Некрасов, Виктор Платонович
Поделись знанием:
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
(перенаправлено с «Виктор Некрасов»)
| Виктор Платонович Некрасов | ||||||||
 | ||||||||
| Род деятельности: | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Направление: | ||||||||
| Жанр: | ||||||||
| Язык произведений: | ||||||||
| Премии: |
| |||||||
| Награды: |
| |||||||
Ви́ктор Плато́нович Некра́сов (4 (17) июня 1911, Киев — 3 сентября 1987, Париж) — русский советский писатель, диссидент и эмигрант, лауреат Сталинской премии второй степени (1947).
Содержание
Биография
Родился Виктор Некрасов 4 (17) июня 1911 год в Киеве, в семье врача. Отец — Платон Федосеевич Некрасов, мать — Зинаида Николаевна Некрасова. Старший брат Коля Некрасов юношей был запорот до смерти (петлюровцами[1] или красными[2]).
В 1936 году Виктор Некрасов окончил архитектурный факультет Киевского строительного института (учился у Иосифа Каракиса, с которым долгие годы поддерживал близкие отношения[3]), параллельно проходил обучение в театральной студии при театре. После окончания института работал актёром и театральным художником (во Владивостоке, 1937—1938; в Кирове, 1938—1940; в Ростове-на-Дону, сентябрь 1940—1941).
В Ростове Некрасов служил в Театре Красной армии СКВО, выступавшем по военным гарнизонам и армейским лагерям. Как вспоминала актриса Варвара Шурховецкая, служившая в том же театре, что и Виктор, после начала Великой Отечественной войны актёры — несмотря на полагавшуюся им бронь — стали проситься на фронт; однако из всей труппы удалось попасть на фронт только Некрасову (по военной специальности он был сапёром, а их не хватало)[4].
Призван Кагановичевским РВК, Ростовской области 24 августа 1941 года.В 1941—1944 годы Некрасов был на фронте полковым инженером и заместителем командира сапёрного батальона.
С апреля по август 1942 года воевал на Харьковском фронте. С августа 1942 года — на Сталинградском фронте. Награждён медалью "За оборону Сталинграда"[5].
Приказом ВС 62 армии №: 97/н от: 19.02.1943 года старший лейтенант Некрасов, полковой инженер 1047-го стрелкового полка 284 стрелковой дивизии, награждён медалью "За отвагу", за минирование переднего края обороны и укрепления позиций обороны возле завода Метиз.[6]
С апреля 1943 года — Юго-Западный и 3-й Украинский фронт.
Приказом ВС 8-й гвардейской армии №: 221/н от: 09.05.1944 года гвардии капитан Некрасов, зам.командира по строевой подготовке 88-го гвардейского отдельного саперного батальона, награждён орденом Красной Звезды за восстановление двух разрушенных мостов и переправу через реку Западный Буг двух орудий, на построенных силами его подразделения плотах, под исключительным огнём противника.[7]
После ранения в Польше, в начале 1945 года, в звании капитана был демобилизован. Член ВКП(б) с 1944 года (исключён из партии в 1973).
Повесть «В окопах Сталинграда», опубликованная в 1946 году в журнале «Знамя» (1946, № 8—10), была одной из первых книг о войне, написанных правдиво, насколько это было возможно в то время.
Она принесла писателю подлинную славу: переиздана общим тиражом в несколько миллионов экземпляров, переведена на 36 языков. За эту книгу, после её прочтения Иосифом Сталиным, Виктор Некрасов получил в 1947 году Сталинскую премию 2-й степени. По мотивам повести и по сценарию Некрасова в 1956 году был снят фильм «Солдаты», отмеченный премией Всесоюзного кинофестиваля (в этом фильме сыграл одну из своих первых больших киноролей Иннокентий Смоктуновский).
По сценариям Виктора Некрасова поставлены кинофильмы «Город зажигает огни» (1958) и «Неизвестному солдату» (1961).
В 1959 году Некрасов пишет повесть «Кира Георгиевна» и выступает в «Литературной газете» с рядом статей о необходимости увековечить память советских людей, расстрелянных фашистами в 1941 году в Бабьем Яру. Некрасова стали обвинять в организации «массовых сионистских сборищ». И все-таки памятник в Бабьем Яру был установлен, и в этом немалая заслуга писателя.
После того, как в «Новом мире» (1967, № 8) был опубликован очерк В. П. Некрасова «Дом Турбиных», люди потянулись к этому дому. Дом называют не по фамилии тут жившего автора романа «Белая гвардия», Михаила Булгакова, а по фамилии «живших» здесь его героев. Дом стал современной легендой Андреевского спуска.
В 1966 году подписал письмо 25-ти деятелей культуры и науки генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу против реабилитации Сталина[8].
В 1957 году посетил Италию, в 1962— Италию, США, Бельгию и Францию. Свои впечатления писатель описал в очерках, за которые в разгромной статье Мэлора Стуруа «Турист с тросточкой» был обвинён в «низкопоклонстве перед Западом». Из-за либеральных высказываний в 1969 году заслужил партийное взыскание, а 21 мая 1973 года на заседании Киевского горкома КПУ исключён из КПСС. При домашнем обыске у Некрасова 17 января 1974 года в Киеве КГБ были изъяты все рукописи и нелегальная литература, на протяжении последующих шести дней писатель подвергался многочасовым допросам.
Последняя в СССР книга Некрасова — «В жизни и в письмах» вышла в 1971 году. После этого на издание его новых книг был наложен негласный запрет, а затем из библиотек стали изыматься и все ранее вышедшие книги.
В течение марта-мая 1974 года в отношении Некрасова было проведено несколько провокаций: он задерживался милицией на улицах то Киева, то Москвы якобы для установления его личности, после чего его отпускали то с извинениями, то без них. 20 мая 1974 года Некрасов написал персональное письмо Брежневу, в котором, упомянув обо всех этих провокациях, констатировал: «Я стал неугоден. Кому — не знаю. Но терпеть больше оскорблений не могу. Я вынужден решиться на шаг, на который я никогда бы при иных условиях не решился бы. Я хочу получить разрешение на выезд из страны сроком на два года».
Не дождавшись ответа, 10 июля 1974 года Виктор Некрасов и его жена Галина Базий подали документы на выезд из СССР (для поездки к родственнику в Швейцарию на три месяца). 28 июля Некрасову сообщили, что просьба его будет удовлетворена, вслед за чем он получил разрешение на выезд за границу в Лозанну (Швейцария). Вызов в Швейцарию Виктору Некрасову оформил Николай Ульянов (родной дядя). 12 сентября 1974 года, имея на руках советские загранпаспорта сроком на пять лет, Некрасов с женой вылетели из Киева в Цюрих.
В Швейцарии Виктор Некрасов встречался с Владимиром Набоковым. Далее жил в Париже, вначале у Марии Розановой и Андрея Синявского, затем на съёмных квартирах. Летом 1975 года был приглашён писателем Владимиром Максимовым на должность заместителя главного редактора журнала «Континент» (1975-1982), сотрудничал вместе с Анатолием Гладилиным в парижском бюро радиостанции «Свобода».
После отъезда Виктора Некрасова и Галины Базий за границу пасынок Некрасова (сын Базий от первого брака) Виктор Кондырев с женой и сыном остался в Кривом Роге: ему права на выезд не давали. Некрасов обратился за помощью к Луи Арагону, которого советское руководство собиралось наградить орденом Дружбы народов. Тот пришёл в советское посольство и заявил, что публично откажется от ордена, если Кондырева не выпустят из СССР. Эта угроза подействовала, и Кондыреву с его семьёй в 1976 году дали разрешение уехать в Париж — к матери и отчиму[4].
В мае 1979 года Виктор Некрасов был лишён советского гражданства «за деятельность, несовместимую с высоким званием гражданина СССР». В последние годы жил вместе с женой на площади Кеннеди в Ванве (пригород Парижа), в одном доме с Виктором Кондыревым. Начавшаяся в СССР горбачёвская перестройка его очень живо интересовала.
Последним произведением писателя стала «Маленькая печальная повесть».
Виктор Некрасов скончался от рака лёгких в Париже 3 сентября 1987 года. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
Семья
- Отец — Платон Федосеевич Некрасов (1878—1917) — банковский служащий[9].
- Мать — Зинаида Николаевна Некрасова (в девичестве Мотовилова; 24 июня 1879 года — 7 октября 1970 года, Киев) — врач-фтизиатр, дальняя родственница Анны Ахматовой[9]. Ей было посвящено стихотворение Леонида Киселёва «Осенний город»[10]
- Брат — Николай Платонович Некрасов (1902—1918)
- Бабушка — Алина Антоновна Мотовилова (1857—1943)
- Дед — Николай Иванович Мотовилов (1855—1888)
- Тётя — Софья Николаевна Мотовилова (1881—1966)
- Тётя — Вера Николаевна Ульянова (Мотовилова) (1885—1968)
- Дядя — Николай Алексеевич Ульянов (1881—1977)
- Жена — Галина Викторовна Базий (1914—2001)
- Пасынок — Виктор Леонидович Кондырев (род. 1939)
Сочинения
- «В окопах Сталинграда». М., 1947 (не менее 26 прижизненных изданий).
- «В родном городе». Повесть. М., Молодая гвардия, 1955
- «Первое знакомство». М., 1960
- «Судак». М., 1960
- «Кира Георгиевна». М., 1962
- «Вася Конаков». Рассказы. М., Воениздат, 1961
- Избранные произведения. М., Гослитиздат, 1962 — 688 с., 50 000 экз.
- «По обе стороны океана» М., 1962
- «Вторая ночь». Рассказы. М., Советская Россия, 1965
- «Вася Конаков». Рассказы. Киев, 1965
- «Месяц во Франции». М., 1965
- «Путешествия в разных измерениях». М., Советский писатель, 1967
- «В жизни в письмах». М., Советский писатель, 1971.— 256 с., 30 000 экз.
- «Записки зеваки». — Frankfurt., Посев, 1976
- «Взгляд и нечто». — Континент, № 12-13, 1977
- «По обе стороны стены». — Там же, № 18-19, 1978-79
- «Из дальних странствий возвратясь…» — «Время и мы», № 48-49, 61, 1979-81
- «Сталинград». Франкфурт-на-Майне, «Посев», 1981
- «Саперлипопет, или Если бы да кабы, да во рту росли грибы». Лондон, «OPI», 1983
- «Маленькая печальная повесть». Лондон, «OPI», 1986
Издания
- «В окопах Сталинграда». Повесть, рассказы. М., «Знамя», М. № 8-10, 1946, «Правда», 1989. То же. М., «Панорама», 2000
- «Маленькая печальная повесть». Проза разных лет. М., 1990 (послесловие Анны Берзер)
- «Написано карандашом». Повести, рассказы, путевые заметки. Киев, 1990
- «По обе стороны океана. Записки зеваки. Саперлиполет». М., «Художественная литература», 1991
- «Записки зеваки». Роман. Повесть. Эссе. М., «Слово», 1991 (предисловие Ефима Эткинда)
- «В самых адских котлах побывал…». Сборник повестей, рассказов, воспоминаний и писем. М., «Молодая гвардия», 1991 (предисловие В. Потресова)
- Собрание сочинений в трёх томах. М., "Изографус", 2004
Очерки
- «Дом Турбиных», «Новый Мир» No 8, 1967
Выступления на радио
- [photohistory.kiev.ua/media.php?a=1-12 Виктор Некрасов читает «В окопах Сталинграда» на радио «Свобода», в Париже (1982—1983).]
Экранизации
Награды и премии
- орден Красной Звезды (9.05.1944)
- орден «Знак Почёта» (24.11.1960)
- медаль «За отвагу» (19.02.1943)
- медаль «За оборону Сталинграда»
- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
- медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- кавалер ордена Искусств и литературы (февраль 1986)
- Сталинская премия второй степени (1947) — за повесть «В окопах Сталинграда»
Образ Некрасова
Литература
- Biographical Dictionary of Dissidents in the Soviet Union, 1956—1975. — Martinus Nijhoff publishers. — Hague/Boston/London, 1982.
- «Free voices in Russian Literature, 1950s — 1980s. A Bio-Bibliographical Guide.» — «Russica» Publishers, Inc. — New York, 1987.— С.298.
- Буковский В. И возвращается ветер.— С. 67.
- Вайль Б. Некрасов Виктор Платонович. БЭС.— С. 329.
- Гладилин А. «Пишу Вам как подписчик „Огонька“» // Огонек, 1989, 8-15 апр.— С.5 [6].
- Дзюба И. Не сдавшийся лжи // Радуга.— Киев.— 1990.— № 2.— С.106-116.
- Документы свидетельствуют… Из фондов ЦХСД (Публ. Л.Пушкаревой) // Вопросы литературы, 1993, № 1.— С. 225—228.
- Журахович С. Несгибаемый // Радуга.— Киев.— 1990.— № 2.— С.100-105.
- Казак В. Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 года.— Лондон: Overseas publication Interchange, 1988.— Москва, 1996 (2-е изд.).— С. 521—523.
- Кипнис Гр. Отменены несправедливые решения // Литературная газета.— 1988.— 9 нояб.— С.7 (постановление СП Украины).
- Конецкий В. Париж без праздника // Нева, 1989, № 1.— С.78-115; № 2.— С.65-88.
- Конецкий В. Последняя встреча // Огонек, 1988, № 35.- С.10-14; 28-31.
- Лакшин В. «Новый мир» во времена Хрущева // Знамя, 1990, № 6.— С.66-121; № 7.— С.90-137.
- Литература русского зарубежья возвращается на родину. Вып.1. Часть.1.— М.: Рудомино, 1993.— С. 313—317 (выборочно).
- Петровский Л. П. Перестройка, верни им имена // Родина.— 1990.— № 4.— С.19.
- Плющ Л. На карнавале истории.— Лондон, 1979.— С.76,106,197, 225, 249, 251, 373, 573, 663—666, 670.
- Привалов К. «Это вам говорю из Парижа я» // Литературная газета.— 1988.— 31 авг.— С.5.
- Процесс четыр`х. — 206 (IV-28).
- Розанова М. 1 июня 1975 г. умирал русский писатель Виктор Некрасов // Синтаксис, 1987, № 19.- С.5-7 (с фото) .(// Знамя, 1990, № 5.- С.51). [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=879 pdf]
- Синявский А. («Некрасов…». Некролог). // Синтаксис, 1987, № 19.- С.3-5. (// Знамя, 1990, № 5.- С.49-50. [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=879 pdf]
- «С чистым сердцем приняла политику партии» // Источник, 1996, № 6.— С.141-150.
- Чернов А. Заначка на вечность у Фонтана Роз. Уроки русского в Париже // Новая газета.— 1996.— 23-29 сент.
- Шулепова Э. Русский некрополь под Парижем.- М.: 1993.— С. 96.
- «Из книги друзей — Виктору Некрасову». «Время и мы» № 98, 1987. Содержание: Ефим Эткинд. Интонация. — Братья Маркиши. Зависть. — Жорж Нива. Мсье Некрасов! — Лев Копелев. Первое знакомство. [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1800 pdf]
- Снегирев Г. «Роман-донос». Дух і Літера. Киев 2000 ISBN 966-7888-01-0
- Виленский Ю. «Виктор Некрасов. Портрет жизни». Под общей редакцией Ильи Левитаса. Информационный сервис. Киев 2001 ISBN 966-583-161-5.
- Лунгина Л. «Подстрочник». Издательство «Астрель» 2010 ISBN 978-5-271-24764-4
- Виктор Кондырев «Все на свете, кроме шила и гвоздя: Воспоминания о В. П. Некрасове. Киев—Париж. 1972—87 гг.» М.: АСТ, 2011 640 стр. ISBN 978-5-17-073243-2, 978-5-271-34487-9
- Надеждин Николай Яковлевич. Виктор Некрасов: «Этот чудесный… саперлипопет». Издательство: Майор, 2009 г. ISBN 978-5-98551-066-9
Фильмография
Фотографии и портреты
- N115 Андрей Сахаров, Виктор Некрасов, Лев Копелев, Елена Боннер, Москва, 1973.jpg
Андрей Сахаров, Виктор Некрасов, Лев Копелев, Елена Боннэр, Москва, 1973
- №393+ Виктор Некрасов в киевском кабинете, 1974.jpg
Виктор Платонович Некрасов в киевском кабинете, 1974.
- N103 Владимир Максимов, Мстислав Ростропович, Виктор Некрасов, Париж, 1978.jpg
Владимир Максимов, Мстислав Ростропович, Виктор Некрасов, Париж, 1978.
- №139+ А.Гладилин, Б.Окуджава, В.Максимов, ВПН, Париж, декабрь 1978.jpg
Анатолий Гладилин, Булат Окуджава, Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Париж, декабрь 1978.
- №523+ Виктор Некрасов и Булат Окуджава в кабинете ВПН, Ванв, 22.11.1981.jpg
Виктор Некрасов и Булат Окуджава в кабинете Некрасова, Ванв, 22 ноября 1981 года.
- №529+ Василий Аксенов и Виктор Некрасов, Орлеан, апрель 1983.jpg
Василий Аксенов и Виктор Некрасов, Орлеан, апрель 1983.
- №438+ Лилиана Лунгина, Виктор Некрасов, Семен Лунгин, Париж, 1985.jpg
Лилианна Лунгина, Виктор Некрасов, Семен Лунгин, Париж, 1985.
Увековечение памяти
- Мемориальная доска на ул. Крещатик, 15[11] (где с 1950 по 1974 год, в квартире № 10 жил Виктор Некрасов)[12]
- Библиотека им. Виктора Платоновича Некрасова — в 1997 году библиотеке в Киеве по улице Ярославская было присвоено имя писателя Виктора Платоновича Некрасова.
- В одной из витрин Музея Одной Улицы находятся фотографии и автографы писателя. После его очерка «Дом Турбиных», опубликованного в «Новом мире», началась новая жизнь этой улицы.
- Владимир Корнилов написал и посвятил стихотворение В. Некрасову:
Голос твой в заглушку встроясь,
Лезет из тартарары.
Вика, Вика, честь и совесть
Послелагерной поры.
100-летие со дня рождения
- Комиссия по вопросам переименований и памятных знаков приняла решение о присвоении бульвару Давыдова имени Виктора Некрасова[13].
- «Укрпочта» выпустила почтовый конверт с портретом В. Некрасова. (художник Георгий Варкач)
- 14 июня 2011 г. в Национальном музее литературы Украины (Киев, ул. Богдана Хмельницкого, 11) прошёл Вечер памяти Виктора Некрасова «Вся жизнь в окопах» приуроченный к 100-летию писателя. Среди прочего, воспоминаниями о знаменитом писателе поделились Василий Скуратовский, Татьяна Рогозовская, Юрий Виленский, Илья Левитас, Дмитрий Червинский и др.
- 17 июня 2011 г. в библиотеке им. Н. А. Добролюбова в Нижнем Новгороде состоялся литературно-патриотический час «Он, защищавший Сталинград, похоронен в Париже»[14].
- 18 января 2012 г. в Национальном музее литературы Украины (Киев, ул. Б.Хмельницкого, 11) состоялся Вечер памяти писателя и правозащитника Виктора Некрасова. Организаторы — Украинский ПЕН-клуб и Литературно-мемориальный музей М.Булгакова. Своими воспоминаниями и размышлениями поделились Владимир Крыжановский, Лесь Танюк, Семен Глузман, Евгений Сверстюк, Александр Парнис, Татьяна Рогозовская, Юрий Виленский и др. Был показан документальный фильм «Вся жизнь в окопах» (режиссёр Елена Якович), посвященный жизни и правозащитной деятельности писателя.
Мировое признание
В. П. Некрасов получил мировое признание как за своё творчество, так и за человеческие качества.
В творческом плане:
- Повесть «В окопах Сталинграда» единственный раз вышла отдельной книгой в СССР под названием «Сталинград» в издательстве «Московский рабочий», М., 1946), была удостоена Сталинской премии 2-й степени за 1947 г. Она переиздавалась общим тиражом более четырёх миллионов экземпляров и была переведена на 36 языков[15].
- 23 октября 2015 года американский литературный критик Майкл Джонс на страницах The Wall Street Journal назвал пять лучших в мире книг о Второй мировой войне и на первом месте отметил книгу В. П. Некрасова «В окопах Сталинграда»[16].
В человеческом плане:
- 22 мая 2009 года открыт монумент в мемориальном парке в г. Бней-Аиш (Израиль) с именами ныне уже покойных выдающихся людей-неевреев, боровшихся против антисемитизма и имя В. П. Некрасова стоит на первом месте в списке[17].
Напишите отзыв о статье "Некрасов, Виктор Платонович"
Примечания
- ↑ Виктор Кондырев. «Все на свете, кроме шила и гвоздя: Воспоминания о В. П. Некрасове. Киев—Париж. 1972—87 гг.» М.: АСТ, 2011 640 стр. ISBN 978-5-17-073243-2, 978-5-271-34487-9. С. 523.
- ↑ Виктор Некрасов. По обе стороны Стены. — Effect Publishing Inc., 1984. — С. 174. — 213 с. — ISBN 0-911971-03-3.
- ↑ Смотри стр. 14. в книге: Архитектор Иосиф Каракис: Судьба и творчество: Альбом—каталог: К столетию со дня рождения / [Сост. Д. Буражник и др.; Редкол.: С. Бабушкин и др.; Авт. вступ. ст. А. Пучков]. — К., 2002. — 102 с.: ил. ISBN 966-95095-8-0 I. Буражник Д. II. Бабушкин С., ред. Архітектори — Україна — 20 в. Н0(4УКР)6—8 Каракис И. Ю. (рус.)
- ↑ 1 2 Борзенко, Виктор. [www.aif.ru/culture/person/46797 Актриса на век! Секрет долголетия — в ожидании лучших времён] // Аргументы и факты. — 2013. — № 37 (1714) за 11 сентября. — С. 78.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_predstavlenie1530287514/ Память народа :: Документ о награде :: Некрасов Виктор Платонович, Медаль «За оборону Сталинграда»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie150132519/ Память народа :: Документ о награде :: Некрасов Виктор Платонович, Медаль «За отвагу»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 декабря 2015.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie30698197/ Память народа :: Документ о награде :: Некрасов Виктор Платонович, Орден Красной Звезды]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 декабря 2015.
- ↑ [www.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/antistalin.htm Письма деятелей науки и культуры против реабилитации Сталина]
- ↑ 1 2 [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=1958 24 июня 1879 года родилась Зинаида Николаевна НЕКРАСОВА (в девичестве Мотовилова) — врач-фтизиатр. Мама писателя Виктора Некрасова.]
- ↑ [calendar.interesniy.kiev.ua/Leonid-Kiselev.htm Леонид Киселёв «Осенний город»]
- ↑ [blogs.privet.ru/community/Kiev-Gorod/92088378 Самые именитые дома Киева] (рус.)
- ↑ [www.aej.org.ua/History/713.html Лев ДРОБЯЗКО: ОБ ОДНОЙ СТАТЬЕ ВИКТОРА НЕКРАСОВА]
- ↑ [news.yandex.ru/yandsearch?cl4url=fakty.ua/134903-v-kieve-pereimenuyut-ulicu-serafimovicha-i-bulvar-davydova В Киеве появятся улица Миколайчука и бульвар Некрасова]
- ↑ [www.vremyan.ru/news/100-letie_pisatelja_viktora_nekrasova_otmetjat_v_nizhnem_novgorode.html 100-летие писателя Виктора Некрасова отметят в Нижнем Новгороде]
- ↑ [nekrassov-viktor.com/Books.aspx Произведения Виктора Некрасова]
- ↑ [www.wsj.com/articles/michael-jones-1445625502 Michael Jones on the Eastern Front in World War II]
- ↑ [nekrassov-viktor.com/Memory/Nekrasov-Monument-Izrail.aspx Память о Викторе Некрасове. Монумент с именами выдающихся борцов против антисемитизма в г. Бней-Аиш (Израиль). Открыт 22 мая 2009 года]
Ссылки
- [nekrassov-viktor.com/ Сайт памяти Виктора Некрасова]
- [www.litportal.ru/?a=2299 ЛитПортал — Некрасов]
- [www.vestnik.com/issues/97/0527/win/volyn.htm Д’Артаньян с улицы Кузнечной]
- [www.svobodanews.ru/content/transcript/160961.html Программа к 95-летию]
- [www.svobodanews.ru/content/transcript/24235464.html Поверх барьеров с Иваном Толстым]
- [www.ng.ru/subject/2011-06-02/1_kleveta.html?mpril Исполняется 100 лет со дня рождения писателя Виктора Некрасова]
- [www.newizv.ru/society/2011-06-06/145675-prezident-fonda-zashity-glasnosti-aleksej-simonov.html «Гласность в нашей стране есть. Но нас не слышат»]
- [www.tvkultura.ru/news.html?id=706530&cid=178 Сто лет со дня рождения Виктора Некрасова] + Видео
- [scbist.com/gazeta-gudok/9353-20-iyunya-2011-okopnaya-pravda.html Окопная правда. Фронтовик, защищавший Родину, завершил свой жизненный путь в изгнании]
- [www.famhist.ru/famhist/klasson/004d766d.htm Михаил Классон: Роберт Классон и Мотовиловы. Биографические очерки]
- [www.colta.ru/articles/literature/4592 Виктор Некрасов и КГБ] Colta.ru, 12.09.2014
- Произведения в Интернете
- [lib.ru/PROZA/NEKRASOW/ Некрасов, Виктор Платонович] в библиотеке Максима Мошкова
- [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=2027 В. П. Некрасов «Записки зеваки»]
- [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1313 В. П. Некрасов читает «Персональное дело коммуниста Юфы», mp3]
- [imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1281 В. П. Некрасов «Кое-что из жизни (Неопубликованное)».] Континент N 81, 1994
pid=1800 pdf]
- Снегирев Г. «Роман-донос». Дух і Літера. Киев 2000 ISBN 966-7888-01-0
- Виленский Ю. «Виктор Некрасов. Портрет жизни». Под общей редакцией Ильи Левитаса. Информационный сервис. Киев 2001 ISBN 966-583-161-5.
- Лунгина Л. «Подстрочник». Издательство «Астрель» 2010 ISBN 978-5-271-24764-4
- Виктор Кондырев «Все на свете, кроме шила и гвоздя: Воспоминания о В. П. Некрасове. Киев—Париж. 1972—87 гг.» М.: АСТ, 2011 640 стр. ISBN 978-5-17-073243-2, 978-5-271-34487-9
- Надеждин Николай Яковлевич. Виктор Некрасов: «Этот чудесный… саперлипопет». Издательство: Майор, 2009 г. ISBN 978-5-98551-066-9
Фильмография
Фотографии и портреты
Отрывок, характеризующий Некрасов, Виктор Платонович
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Писатели по алфавиту
- Писатели СССР
- Писатели России
- Писатели XX века
- Писатели России XX века
- Лауреаты Сталинской премии
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «За отвагу»
- Награждённые медалью «За оборону Сталинграда»
- Награждённые медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Кавалеры французского ордена Искусств и литературы
- Члены Союза писателей СССР
- Русские писатели XX века
- Исключённые из КПСС
- Писатели-соцреалисты
- Ученики Иосифа Каракиса
- Диссиденты Украины
- Принудительно лишённые советского гражданства
- Русские эмигранты третьей волны во Франции
- Умершие от рака лёгкого
- Похороненные на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
- Люди на почтовых конвертах
- Архитекторы Украины
- Иммигрировавшие во Францию из СССР
- Писатели-фронтовики
