Викем, Джон Клементс

Джон Клементс Викем
англ. John Clements Wickham
Дата рождения	21 ноября 1798(1798-11-21)
Место рождения	Лейт, Шотландия, Великобритания
Дата смерти	6 января 1864(1864-01-06) (65 лет)
Место смерти	Биарриц, Франция
Принадлежность	Великобритания Великобритания
Род войск	Военно-морской флот Великобритании
Годы службы	1824 — 1863
Звание	Капитан
Командовал	гидрографический корабль «Бигль»

Джон Клементс Викем (англ. John Clements Wickham, 21 ноября 1798 — 6 января 1864) — офицер военно-морского флота Великобритании, судья, администратор. В звании лейтенанта служил на гидрографическом корабле Бигль, во время его второго плавания, в котором принял участие Чарльз Дарвин. В 1837—1841 годах — капитан «Бигля».

После своего ухода из Королевского флота с 1843 года был полицейским судьёй района Мортон-Бей колонии Нового Южного Уэльса.

Ранние годы

Джон Клементс Викем родился в семье офицера Королевского флота Самуэля Викема, который на стороне Британии участвовал в войне за независимость Соединённых Штатов. После поражения королевских сил он покинул Америку и поселился в Шотландии. 16 июня 1795 года Самуэль Викем женился на Эллен Сюзен Нейлор. Джон Викем родился 21 ноября 1798 года, в Лейте.

Морская карьера

21 февраля 1812 года Джон Клементс Викем поступил на Королевский флот. В 1815 году в должности мичмана был назначен на корабль «Соловей», а в 1818 году переведён на корабль «Гиперион». В 1819 году сдал экзамен на чин лейтенанта.

В 1825 году Джон Викем получил назначение вторым лейтенантом на гидрографический корабль «Адвенчур», которым командовал Филлип Паркер Кинг, сын третьего губернатора Нового Южного Уэльса Филиппа Джидли Кинга. «Адвенчур» и другой корабль экспедиции «Бигль» были направлены в южные воды для обследования берегов южной части Южной Америки и Огненной Земли.

В 1831 году Викем в качестве 1-го лейтенанта был переведён на «Бигль», который под командованием капитана Роберта Фицроя, должен был завершить исследования Патагонии и Огненной Земли, а затем обследовать побережье Чили и Перу. Дальнейший путь экспедиции лежал в Тихий океан к Галапагосским островам, Таити, Западное Самоа, Фиджи и Новой Зеландии. Именно в этой экспедиции принял участие молодой натуралист Чарльз Дарвин. После захода в Австралию, «Бигль» пересёк Индийский океан с заходом на Кокосовые острова и Маврикий. В Атлантическом океане экспедиция посетила остров Святой Елены, острова Вознесения. Баию на побережье Южной Америки и Пернамбуку. Экспедиция вернулась в Англию в 1836 году.

10 января 1837 года он был повышен в звании до капитана и назначен командиром «Бигля» в новой гидрографической экспедиции, которая отправлялась для описания побережья Австралии. Лейтенантом на «Бигль» в этой экспедиции был назначен Джон Лорт Стокс, товарищ Викема по двум первым плаваниям «Бигля».

В 1841 году из-за болезни Викем подал в отставку. Командование «Биглем» было передано лейтенанту Стоксу, который продолжил исследования у берегов Новой Зеландии и в 1843 году завершил путешествие.

Гражданская служба

После ухода в отставку Джон Викем поселился в Австралии, в штате Новый Южный Уэльс (ныне Квинсленд). Здесь он получил должность полицейского судьи, которую занимал до назначения государственным представителем в Мортон-Бей в 1853 году.

В 1859 году Викем подал в отставку и, покинув Австралию, поселился на юге Франции, в Биаррице. Здесь в 1864 году Джон Клементс Викем умер.

Литература

• A. A. Morrison, [adb.anu.edu.au/biography/wickham-john-clements-2790/text3977 «Wickham, John Clements (1798—1864)»], Australian Dictionary of Biography, National Centre of Biography, Australian National University (also available in hard copy in Australian Dictionary of Biography, Vol. 2, (1967, Melbourne University Press) p 597).
• G.J. McCarthy, [www.asap.unimelb.edu.au/bsparcs/biogs/P000898b.htm Wickham, John Clements (1798—1864)], Encyclopedia of Australian Science 2010.

Отрывок, характеризующий Викем, Джон Клементс

– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.