Викентий из Кельчи

Викентий из Кельчи, он же Винсент из Кельц (польск. Wincenty z Kielczy, Wincenty z Kielc; род. ок. 1200 — ум. после 1263) — польский священник, поэт, первый известный польский композитор.

Точное место рождения неизвестно. На право называть его «своим» претендуют город Кельце и силезское село Кельча. Приблизительно с 1222 года был капелланом епископа краковского Иво Одровонжа. В 1257 году стал каноником краковским, в 1258—1260 годах был приором монастыря доминиканцев в Рацибуже.

Автор двух версий жития епископа краковского Станислава: Vita minor для канонизации этого епископа и Vita maior как политической декларации идеи объединения Польши, раздробленной на княжества — она могла стать снова одной, так же как по легенде чудом соединились части тела епископа, разрубленные королём Болеславом Смелым.

Считается автором доминиканской летописи — хроники истории Польши, из которой мог черпать сведения Ян Длугош, которая сама не сохранилась. Возможно Винсент был первым, кто назвал короля Мешко II бездельником (Gnuśnym), несмотря на очень высокое образование короля, его попытки активной политики и более общие, международные причины кризиса государства. Такая несправедливая оценка короля надолго осталась широко распространённой.

Винсент является первым известным по имени польском композитором. Автор официума Historia gloriosissimi Stanislai (известного також и как Dies adest celebris), сочинённого для обряда переноса тела (лат. translatio corporis) епископа до алтаря (1254). В состав официума входит известная польская песня Gaude Mater Polonia, которую рыцари пели после удачной битвы.

Отрывок, характеризующий Викентий из Кельчи

Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.