Виктор Эммануил II

Виктор Эммануил II итал. Vittorio Emanuele II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
король Пьемонта и Сардинии
28 июля 1849 года — 17 марта 1861 года
Предшественник:	Карл Альберт
Преемник:	титул упразднён
король Италии
17 марта 1861 года — 9 января 1878 года
Коронация:	17 марта 1861
Предшественник:	титул учреждён
Преемник:	Умберто I
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	14 марта 1820(1820-03-14) Турин, Сардинское королевство
Смерть:	9 января 1878(1878-01-09) (57 лет) Рим, Италия
Место погребения:	Пантеон в Риме
Род:	Савойский дом
Отец:	Карл Альберт
Мать:	Мария Тереза Тосканская
Супруга:	Адельгейда Габсбург
Дети:	сыновья: Умберто, Амадей дочери: Клотильда, Мария Пиа
Монограмма:
Награды:

Виктор Эммануил II (итал. Vittorio Emanuele II; 14 марта 1820, Турин, Сардинское королевство — 9 января 1878, Рим, Италия) — король Сардинского королевства (Пьемонта) c 1849 года, из Савойской династии; первый король единой Италии нового времени с 1861 года (столица — Турин, с 1865 года — Флоренция, с 1871 — Рим).

Биография

Родился в 1820 году и ещё наследным принцем проявил в войне с Австрией в 1848—1849 годах выдающуюся храбрость.

8 октября 1845 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного.

Вступив на престол Сардинии после того, как отец его, король Карл Альберт, разбитый при Новаре, удалился в Испанию, Виктор-Эммануил II заключил с Австрией мир на довольно тяжких для страны условиях: австрийцы получили крупную контрибуцию, и оккупационный корпус их долгое время оставался в Пьемонте. Мир мог быть заключен и на более легких условиях, но лишь при отмене конституции, но Виктор-Эммануил II не пожелал нарушать обязательство, данное народу его отцом. Благодаря этому, он заслужил доверие народа и популярность, почти равную с популярностью Гарибальди. Только пользуясь этим, Виктор-Эммануил II мог напрячь все финансовые средства страны, увеличив государственный долг в 4 раза, для реорганизации армии, которая стараниями военного министра, генерала Ламарморы, была доведена до блестящего состояния и увеличена до 100 000 человек.

Чтобы дать ей нужный боевой опыт и в то же время укрепить дружеские отношения с Францией, Виктор-Эммануил II принял участие в Восточной войне и послал под Севастополь 15 тысячный корпус под командой генерала Ментевеккио. Это обстоятельство дало возможность Сардинии иметь своего представителя на Парижском конгрессе 1856 года, где Кавур в блестящей речи, направленной против Австрии, изложил положение и нужды Италии.

В 1858 году тот же Кавур, отправленный Виктором-Эммануилом II в Пломбьер для свидания с Наполеоном III, достиг того, что последний обязался объявить Австрии войну и уступить Пьемонт, Ломбардию и Венецию взамен Ниццы и Савойи. Война началась, и после побед французско-итальянских войск при Палестро, Мадженте и Сольферино, в которых принимал личное участие сам Виктор-Эммануил II, судьба Италии была решена по Виллафранкскому миру следующим образом: Ломбардия досталась Виктору-Эммануилу II, Венеция осталась за Австрией, из остальной же Италии предполагалось составить федерацию под председательством папы Пия IX. Постановления Виллафранкского мира вызвали страшное негодование во всей Италии, и выполнить их оказалось невозможно; Пий IX отказался сделать какие бы то ни было уступки, Тоскана, Модена, Романья и Парма не пожелали принять своих герцогов и избрали главой своего союза Гарибальди, поручив ему присоединиться к Пьемонту.

Вынужденный положением вещей, Наполеон, оставив за собой Савойю и Ниццу, согласился на присоединение Тосканы, Пармы, Модены и Романьи к Пьемонту, и Виктор-Эммануил II народным голосованием был признан королём этих провинций (1860 год) и 14 марта 1861 года принял титул короля Италии, под именем Виктор-Эммануил II.

Хотя в одном из первых же заседаний парламента Рим и был назван «столицей Италии», но он был занят французскими войсками. Не будучи в состоянии заняться его завоеванием, так как финансы государства были расстроены постоянными войнами и ощущалась крайняя необходимость заняться внутренними делами, Виктор-Эммануил II решил дипломатическим путём добиться удаления из Рима французских войск. После долгого колебания Наполеон согласился вывести в течение 2 лет свои войска из Италии, но при условии, что Рим никогда не будет её столицей и у папы останется собственное войско. Народ не желал, однако, принимать этих условий, и в Турине вспыхнул мятеж, энергично усмиренный Виктор-Эммануилом II.

В 1866 году Виктор-Эммануил II заключил с Пруссией оборонительный и наступательный союз против Австрии, по которому мир мог быть заключен не иначе как с общего согласия. За это Бисмарк обещал вернуть Италии Венецию. Тогда Австрия предложила Виктор-Эммануилу II получить Венецию даром, но Виктор-Эммануил II не захотел нарушать договора с Пруссией и выставил свои войска для её поддержки в начавшейся тогда уже войне с Австрией, но они действовали очень неудачно. Тем не менее, Австрия войну проиграла. По Венскому мирному договору 1866 года, Венецианская область отошла к Италии, а в конце 1866 года французские войска покинули Рим, простояв там 17 лет. Тогда Гарибальди двинулся на завоевание Рима, но был разбит французами в 1867 году у Ментоны, и французские войска снова заняли Папскую область. Наполеон подозревал Виктор-Эммануила II в сочувствии Гарибальди, и это послужило причиной охлаждения отношений между Францией и Италией.

Во время франко-прусской войны 1870—1871 годов Италия не поддержала Францию, Седанская же катастрофа окончательно освободила её от французов. Раньше чем взяться за оружие для приобретения Рима, Виктор-Эммануил II пытался уговорить папу отказаться от светской власти, но, видя бесполезность переговоров, приказал войскам бомбардировать столицу Пия IX. Рим быстро сдался. Папские войска были распущены.

26 октября 1871 года состоялось постановление парламента о перенесении столицы королевства из Флоренции в Рим.

В 1873 году Виктор-Эммануил II посетил императора Вильгельма I и Франца-Иосифа в Берлине и Вене и дипломатическими переговорами содействовал возникновению т. н. «Тройственного Союза».

9 января 1878 года Виктор-Эммануил II умер.

В памяти народной он остался великим борцом за свою страну и её объединителем.

Сам Виктор, несмотря на страсть к охоте и многочисленные любовные похождения, был человеком достаточно мужественным и трезвомыслящим, чтобы справляться со своими королевскими обязанностями. Не обладая большим умом, по-солдатски грубоватый и непринужденный, он, однако, имел много простого здравого смысла и деловой проницательности. Виктор отлично понимал, что Пьемонт в силу своего географического, экономического и политического положения может быть для итальянских патриотов центром сплочения сил, и чтобы это поддержать, вел либеральный курс во внутренней политике, а во внешней держался решительно и смело против Австрии. Это, по сути, и был его вклад в дело объединения Италии. Остальное сделали за него другие. Престолом был обязан Камилло Кавуру, руководившему объединением Италии.

Во многих городах Италии ему воздвигнуты памятники; лучшие — в Риме, Милане и в Сан-Мартино (на Сольферинском поле сражения)

Семья

В 1842 году он женился на своей двоюродной сестре Адельгейде Австрийской (1822—1855), дочери габсбургского вице-короля Ломбардии Райнера Иосифа, у них родились восемь детей, из которых выжили пять:

• Клотильда (1843—1911), замужем за принцем Наполеоном («Плон-Плоном»), двоюродным братом Наполеона III,
• Умберто I (1844—1900) унаследовал от отца корону Италии,
• Амадей (1845—1890), король Испании (1871—1873), герцог Аоста (1845—1890),
• Оддонэ Эудженио Марио (1846—1866),
• Мария Пиа (1847—1911), супруга короля Португалии Луиша I.
• Карло Альберто (1851—1854)
• Виктор Эммануил (1852), умер при рождении
• Виктор Эммануил (1855), прожил 4 месяца

Похоронен в римском Пантеоне. Надпись на надгробии в Пантеоне гласит: «PADRE DELLA PATRIA» (Отец Отечества). Величественный памятник Виктору Эммануилу II на площади Венеции в Риме имеет в народе ироническое прозвище «macchina da scrivere» («Пишущая машинка»). Также известен памятник в Падуе работы скульптора Одоардо Табакки.

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Виктор-Эммануил III // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Виктор Эммануил II

– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.