Виконт Монтгомери Аламейнский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Виконт Монтгомери Аламейнский из Хиндхэда, в графстве Суррей — дворянский титул в пэрстве Соединённого королевства. Титул был создан в 1946 году для одного из крупнейших британских военачальников Второй мировой войны — фельдмаршала сэра Бернарда Монтгомери,[1] в честь его решающей победы во Второй битве при Эль-Аламейне (23 октября — 3 ноября 1942 года) в египетском городе с таким именем, которое решило судьбу знаменитого Африканского корпуса фельдмаршала Роммеля.

По состоянию на 2014 год титул принадлежит его сыну, второму виконту, который наследовал отцу в 1976 году. Он потерял своё место в Палате лордов после принятия Акта о Палате лордов 1999 года. Тем не менее, лорд Монтгомери вернулся в Палату лордов в 2005 году на выборах независимых наследственных пэров, заменив скончавшуюся баронессу Стрендж.



Виконты Монтгомери Аламейнскии

Наследник: достопочтенный Генри Дэвид Монтгомери (род. 2 апреля 1954), единственный сын 2-го виконта.

Напишите отзыв о статье "Виконт Монтгомери Аламейнский"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990.
  • [www.leighrayment.com/peers/peersM5.htm ]

Примечания

  1. London Gazette: [www.gazettes-online.co.uk/ViewPDF.aspx?pdf=37461&geotype=London&gpn=864&type=ArchivedIssuePage (Supplement) no. 37461, page 864], 8 February 1946

Отрывок, характеризующий Виконт Монтгомери Аламейнский

– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.