Викандер, Стиг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стиг Викандер
Oscar Stig Wikander

Стиг Викандер в 1960-е годы
Дата рождения:

27 августа 1908(1908-08-27)

Место рождения:

Норртелье, Швеция

Дата смерти:

20 декабря 1983(1983-12-20) (75 лет)

Место смерти:

Уппсала, Швеция

Страна:

Швеция Швеция

Научная сфера:

индоиранистика, история религий, лингвистика

Место работы:

Уппсальский университет

  • преп. истории религий (1947-1948)
  • гл. спец. по санскриту и индоевропейской компаративистике (1953-1974)
Альма-матер:

Уппсальский университет

Научный руководитель:

Артур Кристинсен,
Х. С. Нюберг

Известные ученики:

Фольке Йосефсон, Гунилла Грен-Эклунд, Бу Утас

О́скар Стиг Викандер (швед. Oscar Stig Wikander; 27 августа 1908, Норртелье — 20 декабря 1983, Уппсала) — шведский индоиранист, историк религий, исследователь мифологии, лингвист.





Молодость

Стиг Викандер родился в Норртелье в центральной Швеции в семье фармацевта. Он окончил среднюю школу в Уппсале в семнадцать лет и сразу же поступил в университет города. Прежде чем ему исполнилось девятнадцать лет, он достиг больших успехов в изучении греческого и латинского языков. После этого он отправляется изучать иранские и индийские языки и религии в Париж, Берлин и Копенгаген, где профессором был Артур Кристинсен (1875—1945).

Научная деятельность

Вскоре Викандер стал известен как блестящий молодой ученый с широкими интересами и глубокими познаниями во многих областях. В 1935 и 1936 годах он вместе с Гео Виденгреном (1907—1996) принимал участие в семинарах по Авесте, проводимых его старшим соотечественником, профессором семитских языков Уппсальского университета Х. С. Нюбергом (1889—1974). В 1938 году Викандер защитил диссертацию на факультете искусств Уппсальского университета, став тем самым первым кандидатом иранских языков и религии в Швеции. Его исследование лексических свидетельств санскрита и авестийского языка о религиозном значении группировок молодых воинов вышло под названием «Der arische Männerbund» («Арийские мужские союзы»). Эта работа в значительной степени была определена исследованиями австрийского фольклориста Отто Хёфлера (1901—1987), который между 1928 и 1934 годами был преподавателем немецкого языка в Лундском университете. В январе 1938 года Хёфлер был назначен профессором немецкой филологии и фольклора в Мюнхенском университете, где Викандер преподавал шведский язык в 1938-39 годах. В 1941 году он опубликовал своё исследование об индоиранском боге ветра Ваю. Впоследствии Лундский университет предоставил Викандеру право чтения лекций и назначил его преподавателем (доцентом) иранских языков. В конце Второй мировой войны он служил в качестве делегата Красного Креста в Греции и Турции.

В течение учебного года 1947-1948 годов Викандер преподавал историю религий как приглашённый профессор в Уппсальском университете, где в 1953 году он был назначен главным специалистом по санскриту и индоевропейской компаративистике (сравнительному языкознанию). Викандер ушёл на пенсию в 1974 году. Среди его студентов были профессор сравнительного индоевропейского языкознания Гётеборгского университета Фольке Йосефсон (р. 1934), профессор кафедры индологии Гунилла Грен-Эклунд (р. 1938) и профессор кафедры иранских исследований Уппсальского университета Бу Утас (р. 1938). Жена Викандера, Гуннель Хейкель (1911-73), была медсестрой, у них три дочери.

Викандер был международно-активным учёным и поддерживал оживлённые контакты с ведущими религиоведами. Степень его дружбы с Мирчей Элиаде (1907—1986) документально подтверждается их недавно опубликованной перепиской[1]. В начале своей карьеры Викандер подружился с Жоржем Дюмезилем (1898—1986), который преподавал французский язык в Уппсальском университете между 1931 и 1933 годами. Дюмезиль обратил внимание на исследования Викандера (1947, 1949) для разработки своей теории индоевропейской религии[2]. В учебном году 1959-60 Викандер был приглашенным профессором в Колумбийском университете, Нью-Йорк, а в 1967 он преподавал в Колледже Мексика, Мехико. В октябре и ноябре 1967 года Викандер по приглашению Элиаде читал лекции о мифологическом и национальном эпосе в Университете Чикаго[3].

Главные работы

  • Der arische Männerbund: Studien zur indo-iranischen Sprach- und Religionsgeschichte, Lund, 1938. («Арийские мужские союзы: исследование в области истории индоиранских языков и религий»)
  • Vayu: Texte und Untersuchungen zur indo-iranischen Religionsgeschichte, Quaestiones Indo-Iranicae 1, Uppsala and Leipzig, 1941. («Ваю: тексты и исследования по истории индоиранских религий»)
  • Feuerpriester in Kleinasien und Iran, Acta Regia Societatis humaniorum litterarum Lundensis 40, Lund, 1946. («Жрецы огня в Малой Азии и Иране»)
  • «Pāṇḍavasagan och Mahābhāratas mystiska förutsättningar», Religion och Bibel 6, 1947, pp. 27–39; tr. as «La légende des Pândava et la substructure mythique du Mahâbhârata», in Jupiter, Mars, Quirinus: IV — Explication de textes indiens et latins, by G. Dumézil, Bibliothèque de l’Ecole des hautes études: Section des sciences religieuses 62.4, Paris, 1948, pp. 37–53.
  • «Sur le fonds commun indo-iranien des épopées de la Perse et de l’Inde», La nouvelle Clio: Revue mensuelle de la découverte historique 1-2, 1949, pp. 310–29. («Общее в индоиранском эпосе Персии и Индии»)
  • Recueil de texts kourmandji, Uppsala Universitets Årsskrift 10, Uppsala, 1959.
  • «Maya and Altaic: Is the Maya Group of Languages Related to the Altaic Family», Ethnos 32, 1967, pp. 141–48. («Майя и алтайские языки: относится ли группа языков майя к алтайской семье»)
  • «Maya and Altaic II», Ethnos 35, 1970, pp. 80–88.
  • «Maya and Altaic III», Orientalia Suecana 21, 1972, pp. 186–204.
  • Araber, vikingar, väringar, Svenska humanistiska förbundet 90, Lund, 1978. («Арабы, викинги, варяги»)

Напишите отзыв о статье "Викандер, Стиг"

Примечания

  1. Timuş, 2005
  2. Lincoln; Littleton, pp. 157-58
  3. Timuş, 2004

Литература

  • B. Lincoln, «Rewriting the German War God: Georges Dumézil, Politics and Scholarship in the Late 1930s», History of Religions 37, 1998, pp. 187–208.
  • C. S. Littleton, The New Comparative Mythology: An Anthropological Assessment of the Theories of Georges Dumézil, 3rd ed., Berkeley, Calif., 1982, pp. 156–61 about Wikander; orig. ed., 1966.
  • M. Timuş, «Les „Haskell Lectures“ de Stig Wikander», Archaeus 8, 2004, pp. 265–322.
  • M. Timuş, Întotdeauna orientul: Corespondenta Mircea Eliade — Stig Wikander 1948—1977 (Always the Orient: The correspondence between Mircea Eliade and Stig Wikander), with a preface by Giovanni Casadio and an afterword by Frantz Grenet, Iaşi (Rumania), 2005.

Ссылки

  • [www.iranica.com/articles/wikander-oscar-stig Stig Wikander] // Encyclopaedia Iranica (англ.)

Отрывок, характеризующий Викандер, Стиг

Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.