Вилар, Энрике

Энри́ке Вила́р Фигере́до (исп. Enrique Vilar Figueredo, 16 августа 1925, Мансанилья, Орьенте — 30 января 1945, Фюрстенау) — кубинский интернационалист, воспитанник советского детского дома, солдат и офицер РККА.

Куба и СССР

Энрике Вилар родился в городе Мансанилья в провинции Орьенте 16 августа 1925 года. Отец Энрике — Сесар Вилар работал каменщиком, грузчиком в порту. Он был одним из руководителей коммунистического подполья, боровшегося против режима Мачадо. В 1932 году Сесар Вилар арестован и посажен в тюрьму. Его жена Каридад Фигередо остается с четырьмя детьми без каких-либо средств к существованию.

Чтобы спасти детей Вилара, Международная организации помощи борцам революции организует их нелегальную отправку в Советский Союз под чужими именами. Первым, 22 августа 1932 г., в СССР отплыл на пароходе семилетний Энрике, где и провел два года в Московском детском доме имени Клары Цеткин. Там он научился говорить по-русски. Затем он стал воспитанником Ивановского интернационального детского дома имени Е. Д. Стасовой. Здесь жили более 160 детей зарубежных революционеров, говорившие на 27 языках.

В армии и на фронте

С нападением фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г., пятьдесят человек из воспитанников детского дома ушли на фронт, 17 из них, в том числе Энрике Вилар, погибли.

Вступить в Красную Армию Энрике Вилару удалось не сразу, а лишь по содействию Долорес Ибаррури в 1942 году, когда 16-летний Энрике написал ей письмо. В апреле 1942 года Вилар был направлен на учёбу в школу снайперов в Раменском районе, а летом 1943 — в Московское высшее общевойсковое командное училище имени Верховного Совета РСФСР. Учился он с отличием, осенью 1943 получил звание младшего лейтенанта, и в марте 1944 командование отправило его готовить курсантов в снайперскую школу в Дмитрове. Там он вместе с младшим лейтенантом В. Елисеевым жил на квартире у С. П. Щербаковой в доме № 62 на Пушкинской улице.

Однако Вилар и Елисеев подали заявление о переводе на фронт. В январе 1945-го младший лейтенант Энрике Вилар был распределен в 137-ю Горьковскую стрелковую дивизию (в составе 2-го Белорусского фронта) и назначен командиром взвода 409-го полка. За две недели боев военная часть продвигается на двести километров вглубь Восточной Пруссии.

Гибель

30 января 1945 г. в ночном бою за немецкое местечко Фюрстенау младший лейтенант Энрике Вилар погиб, из его взвода осталось лишь пятеро бойцов. Комсорг 409-го полка Семен Тарасов запомнил его последние минуты: «В этом бою младший лейтенант Энрике Вилар лично поднял взвод в атаку, в рукопашной схватке уничтожил четырёх фрицев. Лег за ручной пулемет и еще истребил много врагов. Я тоже в этом бою был ранен. Все были представлены списком к награде. Лейтенант-кубинец должен был получить орден Отечественной войны посмертно. Это наш долг — вручить орден его родным. Или я свой отдам».

После гибели

• Энрике Вилар похоронен недалеко от селения Бранево на севере Польши в братской могиле № 11 вместе с солдатами своего стрелкового взвода, погибшими в бою за Фюрстенау 30 января 1945 года.
• Мать, сестры и брат узнали о гибели Энрике Вилара только в 1949 году, через советское консульство в Гаване.
• За мужество и отвагу, проявленные в боях против фашизма в Великой Отечественной войне, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 февраля 1985 года кубинский интернационалист Энрике Вилар награждён орденом Отечественной войны I степени (посмертно).
• На Кубе Энрике Вилар — национальный герой, его именем названо военное училище, корабль и улица.
• В Дмитрове 26 декабря 2006 года по инициативе Российского Общества Дружбы с Кубой на стене дома где жил Энрике Вилар была размещена мемориальная доска с соответствующей надписью.

См. также

• МОПР
• Интердом

Ссылки

• [www.lajiribilla.co.cu/2005/n211_05/memoria.html Enrique Vilar Figueredo Dos patrias]
• [kisvalera.narod.ru/articles/vov/074.html Кубинский парень погиб за Россию]
• [www.interdom.info/pub.php?id=20 Мы будем сражаться вместе…]
• [www.prometej.info/publ/pr56.htm Ивановскому Интердому 75 лет!]
• [www.prometej.info/kuba/gk16.htm Связь судеб]
• [rksmb.ru/get.php?1794 Cuba — Si!]

Отрывок, характеризующий Вилар, Энрике

Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…