Виктор (Островидов)

Епископ Виктор<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Шадринский, викарий Свердловской епархии
октябрь — 23 декабря 1927
Предшественник:	Даниил (Троицкий)
Преемник:	Валериан (Рудич)
Епископ Ижевский и Воткинский
16 сентября 1926 — октябрь 1927
Предшественник:	Трофим (Якобчук)
Преемник:	Стефан (Бех)
Епископ Глазовский, викарий Вятской епархией
14 сентября 1921 — 1924
Предшественник:	Павел (Поспелов)
Преемник:	Симеон (Михайлов)
временно управляющий Томской епархией
1921 — 1922
Предшественник:	Андрей (Ухтомский)
Преемник:	Димитрий (Беликов)
Епископ Слободской, викарий Вятской епархией
октябрь 1920 — 14 сентября 1921
Предшественник:	Николай (Покровский)
Епископ Уржумский, викарий Вятской епархией
26 декабря 1919 (8 января 1920) — октябрь 1920
Преемник:	Евсевий (Рождественский)
Образование:	Саратовская духовная семинария, Казанская духовная академия
Учёная степень:	кандидат богословия
Имя при рождении:	Константин Александрович Островидов
Рождение:	20 мая (1 июня) 1875(1875-06-01) село Золотое, Камышинский уезд, Саратовская губерния, Российская империя (ныне Красноармейский район, Саратовская область)
Смерть:	2 мая 1934(1934-05-02) (58 лет) село Нерица, Усть-Цилемский район, Северный край, РСФСР, СССР (ныне Республика Коми)
Принятие монашества:	1903
Канонизирован:	РПЦЗ, 1981 РПЦ, 2000
В лике:	священноисповедник
День памяти:	2 мая и 1 июля (перенесение мощей)

Епископ Виктор (в миру Константин Александрович Острови́дов; 20 мая (1 июня) 1875, с. Золотое, ныне Саратовская область — 2 мая 1934, с. Нерица, ныне Республика Коми) — епископ Православной Российской Церкви, епископ Шадринский, викарий Свердловской епархии.

Прославлен как священноисповедник РПЦЗ (1981) и Русской Православной Церковью (2000).

Биография

Детство и образование

Константин Островидов родился 20 мая (1 июня) 1875 года в семье псаломщика Троицкой церкви Александра и его супруги Анны села Золотое Золотовской волости Камышинского уезда Саратовской губернии (ныне центр Золотовского муниципального образования Красноармейского района Саратовской области. Кроме Константина, в семье были: Сергей (1874 г.р.), Мария (1882 г.р.), Александр (1884 г.р.), Лидия (1886 г.р.), Венедикт (1889—1921), Николай (1892 г.р.) .

Окончил Камышинское духовное училище (1893), Саратовскую духовную семинарию (1899), Казанскую духовную академию (1903) со степенью кандидата богословия.

Монах

28 июня (11 июля) 1903 был пострижен в монашество, 30 июня (13 июля) 1903 возведён в сан иеромонаха и назначен настоятелем Свято-Троицкого общежительного подворья Саратовского Спасо-Преображенского монастыря в городе Хвалынске. Вёл миссионерскую деятельность среди чувашей.

В 1905—1908 — иеромонах Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.

С 13 (26) января 1909 года — смотритель Архангельского духовного училища.

С 15 (28) октября 1909 года — иеромонах Александро-Невской Лавры.

С 22 ноября (5 декабря) 1910 года — настоятель Зеленецкого Троицкого монастыря Петроградской епархии, архимандрит.

С 21 февраля 1918 года — наместник Александро-Невской Лавры.

Епископ

Согласно указу Святейшего Патриарха Тихона и Священного Синода № 3716 от 2/15 декабря 1919 года была создана Уржумская епископская кафедра. По тому же указу её возглавил как епископ Уржумский, викарий Вятской епархии архимандрит Виктор (Островидов), наместник Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры.

8 января 1920 года хиротонисан во епископа Уржумского, викария Вятской епархии.

В 1919—1920 годах подвергался кратковременным арестам. В 1920 приговорён Вятским губревтрибуналом к лишению свободы до окончания войны с Польшей, за то, «что агитировал против медицины» (во время эпидемии тифа просил паству усилить молитву об избавлении от болезни) через пять месяцев освобождён.

С 1920 года — епископ Слободской, викарий Вятской епархии.

С 14 сентября 1921 — епископ Глазовский, викарий Вятской епархии.

Решительно выступил против обновленческого движения. Писал своей пастве: «…умоляю вас, возлюбленные во Христе братья и сестры, а наипаче вас, пастыри и соработники на ниве Господней, отнюдь не следовать сему самозванному раскольническому соборищу, именующему себя „церковью живой“, а в действительности „трупу смердящему“, и не иметь какого-либо духовного общения со всеми безблагодатными лжеепископами и лжепресвитерами, от сих самозванцев поставленными».

12 (25) августа 1922 был арестован и отправлен в тюрьму в Москву. 23 февраля 1923 приговорён к трём годам ссылки, которую отбывал в маленькой деревне в Нарымском крае Томской губернии. В 1926 вернулся в Вятскую епархию.

14 мая 1926 в пятый раз арестован за организацию нелегальной епархиальной канцелярии и 20 августа 1926 по постановлению ОСО КОГПУ приговорен к высылке на три года в город Глазов Вотской АО, жил в помещении под колокольней Никольского собора.

Во время своего краткого пребывания в Москве после освобождения из тюрьмы архиепископ Виктор встретился с Заместителем Местоблюстителя Патриаршего престола митрополитом Сергием (Страгородским) и в соответствии со своим местом ссылки был назначен епископом новообразованной Ижевской и Воткинской епархии (в границах Вотской автономной области), временно управляющим Вятской епархией.

16 сентября 1926 года Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополит Сергий издал указ о преобразовании Ижевского викариатства в самостоятельную епархию, «главным образом в целях положить конец Ижевской церковной смуте».

1 октября 1926 года освобожденный из Бутырской тюрьмы владыка прибывает в г. Глазов.

В оппозиции митрополиту Сергию

Резко негативно отнёсся к Декларации Заместителя Патриаршего местолюстителя митрополита Сергия (Страгородского).

Вскоре последовал указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Синода о разделении Воткинской (Вотской) епархии между 5 соседними епархиями. В октября 1927 года епископ Виктор направил митрополиту Сергию письмо с критикой «Декларации» и просьбой не закрывать Воткинскую кафедру.

В июле 1927 года был перемещён на должность епископа Шадринского, викария Екатеринбургской епархии с правом управления последней. Нового назначения не принял.

16 декабря 1927 года сообщил письмом митрополиту Сергию, что отказывается от назначения епископом Шадринским; письмо также содержало резкую критику «Декларации», которую он назвал «глумлением… над нашим исповедничеством за истину Божию» и «отречением от своего спасения» к письму приложил составленное им тогда же «Письмом к ближним», в котором называл Декларацию явной «изменой Истине» и предупредил паству, что если подписавшие воззвание не покаются, то «надо беречь себя от общения с ними». В том же месяце Духовное управление Воткинской епископии приняло постановление о прекращении епархией молитвенно-канонического общения с митрополитом Сергием (Страгородским) и единомышленными ему епископами как предавшими Церковь Божию на поругание, впредь до их раскаяния и отречения от Декларации. Это постановление было утверждено епископом Виктором.

После получения сообщения о назначении епископа Онисима (Пылаева), Глазовское духовное управление 22 декабря постановило «до покаяния и отречения» митрополита Сергия от «Декларации» воздержаться от общения с ним и разделявшими его взгляды епископами, признать Виктора своим архиереем, именовать его «епископом Глазовским и Воткинским». Архиепископ Виктор решил до созыва епархиального съезда не менять титул и именоваться Ижевским и Воткинским.

23 декабря 1927 года постановлением Временного Патриаршего Священного Синода «о раздорнической деятельности управляющего Свердловской епархией епископа Шадринского Виктора» был запрещён в служении Синодом митрополита Сергия, запрещения не признал.

Епископ Онисим доложил о решении Глазовского духовного управления митрополиту Сергию, затем, руководствуясь распоряжением Синода, запретил в священнослужении отделившееся духовенство. В ответ архиепископ Виктор прислал в ижевский Покровский собор 2 телеграммы с распоряжением о прекращении общения Воткинской епархии с митрополитом Сергием и неподчинении епископу Онисиму.

В начале 1928 года завязал переписку с ленинградскими иосифлянами. В марте он составил резкое «Послание к пастырям», в котором критиковал митрополита Сергия за увольнение с кафедр арестованных и сосланных архиереев.

4 апреля 1928 года был арестован в Глазове. Обвинён в том, что «занимался систематическим распространением антисоветских документов, им составляемых и отпечатываемых на пишущей машинке. Наиболее антисоветским из них по содержанию являлся документ — послание к верующим с призывом не бояться и не подчиняться советской власти как власти диавола, а претерпеть от неё мученичество, подобно тому, как терпели мученичество за веру в борьбе с государственной властью митрополит Филипп или Иван, так называемый „креститель“». 18 мая 1928 года приговорён по постановлению ОСО КОГПУ по ст. 58-10 и 58-11 УК РСФСР к трём годам лагерей. Перед отправкой в лагерь он передал свои приходы в управление епископу Гдовскому Димитрию (Любимову), возглавлявшему на тот момент Иосифлянское движение.

В Соловецком лагере

С июля 1928 года находился в заключении в Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), работал бухгалтером канатной фабрики. Участвовал в тайных богослужениях вместе с другими епископами и священниками, находившимися в заключении. Среди них были епископы Нектарий (Трезвинский), Иларион (Бельский), Максим (Жижиленко). Весной 1930 года переведён на материк (командировка Май-Губа). Информация о том, что, будучи на Соловках, он примирился с митрополитом Сергием, не подтверждается источниками.

По воспоминаниям профессора И. М. Андреевского, также бывшего заключённым на Соловках, «владыка Виктор был небольшого роста, всегда со всеми ласков и приветлив, с неизменной светлой радостной тонкой улыбкой и лучистыми светлыми глазами. „Каждого человека надо чем-нибудь утешить“, — говорил он и умел утешать всех и каждого. Для каждого встречного у него было какое-нибудь приветливое слово, а часто даже и какой-нибудь подарочек. Когда после полугодового перерыва открывалась навигация, и на Соловки приходил первый пароход, тогда обычно владыка Виктор получал сразу много вещевых и продовольственных посылок с материка. Все эти посылки владыка раздавал, не оставляя себе почти ничего».

Ещё один его соузник, будущий академик Д. С. Лихачёв писал о той роли, которую, по его мнению, играл епископ Виктор на Соловках:

Иосифлян было большинство. Вся верующая молодежь была с иосифлянами. И здесь дело не только в обычном радикализме молодежи, но и в том, что во главе иосифлян на Соловках стоял удивительно привлекательный владыка Виктор Вятский (Островидов). Он был очень образован, имел печатные богословские труды, но видом напоминал сельского попика. Встречал всех широкой улыбкой (иным я его и не помню), имел бороду жидкую, щеки румяные, глаза синие. Одет был поверх рясы в вязаную женскую кофту, которую ему прислал кто-то из его паствы. От него исходило какое-то сияние доброты и веселости. Всем стремился помочь и, главное, мог помочь, так как к нему все относились хорошо и его слову верили.

В северной ссылке

По постановлению ОСО КОГПУ по пересмотру дела 10 апреля 1931 приговорён к ссылке в Северный край на три года. Жил в деревне Караванная вблизи райцентра Усть-Цильма. Освобождён из лагеря 11 июля 1931 и сослан в город Онега. 13 декабря 1932 был арестован в ссылке, 10 мая 1933 вновь приговорён по ст. 58-10 и 58-11 УК РСФСР к трём годам ссылки — в тот же Усть-Цилемский район, в отдалённое село Нерицу. Там тяжело заболел менингитом и 2 мая 1934 года скончался. Был похоронен на сельском кладбище в с. Нерица Усть-Цилемского района Северного края (ныне центр Муниципального образования сельского поселения «Нерица» Усть-Цилемского района Республики Коми).

В своем последнем послании 1934 г. епископ Виктор так выражал своё мнение о церковной политике митрополита Сергия:

Являясь во всей своей деятельности еретиком антицерковником, как превращающий Святую Православную Церковь из дома благодатного спасения верующих в безблагодатную плотскую организацию, лишенную духу жизни, митр. Сергий в то же время через своё сознательное отречение от истины и в своей безумной измене Христу является открытым отступником от Бога Истины. И он без внешнего формального суда Церкви (которого невозможно над ним произвести) «есть самоосужден» (Тит. 3, 10-11).

Канонизация и почитание

В 1981 году решением Архиерейского Собора Русской православной церкви заграницей канонизирован в лике священномученика со включением Собор новомучеников и исповедников Российских с установлением памяти 2 мая.

1 июля 1997 года святые мощи владыки были обретены нетленными на кладбище села Нерица, после 63-летнего пребывания их в болотистой почве.

Мощи Святителя были отправлены в Москву, а 2 декабря (н. ст.) 1997 года состоялось перенесение мощей в храм святого Александра Невского Свято-Троицкого Макариевского женского монастыря в Кирове.

C 2005 года мощи находятся в Вятском Спасо-Преображенском женском монастыре.

Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 для общецерковного почитания.

Храм во имя мученика Виктора (Островидова) построен в селе Вотча Республики Коми.

На его первой кафедре в городе Уржуме Кировской области, по благословению Митрополита Вятского и Слободского Хрисанфа устроена часовня в честь священноисповедника Виктора, первого епископа Уржумского. Часовня устроена в честь 90-летия пребывания святого на кафедру и начало его исповеднического подвига.

Труды

• Заметка о человеке. СПб, 1905.
• Неделовые люди. Три лекции по поводу героев Максима Горького. СПб., 1905.
• [catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=print_page&pid=173 Послание]

Награды

• Наперсный крест (январь 1909)

Литература

• Иоанн, митр. Санкт-Петербургский и Ладожский. Церковные расколы в Русской церкви 20-х и 30-х годов XX столетия — Григорианский, Ярославский, Иосифлянский, Викторианский и др., их особенности и история. 2-е изд. Сортавала: 1993.
• Игум. Дамаскин (Орловский), М. В. Шкаровский [www.pravenc.ru/text/158530.html Виктор (Островидов)] // Православная энциклопедия. Том VIII. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2004. — С. 428-432. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-014-5
• Поляков А. Г. Кожевников И. Е. Виктор (Островидов) — епископ Ижевский и Вотский. Киров, 2009, ISBN 978-5-85908-167-7.
• Поляков А. Г. Викторианское течение в Русской Православной Церкви. Киров, 2009.
• Поляков А. Г. Позиция епископа Виктора (Островидова) по отношению к церковно-политическому курсу митрополита Сергия (Страгородского). // КЛИО. Журнал для учёных, 2011, № 1 (52), С.43-47.
• Поляков А. Г. Ликвидация подполья викторианского течения в Русской Православной Церкви (в 1933—1940-х гг.) // Религиоведение, 2011, № 2, 34-41; relig-articles.livejournal.com/38218.html.
• Поляков А. Г. Церковно-монархическая крестьянская партия. // Власть, 2011, № 7, С.153-155.
• Поляков А. Г. Викторианское течение в Русской Православной Церкви: «раскол» или «оппозиция». // Известия Самарского научного центра Российской академии наук, 2011, Том 13 № 3 (41), С.235-239.
• Поляков А. Г. Сущность Викторианского течения в Русской Православной Церкви глазами сторонников митрополита Сергия (Страгородского) (октябрь 1927 — начало 1929 гг.). // Вестник Удмуртского университета. Серия: История и филология, 2012, № 1, С.127-130.
• Поляков А. Г. Викторианское течение в Русской Православной Церкви: от легальности к подполью. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «История и политические науки», 2011, № 2, С. 176—180.
• Poljakov, Aleksej G. Die viktorianische Strömung in der russischen orthodoxen Kirche am Anfang des 20. Jahrhunderts und das Verhältnis der Kirche gegenüber demsowjetischen Staat // Orthodoxes Forum: Zeitschrift des Instituts für OrthodoxeTheologie der Universität München, 26. 2012, 1, S.27-33 (Поляков А. Г. Викторианское течение в Русской православной церкви в начале 20 века, и отношение церкви к советской власти // Православный форум: журнал института православной теологии Мюнхенского университета, 26.2012, 1, С.27-33).
• Поляков А. Г. Викторианское течение в Русской Православной Церкви: факторы распространения (конец 1927—1928 гг.). // Религиоведение, 2012, № 1, С.38-47.
• Поляков А. Г. Взгляды епископа Виктора (Островидова) на Церковь и церковно-государственные отношения в начале ХХ в. — 1919 г. // Религиоведение, 2013, № 2, 46-51.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3848 Биография епископа Виктора (Островидова)] на сайте [www.ortho-rus.ru/ Русское Православие]
• [www.solovki.ca/new_saints_12/12_29.htm Епископ Виктор в Соловецких узах] на сайте [www.solovki.ca/index.php Соловки энциклопедия]
• [catacomb.org.ua/modules.php?name=Pages&go=print_page&pid=173 Священномученик Епископ Виктор (Островидов). Краткая биография и Послание]
• [www.days.ru/Life/life4781.htm Священномученик Виктор (Островидов), епископ Глазовский] на сайте [www.pravoslavie.ru/ Православие. Ru]
• [krotov.info/spravki/persons/20person/1934ostr.html Епископ Виктор (Островидов)] в библиотеке Якова Кротова
• Кожевников И. Е. [www.bogoslov.ru/text/373834.html Частные вопросы биографии священноисповедника Виктора (Островидова)]
• Андрей Горбачев [rusk.ru/st.php?idar=70817 Святители Иларион (Троицкий) и Виктор (Островидов): к вопросу об отношении к декларации митрополита Сергия (Страгородского)] // «Русская линия», 11.05.2015

Отрывок, характеризующий Виктор (Островидов)

На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.