Виктор Суворов
Поделись знанием:
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Проверить нейтральность. На странице обсуждения должны быть подробности.
|
| Виктор Суворов | |
| Владимир Богданович Резун | |
 | |
| Имя при рождении: |
Владимир Богданович Резун |
|---|---|
| Псевдонимы: |
Виктор Суворов |
| Место рождения: |
село Барабаш, |
| Направление: |
история Второй мировой войны |
| Жанр: |
историко-документальная проза, публицистика |
| Премии: |
Золотая медаль Франца Кафки [apia-world.org/2011/05/nagrazhdenie-viktora-suvorova/] |
Ви́ктор Суво́ров (настоящее имя — Влади́мир Богда́нович Резу́н; род. 20 апреля 1947, Барабаш, Приморский край, СССР) — писатель, получивший широкую известность в области исторического ревизионизма.
Бывший сотрудник[1] легальной резидентуры ГРУ СССР в Женеве. В 1978 году бежал в Великобританию. В СССР, по собственным словам и согласно интервью бывшего начальника ГРУ, был заочно приговорён к смертной казни[2][3].
В своих военно-исторических книгах предложил альтернативную концепцию роли СССР во Второй мировой войне. Предложенная концепция и методы её обоснования вызвали многочисленные дискуссии и критику в исторических и общественных кругах.
Первая и наиболее известная книга по данной теме — «Ледокол». Суворов также написал ряд художественных книг о советской армии, военной разведке и предвоенной истории СССР. Согласно «Новым известиям», тиражи некоторых книг Суворова превышают миллион экземпляров[4].
Содержание
Биография
Родился в селе Барабаш Приморского края[2] в семье военнослужащего. Отец — украинец[5][6][7][8], мать — русская[2].
В первый класс пошёл в посёлке Славянка (Приморский край). Далее учился в посёлке Барабаш. В 1957 году, окончив четыре класса, в возрасте 11 лет Резун поступил в Воронежское Суворовское военное училище с семилетним сроком обучения. В 1963 году училище расформировали и оставшиеся три роты (пятую, шестую и седьмую), куда входил и Резун, перевели в Калининское Суворовское военное училище.
В 1965 году Резун окончил Калининское Суворовское военное училище и был принят без экзаменов на второй курс Киевского высшего общевойскового командного училища имени М. В. Фрунзе. В 19 лет был принят в члены КПСС. Окончил училище с отличием. Участвовал в операции по вводу войск на территорию Чехословакии[9]. По возвращении (в 1968 году) получил первое назначение — на должность командира танкового взвода[10] в 145-м гвардейском учебном мотострелковом Будапештском полку 66-й гвардейской учебной мотострелковой дивизии[11] в городе Черновцы Прикарпатского военного округа[12]. В 1968—1970 годы продолжал служить в Прикарпатском военном округе на должности, связанной с разведкой. С 1970 года — в номенклатуре ЦК КПСС. В 1970—1971 годы был офицером разведывательного отдела штаба Приволжского военного округа (в г. Куйбышеве).
В 1971—1974 годы учился в Военно-дипломатической академии[13]. Четыре года работал в женевской резидентуре ГРУ сотрудником легальной резидентуры военной разведки под прикрытием Постоянного представительства СССР при Европейском отделении ООН. В разных источниках фигурируют два варианта его последнего воинского звания. Так, согласно автобиографической книге «Аквариум», он получил во время работы в резидентуре звание майора.[14] Это же звание назвал в интервью газете «Красная Звезда» начальник ГРУ генерал-полковник Евгений Тимохин[15]. С другой стороны, его непосредственный начальник капитан 1 ранга Валерий Калинин опубликовал в 1993 году статью, в которой назвал Резуна капитаном[16], причём в 2009 году Резун, цитируя статью Калинина в своём Открытом письме издательству «АСТ», эти слова не опровергал[17].
10 июня 1978 года вместе с семьёй исчез из своей женевской квартиры. По версии самого Резуна, он пошёл на контакт с британской разведкой из-за того, что его хотели сделать «козлом отпущения» за крупный провал в работе женевской резидентуры[18]. По другим версиям, он был завербован британской разведкой, или даже выкраден[19]. 28 июня 1978 года английские газеты сообщили, что Резун вместе с семьёй находится в Англии[20].
С 1981 года Резун занимается писательской деятельностью под псевдонимом Виктор Суворов, написав первые три книги на английском языке. Выбор псевдонима автор объясняет тем, что его издатель порекомендовал ему использовать 1) русскую фамилию, 2) из трёх слогов, 3) вызывающую небольшую «военную» ассоциацию у западного читателя. По словам Резуна, он преподаёт тактику и военную историю в одной из британских военных академий[21]; проживает в Бристоле.
Утверждал в своих книгах и интервью, что заочно приговорён в СССР к смертной казни. По словам Н. А. Петухова[22], заместителя председателя Верховного суда РФ, это заявление не имеет под собой никакого основания: Резуна не только не приговаривали, его дело даже не передавалось в суд. Он упомянул о том, что в 1985 году был заочно осуждён к смертной казни за измену Родине разведчик Олег Гордиевский, но, по его словам, «больше подобных приговоров в новейшей истории Военной коллегии не было»[23]. Существуют свидетельства и противоположного характера. Из интервью начальника ГРУ генерал-полковника Ф. И. Ладыгина газете «Комсомольская правда» (14.08.1999) подполковнику И. Черняку, вопрос военного спецкора: «Я слышал, Суворов-Резун приговорён к высшей мере…» Ответ начальника ГРУ: «Заочно — да. Был суд»[3]. В 1994 году пресс-служба Военной коллегии Верховного суда России распространила сообщение о том, что Военная коллегия Верховного суда СССР, военные трибуналы и суды СССР и РФ не рассматривали уголовного дела по обвинению Владимира Резуна в измене Родине (ст. 64 УК РФ) и его заочно не осуждали[24].
В марте 2010 года подписал обращение российской оппозиции «Путин должен уйти». Является автором украинского информационного агентства УНИАН[25].
Семья
- Дед — Василий Андреевич Резунов (позднее сменил фамилию на Резун), 1892 г. р, всю жизнь проработал кузнецом в колхозе имени Шевченко в Днепропетровской области, Солонянский район, проживал на хуторе Садовом. Участвовал в Первой мировой войне. По словам Резуна его дед «…был махновцем, всю жизнь скрывал это, советскую власть ненавидел очень и очень люто»[12]. Умер 5 февраля 1978 года (по книге «Аквариум», дед Резуна прожил 93 года).
- Отец — Богдан Васильевич, 1921 г. р., военный, артиллерист. Служил в 72-м гвардейском миномётном ордена Александра Невского полку 5-й армии Дальневосточного военного округа. Уволен из армии в 1959 году в звании майора. Умер в декабре 1998 года.
- Мать — Резун (Горевалова) Вера Спиридоновна, 1918 г. р.
- Брат — Александр, 1945 г. р., военный. В течение 27 лет служил в ракетных войсках в Закавказском военном округе. Уволился в запас 1991 году в звании подполковника.
- Жена — Татьяна Степановна (Корж), 1952 г. р. Женаты с 1971 года.
- Двое детей (дочь — Оксана, 1972 г. р., сын — Александр, 1976 г. р.), двое внуков.
Во время учёбы в Военно-дипломатической академии проживал с семьёй по адресу: Москва, Азовская ул., д. 15[1][26].
Тематика исторических исследований и творчества
В своих историко-публицистических произведениях Резун подверг коренному пересмотру и критике общепринятые в СССР взгляды на причины и предпосылки Второй мировой и Великой Отечественной войн, высказав гипотезу о причине нападения Германии на СССР и дав своё объяснение катастрофическому для СССР начальному периоду войны. В постсоветской России книги Суворова быстро завоевали популярность, чему способствовал их публицистический стиль, а также необычность концепции — изначально базировавшейся на официальных источниках информации, ссылки на которые в изобилии встречаются в книгах публицистических («Ледокол», «Последняя республика» и др.). По мнению Алексея Исаева (в своих книгах опровергавшего написанное Виктором Суворовым), популярность книг В. Суворова объясняется также и тем, что к послеперестроечному времени населению России надоели хронически-уничижительные публикации о России и СССР, а Суворов, наоборот, писал об СССР противоположное, во многом хорошо характеризуя СССР: сильная армия; лучшая в мире — прогрессивная и передовая — военная техника; прекрасное и умелое руководство Сталина; слабость западных и прочих стран (как Германии с Японией, так и США, Британии, Франции;.)... Кроме того, сообщалось о государственной поддержке издания его книг. В частности, писатель В. О. Богомолов, автор романа «В августе 44-го» писал: «Ещё в начале 1993 года мне стало известно, что издание в России книг перебежчика В. Б. Резуна („Суворова“) также инициируется и частично спонсируется (выделение бумаги по низким ценам) сверху»[27].
В художественных произведениях, первыми из которых были «Аквариум» и «Освободитель», автор рассказывает об армии и военной разведке Советского Союза в автобиографической манере.
В 2008 году Резун участвовал в подготовке латвийского документального фильма «Советская история»[28]. Фильм получил приз Бостонского кинофестиваля «Mass Impact Award», который вручается фильмам, раскрывающим глобальные проблемы, влияющие на историю всего человечества[29]., но получил отрицательную оценку у историка А. Р. Дюкова отметившего ряд подтасовок, как то, что «анонс фильма «Советская история» начинается с заявления: «Советский Союз помогал нацистской Германии разжигать Холокост. В фильме демонстрируются недавно раскрытые архивные документы, доказывающие это», хотя в действительности речь идёт о фальшивке известной как «Генеральное соглашение о сотрудничестве между НКВД и гестапо», датируемое якобы 11 ноября 1938 года, где в заголовке документа говорится о «Главном управлении безопасности национал-социалистической рабочей партии Германии», которого никогда не существовало. Рейхсфюрером СС вместо Гиммлера назван Гейдрих. Якобы подписавший «соглашение» Мюллер представлен в звании бригадефюрер, хотя получил его только лишь в 1940 году. К тому же 11 ноября 1938 года он находился в Берлине, где подводил итоги знаменитой «хрустальной ночи», а никак не Москве. Дюков считает, что эта «фальшивка была заимствована режиссёром из книги «Генералиссимус» бывшего советского военного разведчика Владимира Карпова»[29][30].
Концепция В. Суворова и её оценка
По мнению В. Суворова, основной причиной Великой Отечественной войны стала политика Сталина, направленная на захват европейских государств, распространение «Пролетарской революции» и установление социалистического порядка на всей территории Европы.
Виктор Суворов подверг критике устоявшуюся в советской и зарубежной исторической науке трактовку начального этапа Великой Отечественной войны. По его мнению, весной-летом 1941 года Красная Армия готовилась к удару по Германии, который должен был быть нанесён в июле (ориентировочно 6 июля). В. Суворов утверждает, что этот советский план назывался Операция «Гроза»[31]. Суворов придерживается тезиса о превентивной войне Германии против СССР. Сокрушительные поражения, которые потерпела на первом этапе Красная армия, В. Суворов объясняет тем, что она была застигнута в последний момент перед нападением, а именно тем, что она готовилась к наступательной войне и не была готова к войне оборонительной.
Большинство академических историков (в первую очередь наиболее авторитетные западные историки) отвергают методы Суворова и его концепцию[32][33][34][35][36] (характеристика отношения членов профессионального сообщества к работам Суворова доходит до эпитета «с презрением»[37][38]). Критики Суворова обвиняют его в фальсификациях и лженаучности[39][40][41]. Тем не менее, в поддержку некоторых положений Суворова выступили историки и исследователи из Германии (Юрген Ферстер, Эрнст Топич[42], Вернер Мазер, Йоахим Хоффманн[43]), США (Ричард Ч. Раак[44], Альберт Уикс[36]), России[44] и других стран. Юрий Фельштинский полагает, что Суворов открыл до того неизвестный пласт истории[45] [46]. Убершар считает, что работы немецких историков и Суворова, где отрицается, что Германия напала неожиданно, не имеют большого значения [47]. Ян Кершоу и Моше Левин полагают, что академическая поддержка Суворова исходит от маргинальных немецких историков[48]. Дэвид Гланц характеризует поддерживающих Суворова как небольшую группу немецких и российских историков [49]. По мнению историка Ирины Павловой, высказанному в 2002 году касательно книги В. Суворова «Ледокол», «в его книге имеется немало ошибок. Но в целом его концепция представляется мне правильной»[50]. Помимо отдельных историков историческую концепцию поддерживают некоторые писатели и журналисты такие как Михаил Веллер[51], Юлия Латынина.
Членство в организациях
- Почётный академик The International Academy of Sciences, Education, Industry and Arts[52]
- Почётный член Международного Союза литераторов и журналистов[53]
Произведения
Согласно ряду источников, книги Суворова переведены на более чем двадцать языков мира[54][55][56][57][58]. В 1990-х годах в продаже появлялись книги, авторство которых было приписано В. Суворову, но в действительности он не являлся их автором, например, книга о Ю. В. Андропове «Новый хозяин», существующая в бумажном виде. Настоящий список содержит только книги, авторство В. Суворова в которых не подлежит сомнению.
- «Освободитель» (1981) — книга состоит из трёх частей: Первая часть — о жизни курсантов в военном училище; вторая часть рассказывает об учениях «Днепр» (1967 год) и о службе офицеров Советской армии; третья часть — о Советском вторжении в Чехословакию в 1968 году.
- «Inside the Soviet Army» («Советская армия: взгляд изнутри») (1982), в США стала книгой месяца, на русском языке не издавалась. Автор рассказывает об устройстве армии СССР — о системе приказов, калибрах различных видов оружия и т. д.
- «Soviet Military Intelligence» (1984), на русском языке не издавалась до 2016 года. Издана под названием «Советская военная разведка».
- «Аквариум» (1985) — автобиографическая книга, а также книга о советском спецназе и ГРУ.
- «Ледокол» (1968—1981, новое, дополненное и переработанное издание вышло в 2014 году), до 1985 года издатели отказывались от её публикации, вышла частично в 1985—1986 гг., полностью — в 1989 году (на немецком языке), на русском языке в России — в 1991 году. В ней представлена другая версия причин начала Второй мировой войны.
- «Spetsnaz» («Спецназ») (1987)* — книга о советском спецназе, на русском языке не издавалась; однако её русскоязычный вариант существует.
- «День „М“» (1968—1993) — вторая книга сборника «Ледокол». «Днём „М“» называют день начала открытой (не тайной) мобилизации, объявленной 23 июня 1941 г.
- «Контроль» (1994, новое, дополненное и переработанное издание вышло в 2015-м) — художественная книга, первая (из трёх) книга о Жар-птице (Жар-птица — псевдоним главной героини). Действие разворачивается в сталинском СССР, во время великой чистки.
- «Контроль» Сценарий фильма. (последняя правка от 20 февраля 2010 года)
- «Последняя республика» (1995; новое, доп. и перераб. изд. вышло в 2012 году) — первая часть трилогии «Последняя республика». Эту книгу можно считать третьей книгой сборника «Ледокол».
- «Выбор» (1997; новое, дополненное издание вышло в 2012 году) — художественная книга, вторая (из трёх) книга о Жар-птице (продолжение романа «Контроль»).
- «Очищение» (1998) — четвёртая книга сборника «Ледокол». В этой книге автор рассказывает о сталинской чистке офицерского состава Красной армии в 1937—1939 гг. и утверждает — приводя доводы в пользу этого утверждения — что масштабы и сила репрессий в армии преувеличены и что эта чистка не ослабила Красную армию, а наоборот усилила.
- «Самоубийство» (2000; новое доп. издание вышло в 2012 году) — пятая книга сборника «Ледокол». Названием книги автор напоминает читателю о самоубийстве Гитлера; но в первую очередь название книги подразумевает, что нападение гитлеровской Германии на СССР было для неё (для Германии) равносильно самоубийству, — в пользу этого тезиса автор и приводит доводы в книге.
- «Тень победы» (2002) — первая книга дилогии «Тень победы» о маршале Жукове. Мнение автора о маршале сильно отличается от популярного в советское время — автор подвергает Жукова-военачальника жесточайшей критике, и обосновывает эту оценку.
- «Беру свои слова обратно» (2005; новое. перераб. изд. вышло в 2012 году) — также посвящена маршалу Жукову, вторая часть дилогии «Тень победы». В целом, книга представляет собой ответы на критику поступившую после выхода книги «Тень победы». Автор в книге не отказывается от своих концепций — отказывается он от оценки маршала Жукова, как великого полководца, которую давал ему в своих первых книгах («Ледокол», «День „М“»).
- «Святое дело» (2008; новое, дополненное издание вышло в 2013 году) — вторая книга трилогии «Последняя республика».
- «Главный виновник: Генеральный план Сталина по развязыванию Второй мировой войны»
(2008, англ. The Chief Culprit: Stalin's Grand Design to Start World War II) — издана Военно-морским институтом США (англ. USNI)[59]. - «Разгром» (2010) — третья книга трилогии «Последняя республика».
- «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» (2011) — третья часть (хотя и выпущенная первой) из трилогии «Хроника великого десятилетия»; книга о последних годах правления Хрущева, Берлинском и Карибском кризисах, о полёте Гагарина и восстании в Новочеркасске.
- «Змееед» (2011) — приквел романов «Контроль» и «Выбор».
- «Против всех» (на Украине и в Болгарии книга вышла под названием «Её имя было Татьяна») (2013) — первая часть трилогии «Хроника великого десятилетия», приквел книги «Кузькина мать». Автор показывает свою точку зрения на период с конца 1940-х и до середины 1950-х годов.
- «Облом» (2014) — вторая часть трилогии «Кузькина мать». Повествует о событиях 1956 года, о Венгерском восстании и противостоянии Хрущева и Жукова в борьбе за власть в СССР.
В соавторстве
- «Золотой эшелон» (2000, в соавторстве) — художественный роман-капустник, написанный рядом писателей, проживающих в Англии: Виктором Суворовым, Ириной Ратушинской, Владимиром Буковским, Игорем Геращенко и англичанином-славистом Майклом Ледином. Сюжет начинается с того, что в Одессе крадётся контейнер с мылом. В дальнейшем, для сокрытия всего нагромождённого поверх этой кражи вранья — единственным выходом становится свержение советской власти.
- «Беседы с Виктором Суворовым» (в соавторстве с Д. С. Хмельницким). — М.: Яуза-пресс, 2010. — 400 с., Серия «Виктор Суворов: За и против». 5 000 экз., ISBN 978-5-9955-0107-7
- «Гитлер-Победитель. Мог ли фюрер выиграть войну?» (в соавторстве с А. Исаевым, М. Барятинским и др). — М.: Яуза, Эксмо, 2010. — 317 с., Серия «Альтернативы Великой Отечественной». 5 000 экз., ISBN 978-5-699-44456-4
- «Бей первым!» (в соавторстве с М. Солониным) / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 384 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0249-4
- «Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия» (в соавторстве с А. Буровским). — М.: Яуза-пресс, 2011. — 480 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0272-2
- «Главная книга о Второй мировой» (в соавторстве с М. Солониным и М. Веллером). — М.: Яуза-пресс, 2011. — 544 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0242-5
- «„Про… войну!“: Как Сталин угробил Красную Армию и погубил СССР» (в соавторстве с М. Солониным). — М.: Яуза-пресс, 2012. — 416 с., Серия «Самые запретные книги о Второй мировой войне». — 3 000 экз., ISBN 978-5-9955-0441-2
- «Упредить Гитлера!: Сталин, бей первым!» (в соавторстве с М. Солониным, В. Бешановым). — М.: Яуза-пресс, 2012. — 480 с., Серия «Самые запретные книги о Второй Мировой». — 4 100 экз., ISBN 978-5-9955-0384-2
- «Почему боятся Виктора Суворова? Книги, изменившие мир» (в соавторстве с М. Солониным, А. Буровским и др.). — М.: Яуза-пресс, 2012. — 350 с., Серия «Самые запретные книги о Второй Мировой». — 3 000 экз., ISBN 978-5-9955-0408-5
- «Как Сталин развязал Вторую мировую войну» (в соавторстве с М. Солониным, А. Буровским и др.). — М.: Яуза-пресс, 2012. — 576 с., Серия «Самые запретные книги о Второй Мировой». — 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0381-1
- «Великая Отечественная катастрофа»: Антология. (совместно с Ю. Мухиным, М. Солониным, М. Барятинским, М. Мельтюховым, М. Морозовым). — М.: Яуза, Эксмо, 2007. 384 с., Серия «Военно-исторический форум». 6 000 экз., ISBN 978-5-699-21324-5
- «Первый удар Сталина 1941»: Антология / В. Суворов, А. Исаев, М. Барятинский. — М.: Яуза, Эксмо, 2011. — 352 с., Серия «Альтернативы Великой Отечественной». 5 000 экз., ISBN 978-5-699-43818-1
- «1941: Совсем другая война»: Антология / В. Суворов, А. Исаев и др. Ред.-сост. Л. Незвинская. — М.: Яуза, Эксмо, 2011. 768 с., 4 000 экз., ISBN 978-5-699-50362-9
- «Военно-исторический альманах Виктора Суворова. Выпуск 1» / В. Суворов и др. — М.: Добрая книга, 2012. — 3000 экз. ISBN 978-5-98124-583-1
- «Военно-исторический альманах Виктора Суворова. Выпуск 2» / В. Суворов, Д. Хмельницкий, Д. Наджафов и др. — М.: Добрая книга, 2013. — 344 с., 3000 экз. ISBN 978-5-98124-628-9
Книги Д. С. Хмельницкого о Викторе Суворове
- «Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй мировой» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2006. — 352 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 10 000 экз., ISBN 5-87849-214-8
- «Правда Виктора Суворова-2. Восстанавливая историю Второй мировой» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2007. — 320 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 8 000 экз., ISBN 978-5-903339-46-4
- «Правда Виктора Суворова-3. Восстанавливая историю Второй мировой» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2007. — 320 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 8 000 экз., ISBN 978-5-903339-68-6
- «Правда Виктора Суворова. Новые доказательства» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2008. 384 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 8 100 экз., ISBN 978-5-9955-0013-1
- «Правда Виктора Суворова. Окончательное решение» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2009. — 480 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 8 000 экз., ISBN 978-5-9955-0034-6
- «Новая правда Виктора Суворова. Продолжение супербестселлера»: Антология / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2009. — 320 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 7 100 экз., ISBN 978-5-9955-0099-5
- «Вся правда Виктора Суворова. Лучшие статьи ведущих историков» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2009. — 800 с., Серия «Виктор Суворов: За и против». 5 000 экз., ISBN 978-5-9955-0076-6
- «Детектор правды Виктор Суворов» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 320 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 6 000 экз., ISBN 978-5-9955-0228-9
- «Запретная правда Виктора Суворова» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 320 с., Серия «Великая Отечественная: неизвестная война». 5 000 экз., ISBN 978-5-9955-0276-0
- «Сверхновая правда Виктора Суворова» / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 320 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0285-2
- «Нокдаун 1941. Почему Сталин „проспал“ удар?»: Антология / Сост. Д. С. Хмельницкий. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 416 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0261-6
- «Откровения Виктора Суворова» / Сост. Д. С. Хмельницкий. 3-е изд., доп., испр. — М.: Яуза-пресс, 2011. — 416 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 4 000 экз., ISBN 978-5-9955-0282-1
- «Виктор Суворов без цензуры. Против пещерного сталинизма» / Сост. Д. С. Хмельницкий. М.: Яуза-пресс, 2011. — 576 с., Серия «Правда Виктора Суворова». 3 500 экз., ISBN 978-5-9955-0336-1
Публикации в британском военно-научном журнале
Во время холодной войны журнал британского военного исследовательского центра RUSI опубликовал две статьи Суворова:
- «Who was planning to attack whom in June 1941, Hitler or Stalin?» / by Viktor Suvorov. Journal of the Royal United Services Institute for Defence Studies; v.30, June, 1985, pp. 50-55[60]
- «Yes, Stalin was planning to attack Hitler in June 1941» / by Viktor Suvorov. Journal of the Royal United Services Institute for Defence Studies; v.31, June 1986, pp. 73-74[61]
Как пишет про эти статьи профессор кафедры истории Восточной Европы Констанцского университета Бианка Пиетров-Энкер, «Хотя аргументация Суворова была настолько куцей, что критики даже поставили под сомнение „его способности как историка“ Гюнтер Гилльэссен выразил в той же „ФАЦ“ мнение, будто гипотеза о советском упреждающем ударе по Германии в 1941 году приобрела некоторую убедительность»[62].
* Примечание: Royal United Services Institute — независимый[63][64] аналитический центр, специализирующийся на вопросах вооружения, обороны, безопасности и военной истории[65].
Фильмы с Виктором Суворовым
- [www.rp.pl/artykul/361429.html Marsz wyzwolicieli, польский].
- «Последний миф» — 18-серийный документальный сериал, режиссёр Владимир Синельников (студия «Клото»).
Интересные факты
- Трилогия «Тень Победы» повсеместно называется именно[66][67][68][69] трилогией, однако третья книга пока ещё (по состоянию на май 2016 года) не написана.
- Виктор Суворов предсказал, что Путин уйдёт не позже, чем 23 июля 2015 года. [70]
См. также
Напишите отзыв о статье "Виктор Суворов"
Примечания
- ↑ 1 2 Владимир Безрученко, полковник запаса, Харьков. [aravidze.narod.ru/s8/bezr3335.htm РАЗВЕДЧИК - ПРЕДАТЕЛЮ: "ЧЕСТЬ ИМЕЮ!"]. Коммунист (Киев) 2003, № 33 (2003,5,7). [www.webcitation.org/6183HJ1yJ Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ 1 2 3 [www.suvorovrezun.com/biography.html Автобиография.]
- ↑ 1 2 Лурье В. М., Кочик В. Я. [books.google.com/books?id=ntdwNtWguWEC&pg=PA605&lpg=PA605&dq=%22заочно+-+да.+был+суд%22&source=bl&ots=Hx8pf60oHD&sig=n-5ysfEyfk5QzUGkMGKu-cyJynI&hl=en&ei=DQ9dTICSLY6-sQPsj_CpCw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=6&ved=0CC8Q6AEwBQ#v=onepage&q=%22заочно%20-%20да.%20был%20суд%22&f=false ГРУ: дела и люди.] — СПб.: Нева, М.: Олма-Пресс, 2002. — с. 597, 605—606.
- ↑ [www.newizv.ru/news/2006-09-01/53116/ Новые известия]. 1 сентября 2006 г. Виктор Суворов. «За идеи в России сейчас не убивают»
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1519951773/ Память народа :: Документ о награде :: Резун Богдан Васильевич, Орден Отечественной войны I степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 июля 2016.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie26126619/ Память народа :: Документ о награде :: Резун Богдан Васильевич, Орден Красной Звезды]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 июля 2016.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie32034460/ Память народа :: Документ о награде :: Резун Богдан Васильевич, Орден Отечественной войны II степени]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 июля 2016.
- ↑ [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie11997690/ Память народа :: Документ о награде :: Резун Богдан Васильевич, Медаль «За боевые заслуги»]. pamyat-naroda.ru. Проверено 20 июля 2016.
- ↑ По собственному утверждению.
- ↑ www.agentura.ru/dossier/russia/gru/imperia/predateli/rezun/
- ↑ 66-я учебная МСД была сформирована в 1957 году из 66-й гвардейской Полтавской Краснознаменной МСД, в 1980-х годах преобразована в 110-й гвардейский окружной учебный центр
- ↑ 1 2 Беседы с Виктором Суворовым (в соавторстве с Д. С. Хмельницким). М.: Яуза-пресс, 2010., Серия «Виктор Суворов: За и против»., ISBN 978-5-9955-0107-7
- ↑ «… является самым молодым по возрасту слушателем Военной академии Советской Армии. Военные дисциплины знает лучше своих коллег. Увлекается сбором книг для библиотеки по военной тематике. Имеет второй разряд по стрельбе из автомата Калашникова» (Из выпускной аттестации) [aravidze.narod.ru/s8/bezr3335.htm].
- ↑ Виктор Суворов. «Аквариум», глава 9, подглава 13
- ↑ Подполковник Н. Поросков. [www.google.com/search?q=%22взял+себе+бывший+майор+Резун+Владимир+Богданович%22&hl=en&safe=off&rlz=1T4DMUS_enUS347US346&prmdo=1&prmd=imvns&ei=K3SmTp-dKqfZiQLM0eTLDQ&start=40&sa=N&biw=1680&bih=851#sclient=psy-ab&hl=en&safe=off&rlz=1T4DMUS_enUS347US346&prmdo=1&source=hp&q=%22Личное+дело+его+у+нас+сохранилось%2C+%22&pbx=1&oq=%22Личное+дело+его+у+нас+сохранилось%2C+%22&aq=f&aqi=&aql=1&gs_sm=e&gs_upl=26404l26404l0l27380l1l1l0l0l0l0l220l220l2-1l1l0&bav=on.2,or.r_gc.r_pw.,cf.osb&fp=eaa01c5641b8aa67&biw=1680&bih=851 ГРУ: из этого здания виден весь мир...] // Газета Красная звезда. — 29.04.1992. — № 097.
- ↑ В. П. Калинин. [cyberleninka.ru/article/n/predateli-v-gru-vo-vtoroy-polovine-hh-veka «Кто вы, капитан Резун?» Предатели в ГРУ], Новая газета (12.12.1993).
- ↑ [www.solonin.org/other_otkryitoe-pismo-v-suvorova Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ»]
- ↑ [books.google.com/books?id=Mg5h9qNLntgC&pg=PA401&lpg=PA401&dq=%22+вот+прошло+три+недели+после+приезда+нового+товарища%22&source=bl&ots=j6zn0dRtUC&sig=lLH0jOFzIo7A_5ngGyeEvnaJBS0&hl=en&ei=yA_CSe2vLJHItQOAm7mCBw&sa=X&oi=book_result&resnum=3&ct=result Д. Прохоров. Сколько стоит продать Родину.]
- ↑ Электронная версия [lib.ru/WSUWOROW/interview.txt «Интервью с Виктором Суворовым»] в программе «Обличчя Світу» показанной вечером 11.02.99 по украинскому телеканалу «Интер».
- ↑ [www.agentura.ru/dossier/russia/gru/imperia/predateli/rezun/ Владимир Резун] на сайте [www.agentura.ru/ Agentura.Ru]
- ↑ [suvorov.com/articles/i001.htm Перепечатка] интервью Виктора Суворова газете Русский курьер, 3 октября 2003.
- ↑ Ручкин, Александр [www.fsb.ru/fsb/smi/overview/single.htm!id%3D10342449@fsbSmi.html Природа предательства] // Парламентская газета. — 09.11.2000.
- ↑ [www.fsb.ru/fsb/smi/overview/single.htm!_print%3Dtrue&id%3D10342449@fsbSmi.html Природа предательства]: интервью Николая Петухова «Парламентской газете» (Москва), 09.11.2000
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=76684 «Коммерсантъ» № 72 (540) от 21.04.1994]
- ↑ [www.unian.net/news/426881-suvorova-nagradili-zolotoy-medalyu-kafki.html Суворова наградили Золотой медалью Кафки: Новости УНИАН]
- ↑ Александр Ткаченко, украинский тележурналист. [www.lib.ru/WSUWOROW/interview.txt Интервью с Виктором Суворовым]. программа «Обличчя Свiту» украинского телеканала «Интер». [www.webcitation.org/6183IE44G Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ В. Богомолов. [scepsis.ru/library/id_484.html Срам имут и живые, и мёртвые, и Россия…]— «Свободная мысль». 1995, № 7.
- ↑ [www.sovietstory.com/about-the-film/film-facts/ Официальный сайт фильма]
- ↑ 1 2 Дмитрий Родионов [www.tatar-inform.ru/news/2008/09/28/134387/ Латвийский фильм «Советская история» стал призёром Бостонского кинофестиваля] // ИА «Татар-информ», 28.09.2013
- ↑ Дюков А. Р. [common.regnum.ru/documents/The_Soviet_Story.pdf «The Soviet Story»: Механизм лжи]. — М.: REGNUM, 2008. — 88 с. 78-5-91150-029-091150-029-0
- ↑ Виктор Суворов, книга «Ледокол», глава 33. («Война, которой не было» ).
- ↑ И. В. Павлова. Поиски правды о кануне Второй мировой войны. «Подавляющее большинство западных историков точку зрения о „превентивном“ нападении Германии на СССР в 1941 г. отвергает без обсуждения. Еженедельник „Die Zeit“ (7 июня 1991 г.) прямо назвал сторонников этой версии „запоздалыми жертвами нацистской пропаганды“» // Правда Виктора Суворова. Яуза, 2006 г. 352 стр. ISBN 5-87849-214-8
- ↑ [Alexander Hill].A companion to international history 1900—2001. John Wiley & Sons, 2007. Chapter 20 Stalin and the West «Suvorov’s argument was rapidly countered by much of the established Russian historical community, with the support of western historians such as Gabriel Gorodetsky on the diplomatic front and David Glantz on military issues»
- ↑ Jörg Echternkamp and Stefan Martens, editors. [www.jstor.org/pss/10.1086/ahr.116.3.918b Experience and Memory: The Second World War in Europe]. The University of Chicago Press on behalf of the American Historical Association: «The simplifying views of the former Soviet military scout and later GRU (Soviet military intelligence) defector Viktor Suvorov, alias Vladimir Rezun, which some conservative historians support, are not convincingly confirmed by the available data. The core idea is adapted from National Socialist propaganda… Suvorov alias Rezun searches for contradictions, for deviations from the facts, and for the concealment of certain events in the memoirs of Red Army commanders, and constructs a conspiracy theory of sorts from these conclusions. In fact, the only thing proven here is that human memory is fallible and that memoirs can only be consulted as one type of source among various others»
- ↑ David E. Murphy. What Stalin Knew: The Enigma of Barbarossa. Yale University Press, 2006. «The idea that Stalin intended to attack Germany in July 1941 is put forward by Viktor Suvorov in his book Ledokol: Kio naclial vtoruiu vohui? (Icebreaker: Who Started the Second World War?).» Suvorov claims that Stalin failed because Hitler got wind of the plan and launched Operation Barbarossa, a preemptive strike. This thesis started a controversy that continues, but most historians in Russia and abroad reject it as unsupported by evidence, while there is overwhelming archival and other data demonstrating that the Red Army was incapable of mounting an offensive of the magnitude required. Nevertheless, some historians have defended the idea. "
- ↑ 1 2 [people.emich.edu/wmoss/ Walter Moss]. A history of Russia: Since 1855. Anthem Press, 2004. « During the 1990s, some historians accepted Viktor Suvorov’s argument that Soviet defenses were unprepared for a German attack because Stalin was preparing to attack Germany first and was therefore stressing offensive operations rather than defensive ones. Albert Weeks' recent study argues in a similar fashion. Most scholars, however, including Glantz, Gorodetsky, Ericson, and Uldricks, reject the Suvorov viewpoint.»
- ↑ Philip Michael Hett Bell (Dep. of History University of Liverpool). The origins of the Second World War in Europe. Pearson Education, 2007. «Suvorov’s book has been generally dismissed, often with contempt. Two expert authorities have dismissed it as 'flimsy and fraudulent' and 'totally unfounded' … The Icebreaker thesis has no substance.»
- ↑ [www-personal.ksu.edu/~stone/ David R. Stone]. Soviet Intelligence on Barbarossa: The Limits of Intelligence History // Intelligence and statecraft: the use and limits of intelligence in international society. Greenwood Publishing Group, 2005. " Most serious historians, in Russia and the West, find Suvorov’s methods and conclusions beneath contempt, but the amount of effort devoted to proving them false is truly staggering.// In Russia, for example, the chief Russian military history journal published May 1941 directives from the Ministry of Defense ordering its military districts to draw up «a detailed plan lo defend the stale border» to "cover the mobilization, concentration, and deployment of troops, « along with the defense plans themselves of the Baltic, Western, Kiev, Odessa, and Leningrad Military Districts.1 The publication’s goal was clear and explicit: to refute Suvorov’s notion that Soviet war plans were anything other than defensive.».
- ↑ Габриэль Городецкий. «Миф Ледокола»: Накануне войны — М.: Прогресс-Академия, 1995. — 352 с. «Период между началом второй мировой войны и немецким вторжением в Россию представляет собой особо благодатную почву для теории заговора, поскольку он включает в себя основополагающие мифы, такие, как договор между Риббентропом и Молотовым, полёт Рудольфа Гесса в Англию и предупреждение, направленное Черчиллем Сталину. Суворов правильно понимает, что самые старые, заскорузлые теории заговора живут дольше других. Они воскрешаются, едва успев стереться из памяти, имитируя истину, а на деле скрывая её новыми нагромождениями лжи. Теория заговора, будучи исключительно привлекательной для обывателей, пропагандирует мифы, преднамеренно и настойчиво скрывает истину, упрощая сложные ситуации. Это особенно применимо к России, где период 1939—1941 гг. оставался ещё несколько лет назад „белым пятном“ в советской историографии. Суворов не удосужился изучить появившиеся в изобилии новые материалы, так как правильно рассчитал, что идеи, внушённые с помощью теории заговора, сильнее фактов.»
- ↑ Мельтюхов, Михаил Иванович. [forums.vif2.ru/showthread.php?p=1108 Главная ложь Виктора Суворова]. В сборнике «Неправда Виктора Суворова-2, 2008»
- ↑ «Наиболее одиозной фигурой, прочно ассоциирующейся с ложью и фальсификацией о событиях Великой Отечественной войны, является В. Суворов».// [www.mil.ru/info/1068/11278/11845/25231/46968/51003/index.shtml Ю. А. Никифоров, к. и. н., Военно-исторический журнал, № 5-2008]
- ↑ Rolf-Dieter Müller, Gerd R. Ueberschär. [books.google.com/books?id=RBl5MUemvREC&pg=PA84&dq=%22maser%22+suvorov&hl=en&ei=8V_CTrzvFsSUOuGj6OsO&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=6&ved=0CEoQ6AEwBQ#v=onepage&q=%22maser%22%20suvorov&f=false Hitler's War in the East, 1941-1945: A Critical Assessment].
- ↑ Gabriel Gorodetsky. [books.google.com/books?id=CgFYzta8Qy4C&pg=PR10&dq=%22maser%22+suvorov&hl=en&ei=8V_CTrzvFsSUOuGj6OsO&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CDYQ6AEwAQ#v=onepage&q=%22Maser%20and%20Post%22&f=false Grand Delusion: Stalin and the German Invasion of Russia].
- ↑ 1 2 R. J. Overy. [books.google.com/books?id=Ulyrqlw4pU4C&pg=PT291&dq=raack+suvorov&cd=10#v=onepage&q=raack%20suvorov&f=false Russia's War].
- ↑ Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй Мировой. ред. Хмельницкий, 2006
- ↑ [www.vestnik.com/issues/98/1222/koi/felshtin.htm Читая книги «Ледокол» и «День-М» Виктора Суворова] в журнале [www.vestnik.com/issues/98/1222/koi/felshtin.htm «Вестник»], д. и. н. Ю. Г. Фельштинский
- ↑ Gerd R. Ueberschar. The Military Campaign // Rolf-Dieter Muller, Gerd R. Ueberschar. Hitler’s war in the East, 1941—1945: a critical assessment. Berghahn Books, 2009. «Several broad studies of Soviet-German relations in 1939-41 and about the „historical viewpoint of Operation Barbarossa“ (Nos. 107, 113, 450) — as well as monographs examining the decision to attack and preparations for the attack, such as those of Heinrich Uhlig (No. 355), Gerd R. Ueberschar (Nos. 353, 354), and Andreas Hillgruber (Nos. 310, 311) — have demonstrated that the military planning was based directly on Hitler’s ideologically motivated desire to conquer new Lebensraum in the East. Of little value are works that attempt to deny that Germany launched a surprise attack or that endeavor, like Bernd Stegemann’s study (No. 346), to downplay the part played by Nazi ideology in the military decision-making and planning. These tendencies can be found in the works of Victor Suvorov (No. 349 [Viktor Rezun]), Ernst Topitsch (No. 351), Werner Maser (No. 327a), and recently Joachim Hoffmann (No. 313) and Fritz Becker (No. 283).»
- ↑ Ian Kershaw, Moshe Lewin. Stalinism and Nazism: dictatorships in comparison. Cambridge University Press, 1997. «Suvorov, the pseudonym for a Soviet intelligence officer who defected to the West, offers no new evidence in support of his claims, which are no longer accepted by any but a fringe group in the German academic establishment. Hitler’s preventive war thesis did, however, resurface in the German Historikerstreit. For a devastating critique of the Russian-language version, Udokol, see A. N. Mertsalov and L. Mertsalova, '„Nepredskazuemoe proshloe“ ili prednamerennaia lozh'?', Svobodnaia mysl' 6 (1993),»
- ↑ Colonel David M. Glantz. Fact and Fancy: The Soviet Great Patriotic War, 1941—1945 // Peter B. Lane, Ronald E. Marcello. Warriors and scholars: a modern war reader (University of North Texas Press, 2005): «Russian emigre whose real name was Alexander Kezun, in his book, Icebreaker, several years ago. Rezun used one document, a document signed by Zhukov on May 15, 1941, when he was serving as Chief of the General Staff. The document is a proposal that he submitted through Minister of Defense Timoshenko to Stalin. The document, which I have seen in the original, proposed that the Red Army launch a preemptive offensive against the Germans, who were obviously mobilizing in eastern Poland. The Suvorov thesis, obviously, is quite comforting for German historians today because it in some way obviates German blame for launching the war in the first place. It has been welcomed by two groups: a small group of German historians and a small group of Russian historians who are willing to blame Stalin for everything bad that has ever occurred in the world. Suvorov’s thesis is indeed a myth. It is built on fragmentary evidence cut out of whole cloth. When it is examined against archival materials that outline the dilapidated state of the Red Army in 1941, it simply does not hold water.»
- ↑ Н. В. Гладких. [econom.nsc.ru/eco/arhiv/ReadStatiy/2003_01/Gladkikh.htm ЗАЩИТА ПАВЛОВОЙ: Субъективные заметки об одной исторической защите]. журнал «ЭКО» (январь, 2003). Проверено 13 апреля 2012. [www.webcitation.org/67yuXgq5q Архивировано из первоисточника 28 мая 2012].
- ↑ [www.aif.ru/society/article/62293 Михаил Веллер: Для правды опять не время? — Главное — Общество — Аргументы и Факты]
- ↑ [www.akademy.com/Members/presidium/page6.html Presidium — International Academy]
- ↑ [apia-world.org/structure/poch-chlen-apia/ Почётные члены APIA « APIA-WORLD]
- ↑ Дмитрий Хмельницкий «Беседы с Виктором Суворовым»
- ↑ «Виктор Суворов — это автор 18 книг, переведённых на более чем 20 языков …» (англ. VIKTOR SUVOROV is the author of eighteen books that have been translated into more than twenty languages ...) // [www.amazon.com/Chief-Culprit-Stalins-Design-Jacket/dp/1591148383 Chief Culprit: Stalin's Grand Design to Start World War II]. Amazon. Проверено 23 марта 2011. [www.webcitation.org/6183IhOgV Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ «Виктор Суворов — это автор 18 книг, переведённых на более чем 20 языков …» (англ. Viktor Suvorov is the author of eighteen books that have been translated into more than twenty languages ...) // [www.usni.org/store/books/history/chief-culprit THE CHIEF CULPRIT]. Сайт военно-морского института США (англ. USNI). Проверено 23 марта 2011. [www.webcitation.org/6183JZjbj Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
- ↑ «Книга <Аквариум> выдержала более 70 изданий на 27 языках.»
- ↑ «„Освободитель“ — первая книга Виктора Суворова. Переведена на 23 языка.»
- ↑ [republic.com.ua/world.php?id_show=8379 Рецензия на книгу «Главный виновник»] первоначально опубликованная на [web.archive.org/web/20080918091049/www.voanews.com/russian/index.cfm?sel_tab=2 «Русской странице» сайта «Голос Америки»]
- ↑ [lib.leeds.ac.uk/record=b2150507~S4 Who was planning to attack whom in June 1941, Hitler or Stalin?] / by Viktor Suvorov. Journal of the Royal United Services Institute for Defence Studies; v.30, June, 1985, pp.50-55
- ↑ [lib.leeds.ac.uk/record=b2152370~S4 Yes, Stalin was planning to attack Hitler in June 1941] / by Viktor Suvorov. Journal of the Royal United Services Institute; v.31, June 1986, pp.73-74
- ↑ [web.archive.org/web/20080514005730/www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Engl/P/Pietrow/index.html Бианка Пиетров-Энкер], [web.archive.org/web/*/www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Engl/P/Pietrow/Articles/bianka.htm «Германия в июне 1941 г. — жертва советской агрессии? О разногласиях по поводу тезиса о превентивной войне»]
- ↑ [www.esrcsocietytoday.ac.uk/ESRCInfocentre/opportunities/eligibility/ список независимых исследовательских организаций] по данным The Economic and Social Research Council (ESRC)
- ↑ [rusi.org/about-rusi/faq/what-rusi The Royal United Services Institute (RUSI) is an independent think tank] / RUSI — это независимый исследовательский центр
- ↑ [www.rusi.org/publication/ RUSI Journal публикует в каждом номере 2—4 научные статьи по военной истории («two to four scholarly studies on military history subjects»)]
- ↑ [yandex.ru/search/?text=%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%82%D1%8C%D1%8F%20%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%20%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%B8%20%22%D0%A2%D0%B5%D0%BD%D1%8C%20%D0%9F%D0%BE%D0%B1%D0%B5%D0%B4%D1%8B%22&lr=213&clid=2186618 третья часть трилогии "Тень Победы"]
- ↑ [www.odessitclub.org/reading_room/suvorov/slova-obratno/books/slova-obratno/27.htm Главы из второй части трилогии «Тень Победы»]
- ↑ [www.ozon.ru/context/detail/id/2339406/ Беру свои слова обратно. Вторая часть трилогии «Тень Победы»]
- ↑ [literatura.to-ask.ru/answer/26625/kakaya-tretya-kniga-trilogii-ten-pobedy Какая третья книга трилогии «Тень Победы»]
- ↑ [ehorussia.com/new/node/9515 Виктор Суворов: срок Путина вышел. Целостность России под большим вопросом]
Ссылки
- [www.suvorovrezun.com/ Официальный сайт Виктора Суворова]
- [lib.ru/WSUWOROW/ Виктор Суворов] в библиотеке Максима Мошкова
- [militera.lib.ru/research/index.html Работы Виктора Суворова] на сайте «Милитера» («Военная литература»)
- Игорь Лосев. [www.inosmi.ru/panorama/20080515/241363.html Великий украинец Владимир Ризун] («День», Украина, 15 мая 2008 года)
- [www.solonin.org/other_otkryitoe-pismo-v-suvorova Открытое письмо В. Суворова руководству издательства «АСТ»]
Интервью
- [www.ogoniok.com/archive/1996/4469/38-46-50/ Эффект Суворова. Журнал «Огонёк», 1996 ]
- [archive.svoboda.org/programs/RT/1999/RT.080599.asp Радио Свобода. Готовил ли Сталин депортацию евреев? 1999]
- [avn.thelook.ru/_vragi_lib/suvorov/various/interv.zip Выступление в программе «Обличчя Світу» украинского телеканала «Интер», 1999]
- [www.newizv.ru/news/2006-09-01/53116/ «За идеи в России сейчас не убивают»] («Новые известия», 1 сентября 2006)
- [www.inosmi.ru/world/20061003/230230.html Агентами ГРУ остаются всю жизнь] («Rzeczpospolita», Польша, 3 октября 2006)
- [www.rg-rb.de/2008/30/gud.shtml Мы не дураки!] («Русская Германия», 1 августа 2008)
- [echo.msk.ru/guests/555025-echo/ Объяснение в истории ] («Цена победы» 30 августа 2010)
- [www.rutv.ru/video.html?vid=66481&cid=5079&d=0 Чужое имя. Измена в мягком переплёте] («Фильм канала „Россия“» 7 декабря 2010)
- [republic.com.ua/article/25346-Viktor-Suvorov-o-falsifikaciYah-istorii-voyny.html Виктор Суворов: о фальсификациях истории войны]
- [obozrevatel.com/interview/viktor-suvorov-rossiyu-obmanut-mozhno.-no-tak-chtobyi-nikto-ne-dogadalsya.-ch.2.htm «Виктор Суворов: Россию обмануть можно. Но так, чтобы никто не догадался. Ч.2»]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Виктор Суворов
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Приморском крае
- Писатели по алфавиту
- Писатели Великобритании
- Русские писатели XX века
- Русские писатели XXI века
- Историки Великобритании
- Публицисты Великобритании
- Сотрудники ГРУ
- Советские перебежчики
- Альтернативные точки зрения на Вторую мировую войну
- Виктор Суворов
- Разведчики СССР
- Члены КПСС
- Выпускники Тверского суворовского военного училища
- Выпускники Киевского высшего общевойскового командного училища
- Выпускники Военно-дипломатической академии
