Виктория и её гусар

Виктория и её гусар
Viktoria und ihr Husar
Композитор	Пал Абрахам
Автор(ы) либретто	Альфред Грюнвальдъ Фриц Лёнер-Беда
Количество действий	3 действия с прологом
Год создания	1929-1930 года
Первая постановка	21 февраля 1930 года
Место первой постановки	Будапешт

Виктория и её гусар (нем. Viktoria und ihr Husar) — оперетта венгерского композитора Пала Абрахама на либретто Альфреда Грюнвальда и Фрица Лёнер-Беда.

Премьера состоялась 21 февраля 1930 года в Будапеште. За дирижерским пультом был композитор. В Германии «Викторию» первый раз увидели в Лейпциге 7 июля 1930 года. Венская премьера прошла в театре Ан дер Вин 23 декабря 1930 года. Английская версия увидела свет в лондонском Театре Палас 17 сентября 1931 года. Автор английского текста — Гарри Грэм.

Создание

История Виктории разворачивается после Первой мировой войны. Гусарский ротмистр Иштван Кольтаи и его денщик сбегают из исправительной колонии в Сибири. Они прибывают в Японию, чтобы просить убежища в Посольстве Соединенных Штатов Америки. Посол (легат) Джон Канлайт дает им приют и знакомит со своей венгерской женой Викторией. Оказывается, что Виктория и Кольтаи не только знакомы, но и были влюблены и помолвлены до войны.

При создании "Виктории" Абрахаму удалось удачно совместить традиционные венгерские мотивы, которыми так известны оперетты Имре Кальмана, с обворожительными танцевальными мелодиями модного в то время джаза. Ещё одной отличительной чертой оперетты является наличие сразу двух характерных героев, а соответственно и двух субреток. Это придает их дуэтам и юмористическим диалогам ещё больше шарма и добавляет популярности среди зрителей.

Действующие лица

Виктория	Графиня из Венгрии	сопрано
Иштван (Стефан) Кольтаи	Гусарский поручик, попавший в плен в Первой Мировой войне	тенор
Джон Канлайт	Американский посол, муж Виктории	баритон
Граф Ферри Хегедюш	Брат Виктории	тенор
О Лиа Сан	Невеста графа Ферри	сопрано
Рикетт	горничная Виктории	сопрано
Янши	денщик Кольтаи	тенор
Бела Пёркёлти	градоначальник	баритон
Японский священник		баритон

Сюжет

Действие происходит после 1918 года.

Пролог

Сибирь. Гусар Иштван Кольтаи и его денщик Янши сбегают из советского лагеря, избежав смертельного приговора.

Первый акт

Япония. Посольство США. В посольстве празднуется помолвка Ферри и Лио Сан. После праздника в посольстве появляются Кольтаи и Янши. Представившись послу другим именем, Кольтаи объясняет, что они венгры и сбежали из сибирской тюрьмы и теперь им нужна дипломатическая защита. Жена посла графиня Виктория - венгерка, и он с радостью принимает их. На самом деле, Кольтаи и Виктория давно друг друга знают. Поэтому гусар, увидев свою возлюбленную в окне посольской машины, решает просить убежища в Посольстве. Они встречаются вновь на свадьбе Ферри и Лиа Сан.

Второй акт

Петроград. Посольство США. Канлайт получает назначение в Петроград, вместе с ним приезжают и Кольтаи с Янши. Янши мечтает вернуться на родину, но Кольтаи готов вернуться только вместе с Викторией. На приеме Виктория просит любимого уехать, ведь он может быть схвачен русскими властями в любой момент. Гусар объясняется с Викторией: только мысль о ней помогла ему пройти сквозь ужасы войны и выжить в плену и в тюрьме, а она предала его, выйдя замуж за другого. Виктория рассказывает, что Иштван Кольтаи числился в списках погибших вместе с остальными солдатами и офицерами своего полка. В посольство входят русские должностные лица, и Кольтаи, несмотря на очевидную любовь Виктории, готовится покинуть его без неё. Видя, что жизнь Кольтаи под угрозой, Виктория лишается чувств, и тогда Канлайт понимает, что его жена всю жизнь любит другого.

Третий акт

Год спустя. Доросма. Виктория развелась с мужем и вернулась в родной город. В городе празднуют сбор урожая винограда. В этой местности есть обычай, что в этот день должно быть сыграно три свадьбы. Первой парой будут Ферри и Лиа Сан, ведь их японский брак недействителен в Венгрии. Второй - Янши и Рикетт, горничная Виктории. Граф Ферри хочет, чтобы Виктория вернулась к Канлайту, который незадолго до этого назначен послом в Венгрии. Виктория готова попробовать начать все сначала, но Канлайт приезжает не один. С собой он привозит Иштвана Кольтаи. Он слишком сильно любит свою жену, чтобы позволить ей быть несчастной. Виктория и Кольтаи становятся третьей парой, которая играет свадьбу в Праздник урожая винограда.

Ссылки

• [www.operett.hu/musor/paul-abraham-victoria-and-her-hussar/136/5268/9 О постановке будапештского Театра оперетты 2013 года]
• [www.omm.de/veranstaltungen/musiktheater20062007/W-victoria-und-ihr-husar.html О германоязычной постановке 2007 года]

Отрывок, характеризующий Виктория и её гусар

– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.