Вилимовский, Эрнест

Эрнест Вилимовский
Общая информация
Полное имя	Эрнест Оттон Вилимовский
Прозвище	Ежи
Родился	23 июня 1916(1916-06-23) Катовице, Прусская Силезия, Германская империя
Умер	30 августа 1997(1997-08-30) (81 год) Карлсруэ, Германия
Гражданство	Польша Германия
Рост	172 см
Вес	68 кг
Позиция	левый нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1932—1934	Каттовиц	? (?)
1934—1939	Рух (Хожув)	86 (112)
1939—1940	Каттовиц	? (?)
1940—1942	Полицай Хемниц	? (?)
1942—1944	Мюнхен 1860	? (?)
1944	Карлсруэ ФФ	? (?)
1946—1947	Хемниц-Вест	? (?)
1947	Хамельн-07	? (?)
1948	Детмонд	? (?)
1948—1950	Аугсбург	? (?)
1950—1952	Оффенбург	? (?)
1952—1953	Зинген-04	? (?)
1953—1955	Кайзерслаутерн	89 (70)
1952—1953	Кёхлер	? (?)
Национальная сборная**
1934—1939	Польша	22 (21)
1941—1942	Третий Рейх	8 (13)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Эрнест Оттон Вилимовский (польск. Ernest Otton Wilimowski, нем. Ernst Otto Willimowski; 23 июня 1916, Катовице — 30 августа 1997, Карлсруэ) — польский и немецкий футболист, левый нападающий.

Карьера

Эрнест Вилимовский родился в семье силезцев, живших на польско-немецкой границе. При рождении Вилимовский получил имя Эрнст Отто Праделла (нем. Ernst Otto Pradella). Его отец Эрнст Роман (нем. Ernst-Roman) был убит на Восточном фронте. После войны его мать, Паулина (нем. Paulina), во второй раз вышла замуж, и, в возрасте 13 лет, Эрнест принял фамилию отчима — Вилимовский. В их доме чаще всего говорили по-немецки, а также часто использовали силезский язык.

Достижения

Командные

• Чемпион Польши: 1934, 1935, 1936, 1938, 1939
• Участник ЧМ-1938 И ОИ-1936
• Обладатель Кубка Германии: 1942

Личные

• Лучший бомбардир чемпионата Польши: 1934, 1936, 1939
• Второй результат в истории чемпионатов мира — 4 мяча в одном матче:05.06.1938 — ЧМ-1938 года в матче с Бразилией

Отрывок, характеризующий Вилимовский, Эрнест

«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.