Викторов, Михаил Иванович

Священномученик Михаил Викторов
Михаил Иванович Викторов
Рождение	1871(1871) село Болошнево, Рязанский уезд, Рязанская губерния
Смерть	11 апреля 1933(1933-04-11) Соловецкий лагерь особого назначения
Почитается	в православии
Прославлен	11 апреля 2006 года / Священный Синод Русской православной церкви / Москва, храм Христа Спасителя
В лике	священномучеников
День памяти	29 марта (11 апреля)
Подвижничество	мученическая смерть

Михаил Иванович Викторов (1871, село Болошнево, Рязанский уезд, Рязанская губерния — 11 апреля 1933, Соловецкий лагерь особого назначения) — священник, протоиерей Русской православной церкви.

Причислен к лику святых как священномученик в 2006 году для общецерковного почитания по представлению Рязанской епархии. Племянник — священномученик Леонид Викторов.

Биография

Родился в семье протоиерея о. Иоанна Викторова. Окончил Рязанскую духовную семинарию (1894). После окончания семинарии рукоположён к церкви села Болошнева, построенной при участии его отца, бывшего первым настоятелем церкви. В Болошневской церкви отец Михаил прослужил до своего ареста.

17 января 1930 года был арестован и по приговору тройки ОГПУ (ст. 58-10 УК РСФСР — шпионаж) осуждён на 3 года лагерей с отбыванием наказания в Соловецком лагере особого назначения. В этом лагере протоиерей Михаил и скончался через три года — 11 апреля 1933 года, придя за справкой об освобождении.

Ссылки

• [pstgu.ru/news/martir/2012/04/11/36566/ Викторов Михаил Иванович]
• [purgos.narod.ru/data/april/mihailvikt_s.htm Священномученик Михаил (протоиерей Викторов Михаил Иванович)]

Отрывок, характеризующий Викторов, Михаил Иванович

На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.