Виленский договор

Виленский договор — договор, заключённый между Ливонским орденом и Великим княжеством Литовским 31 августа 1559 года.

Предыстория

В 1558 году началась Ливонская война. За май-октябрь 1558 года русские войска взяли 20 городов-крепостей, после чего ушли на зимние квартиры в свои пределы, оставив в городах небольшие гарнизоны. Этим воспользовался новый энергичный магистр Готхард Кетлер. Собрав 10-тысячную армию, он решил вернуть утраченное. Однако небольшой успех Кетлера обернулся для ливонцев большой бедой. В ответ на действия Ливонской конфедерации, через два месяца после падения крепости Ринген русскими войсками был проведён зимний рейд. В битве при Тирзене ливонское войско было полностью разгромлено, и русские войска, захватив 11 городов и дойдя до Риги, в феврале вернулись домой с огромной добычей и большим числом пленных. После зимнего рейда 1559 года Иван IV предоставил Ливонской конфедерации перемирие с марта по ноябрь, не закрепив при этом свой успех.

Подписание договора

Во время перемирия (31 августа) Готард Кетлер заключил в Вильне с литовским великим князем Сигизмундом II соглашение, по которому земли ордена и владения рижского архиепископа переходили под «клиентеллу и протекцию», то есть под протекторат Великого княжества Литовского. 15 сентября подобный договор был заключён с архиепископом рижским Вильгельмом.

За защиту Орден передавал Великому княжеству Литовскому под залог юго-восточную часть Ливонии с городами Розитен, Лютцен, Динабург, Зельбург и Бавске, архиепископ Вильгельм — города Мариенхаузен, Ленневарден, дворы Лобань и Бирзен. По окончании войны Сигизмунд Август обязался возвратить эти земли за 600 тысяч гульденов Ордену и за 100 тысяч архиепископу. Верховная власть над этими территориями, составляющими примерно шестую часть всей Ливонии, оставалась у германского императора.

Итоги и последствия

Договор не предотвратил оккупации ливонских земель русскими войсками, однако послужил основанием для вступления Великого княжества Литовского в войну.

Публикации

Codex diplomaticus regni Poloniae et magni ducatus Lithuaniae / M. Dogiel. — Vilna, 1765. — T. V.

Литература

• Форстен Г. В. [www.runivers.ru/lib/detail.php?ID=329779 Балтийский вопрос в XVI—XVII столетиях] // Записки историко-филологического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. — Т. 1. — СПб.: Типография В. С. Балашева и К, 1893. — С. 242-243.

Отрывок, характеризующий Виленский договор

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.