны в монографиях «Теории общественного хозяйства» и «Законе власти». Он пытался объяснить социальную эволюцию экономическими силами, воздействием экономического интереса отдельных индивидов на процессы развития общества. Учёный отмечает, что основополагающим фактором развития является появление частной собственности на такие блага, для которых существенно соотношение между их потребностью наличием. При появлении частной собственности разгорается «борьба за владение», которая приводит к войнам и различным преступлениям. Противодействие им является стимулом формирования соответствующего законодательства (гражданского, торгового, вексельного, уголовного и др. видов права). «С тех пор как свобода личности гарантирована юридически, борьба за личную свободу превратилась в борьбу за продукт труда, и в этой форме она дошла до наших дней».

Литература

Список произведений

• нем. Ursprung und Hauptgesetze des wirthschaftlichen Werthes (рус. Происхождение и основные законы экономической ценности) 1884
• нем. Der natürliche Werth (рус. Природная ценность) 1889
• нем. Die österreichische Schule und die Werth Theorie (рус. Австрийская школа и теория ценности) 1891
• нем. Die Theorie des Wertes (рус. Теория ценности) 1891
• нем. Die Theorie der städtischen Grundrente (рус. Теория государственной ренты) 1909
• нем. Recht und Macht (рус. Право и власть) 1910
• нем. Das wesen und der Hauptinhalt der theoretischen Nationalökonomie (рус. Сущность и основное содержание теоретической экономики) 1911
• нем. Theorie der gesellschaftlichen Wirtschaft (рус. Теория общественного хозяйства) 1914 — первое издание, 1924 — второе издание
• нем. Das Gesetz der Macht (рус. Закон власти) 1926

Библиография

• Автономов В. С. [ek-lit.narod.ru/ausabout.htm Австрийская школа и её представители] // Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер / Предисл., коммент., сост. В. С. Автономова. — М.: Экономика, 1992. — (Экон. наследие). — ISBN 5-282-01471-8.
• Базилевич В. Д., Гражевська Н. І., Гайдай Т. В. та ін. Австрійська школа граничної корисності // Історія економічних учень: Підручник: У 2 ч. / Під редакцією В. Д. Базилевича. — К.: Знання, 2006. — Т. 1. — С. 447—470. — 582 с. — ISBN 966-346-149-7.
• Блауг М. Визер, Фридрих фон // 100 великих экономистов до Кейнса = Great Economists before Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2008. — С. 70-72. — 352 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-01-9.
• Визер Фридрих // Вешин — Газли. — М. : Советская энциклопедия, 1971. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 5).</span>
• [gallery.economicus.ru/cgi-bin/frame_rightn.pl?type=in&links=./in/wieser/biogr/wieser_b2.txt&img=bio.jpg&name=wieser Фридрих Фрайхерр фон Визер (1851—1926)] // The new Palgrave a Dictionary of Economics / ed. by J. Eatwell, M. Milgate, P. Newman. Перевод А. С. Скоробогатова. — 1987. — 2650 с. — ISBN 0935859101.
• Bostaph S. Wieser on Economic Calculation under Socialism (англ.) // The Quarterly Journal of Austrian Economics. — 2003. — Vol. 6, no. 2. — P. 3—34.
• Hayek F. A. [books.google.com.ua/books?id=AACwJ68vBukC&pg=PA108&hl=ru&source=gbs_toc_r&cad=4#v=onepage&q&f=false Friedrich von Wieser (1851—1926)] // The Fortunes of Liberalism: Essays on Austrian Economics and the Ideal of Freedom / ed. by Klein P. G.. — Chicago: The University of Chicago Press, 1992. — Vol. 4. — P. 108—125. — 269 p. — ISBN 0-226-32064-2.

Ссылки

• [www.libertarium.ru/libertarium/lib_mbv_v Текст «Теории общественного хозяйства» Ф. фон Визера]

Отрывок, характеризующий Визер, Фридрих фон

– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.